Десятилетиями демократический капиталистический Запад противопоставлялся "тоталитаризму" неких иных систем, фашизма и коммунизма. Пропагандистская необходимость приравнять СССР к нацистской Германии привела к затуманиванию корней того и другого режима – тенденций, рождающихся именно в капиталистическом обществе. Стоит ли удивляться, что объявленный в 1990-х годах триумф либерализма породил нечто совсем иное?

Теодор Адорно и др. Исследование авторитарного характера. М.: Серебряные нити, 2016.

И в России, и в мире сегодня горячо обсуждают авторитаризм. Переход от победившего либерализма и "конца истории" к националистически настроенным лидерам невозможно понять, если не уловить его глубокой иронии.

Десятилетиями демократический капиталистический Запад противопоставлялся "тоталитаризму" неких иных систем, фашизма и коммунизма (в воплощении сталинского СССР). При этом вниманием обходился тот очевидный факт, что обе системы появились не в безвоздушном пространстве, а выросли из капитализма (буржуазный Февраль был бы невозможен, не будь Российская империя уже де-факто капиталистической страной, пусть и периферийной). Напротив, приход к власти коммунистов или нацистов обыгрывался как "мутация", случайность, манипуляция. Его основание видели либо в каких-то неустранимых психологических чертах, присущих массам (в случае фашизма таким образом прикрывалось его элитное происхождение), либо в теории заговора (коммунисты - агенты Германии, Британии, Сиона и пр.), либо в культурной неполноценности конкретных народов ("русские - нация рабов", проклятие немецкой культуры Томасом Манном и пр.)

Пропагандистская необходимость приравнять коммунизм к фашизму подталкивала "либеральных" исследователей и идеологов к подчеркиванию внешнего сходства и к затушевыванию внутренних различий двух систем, во многом связанных как раз с их происхождением, с теми различными тенденциями капиталистического общества, из которых они выросли.

Популярные сегодня в либеральных кругах сравнения, например, российской власти с феодализмом, - потому крайне двусмысленны. При желании их можно толковать как давно отмеченную левыми мыслителями тенденцию монопольного капитала увековечивать свою власть. Но скрытый (временами, впрочем, высказываемый) тезис здесь гласит: нужно свергнуть "феодалов" и установить "нормальный" капитализм, как на Западе. Причем эта идея легко дополняется тезисом об "архаичном мышлении" народа, принимающего "феодальную власть" и потому нуждающегося в перевоспитании "прогрессорами"-либералами. Интересно, что адресация к архаике удобна также для ультраправых и фашистов, таким образом скрывающих истинные основания предлагаемого ими проекта.

Научный базис для обсуждения авторитаризма во многом составили исследования фашизма Франкфуртской школой. В частности, "Исследование авторитарной личности" Теодора Адорно и его коллег-психологов Эльзы Френкель-Брюнсвик, Даниэля Левинсона и Невитта Сэнфорда. Хотя явная цель работы - выработка для западного общества "проитвоядия" против фашизма, по иронии, она оборачивается критикой хода именно капиталистического развития.

Авторы концентрируются на "безопасных" темах, вроде психоанализа или разбора манипуляций, осуществляемых фашистскими пропагандистами. Общественный фактор обозначается ими по ходу (хотя и весьма радикально), в тексте присутствуют явные недоговорки (вроде ссылки на классовую поляризацию капитализма, из которой, вероятно, и выводится классификация психотипов) и отсутствует четкий вывод. Сам язык характерен не только для Адорно, но и для многих западных левых, стремящихся скрыть свои мысли:

"Многочисленные черты современного общества указывают на возникновение нечто вроде тоталитарного режима, и едва ли можно сомневаться, что любой оттенок профашистского мышления, будь то религиозной или атеистической, националистической или пацифистской природы, является ли он теорией элиты или идеологией народа, был бы проглочен тоталитарным течением, которое мало озабочено внутренними противоречиями… Не внедряясь во всевозможные дивергентные формы жизни, фашизм ничего бы не достиг".
Теодор Адорно

Авторы делят людей на две категории: обладающих предрассудками и свободных от них. Это некие последовательные, доведенные до логического единства типы, характеризующиеся целой совокупностью черт: например, стереотипностью мышления, садомазохистскими тенденциями, стремлением подчинить свою жизнь авторитету, отказу от собственного мнения, четким, но одновременно бессодержательно-случайным делением на "своих" и "чужих". Они распадаются на подтипы, у которых из-за действия личных обстоятельств (авторы подчеркивают тут роль семьи - но и ее можно связать с общественным положением) оказываются выражены лишь некоторые отдельные черты. Типы, занимающие центральное место в исследовании, при этом прямо выводятся из общественных условий:

"Люди в такой степени образуют психологические "классы", в какой они созданы изменчивыми общественными процессами, и это относится, по всей видимости, в еще большей степени к нашей собственной стандартизированной массовой культуре, чем к прошлому времени. Психологически относительная ригидность наших Н и некоторых N отражает растущую ригидность, в соответствии с которой наше общество распадается на два более или менее отчетливо противостоящих друг другу лагеря. Индивидуализм, который противится нечеловеческой классификации, в конце концов может стать простой идеологической вуалью в таком обществе, которое на самом деле бесчеловечно и которое проявляет свое внутреннее насилие в классифицировании, классифицируя других людей".
Теодор Адорно

Однако информация о социальной позиции тех или иных подтипов дана очень кратко. В общем, склонность к фашизму проявляют "средние слои", теряющие свое положение (или чувствующие угрозу этого) под давлением крупного капитала (такую базу фашизма отмечал еще Эрих Фромм в "Бегстве от свободы"), а также потерявшие все перспективы "безработные" (подчеркивается их оторванность от производства), зачастую - криминальные элементы (стоит вспомнить, что по Марксу именно люмпен-пролетариат составил боевые отряды авторитарного Луи Бонапарта). Однако авторы замечают, что фашизация - это более общий тренд, охватывающий отнюдь не просто "неприспособившиеся" элементы:

"Психологически лечить предвзятых индивидов проблематично, так как они многочисленны и ни в коем случае не больны в обычном смысле слова. Они, как мы видели, по крайней мере часто, лучше приспособлены, чем непредвзятые индивиды".
Теодор Адорно

Двусмысленные формулировки авторов можно понимать так, что фашизм - это извращение определенных тенденций капитализма. Однако многое указывает и на то, что фашисты просто доводят эти тенденции до логического завершения. Например, в тексте проводится подробная аналогия между фашистским мышлением и тем, как мыслится при капитализме "нейтрализованная" религия (причем часто подчеркивается глубина и неслучайность этой аналогии). "Трюки" фашистских агитаторов основываются на рекламе и, вообще говоря, кажутся весьма типичными для современных политиков, как и желание затушевать противоречия общества и создать мнимое единство.

В одном месте фашисты определяются вообще как "новая элита", соперничающая со "старой" ("обладающей крупной собственностью"), причем этот конфликт должен разрешиться скорее не конфронтацией, а включением "старой" элиты в "более актуальную версию" власти - фашизма! Особенно ярко это соотношение проявляется в противопоставлении фюрера и президента, в котором фюрер внезапно оказывается более соответствующей духу времени фигурой:

"По существу, хулители президента чувствуют, что легальная власть, которую он воплощает, не полностью покрывается его реальной общественной властью, что решающие экономические силы находятся вне его сферы, в другом лагере. Поэтому его конституционные права воспринимаются как "нелигитимные" по сравнению с крупной промышленностью, которая является выражением сущности деловой культуры. Современные нападки на президента означают конфликт между формальной демократией и экономической концентрацией, который имеет тенденцию расширяться вместе с последней… В различных государствах концентрация экономического могущества достигла такой ступени, что те, кто обладает этим могуществом, действительно осуществляют то, что в "рациональном" индустриальном обществе сводится к абсолютному авторитету… Хотя авторитет, без сомнения, включает в себя реакционные элементы, идолопоклонство в слове "фюрер" является не просто возвратом к варварским привычкам мышления, но оказывается результатом позднего индустриального общества, на что, по крайней мере, нужно указать".
Теодор Адорно

Люди, свободные от предрассудков, оказываются у авторов в явно более слабом положении. Мало того, что они в целом оказываются менее приспособленными к капитализму - характерно замечание, что самый нормальный и сбалансированный по Фрейду подтип воспринимается в современном обществе как "незрелый". Эти подтипы либо до невротического нерешительны, либо близки к психозу из-за невозможности контролировать импульсы "Оно", либо вовсе находятся в негативной зависимости от авторитета и рискуют свалиться в сектантство.

Какие же контрмеры предлагают авторы? В основном - логическое опровержение фашистских доводов, вскрытие вскрывающихся за ними действительных интересов, механизмов манипуляции. Силе, опирающейся на объективные тенденции общества, противопоставляются логические аргументы. Кажется, что, по крайней мере, Адорно сделал отсюда все необходимые выводы. Он дистанцировался от всяких протестных движений (вроде протестов 1968 года) как бесполезных или даже вредных и сосредоточился на сохранении и развитии того сознательного начала, которое единственно можно противопоставить "объективным" общественно-экономическим тенденциям.

Но даже если принять исследование как адекватный слепок всей капиталистической системы, сами авторы отмечают, что фашистские агитаторы пытаются "направить революционные течения в собственное мыслительное русло" - т. е. революции все же не исключаются. Тенденции не есть детерминанты, и не только фашизм может воспользоваться "дивергентными формами жизни". Несмотря на неприятие Адорно, социалистическая революция в России, во многом "авторитарная", подстегнула развитие и в странах СССР, и в окружающем капиталистическом мире; благодаря ей был побежден фашизм, и история уже не пошла по изучаемому Адорно пути. Наконец, сведение фашизма к движению масс (самопроизвольному?), в отрыве его от элитной конъюнктуры, сильно искажает реальную картину, накладывает на всякое массовое движение ненужную печать бесовщины.

Возможные "ужасы тоталитаризма" заставили западных левых полностью отказаться от всякого "авторитарного" момента в революционном движении. Однако реальным основанием для этого может стать только доказанная (и теоретически, и на деле) возможность "чисто-демократической" революции, говоря языком Маркса - достаточность развития производительных сил. Хочется думать, что современный мир способствует демократизации протеста никак не меньше, чем 1917 год, породивший Советы. Не стоит впадать в крайности элитарно-авторитарной "модернизации" или анархизма.

Но чтобы найти правильное соотношение между авторитарным и демократическим элементом в сегодняшней политике, нужно прибегать явно не к отдельному психологическому исследованию. Разговоры за или против авторитаризма сегодня явно не могут вестись в отрыве от исследования его материальных оснований.

Дмитрий Буянов