Синьцзян. Китайский натиск на Запад. Часть 3

Так Синьцзян снова оказался под властью Китая. Вместе с землей китайцам досталось и местное население, состоявшее из уйгур (этнических тюрок), дунган (потомки китайцев-мусульман), казахов, киргизов, таджиков и узбеков. Естественно, все эти люди в лучшем случае не испытывали теплых чувств к новым хозяевам, а в худшем смотрели на китайцев как на очередных оккупантов.

Причем все эти разноязыкие народности исповедовали ислам, что еще больше отделало регион от остального цинского Китая.

Основную проблему цинской администрации составили уйгуры, лидеры которых считали, что их народ вполне способен создать собственное независимое государство.

В 1760 году китайцы учредили новую военно-административную единицу: имперское наместничество Синьцзян и принялись наводить тут свои порядки. В ответ то в одном, то другом районе Синьцзяна местные мусульмане брались за ножи и поднимали восстания, которые маньчжурские войска давили безо всяких сантиментов. Однако замирить регион до конца императорам так и не удалось, так что приходилось держать тут достаточно многочисленную армейскую группировку в 40 000 воинов. Чтобы ослабить сепаратистов. центральное правительство насильственно переселяло уйгур с юга региона на опустевшие после геноцида джунгар земли, а также активно поощряло переселение китайцев из центральных регионов страны на Запад. Кроме того, с берегов Амура в Синьцзян были переселены родственные маньчжурам племена сибо и солоны, для которых были построены особые военные поселения.

Кстати, уйгуры были далеко не первыми мусульманами в империи. Ислам проник в Китай еще в средневековье, и ко временам Цинской династии в стране было достаточно много мусульман и среди этнических китайцев-ханьцев. Этих людей называли дунгане. или хуэй-цзу. и маньчжурская власть относилась к ним с подозрением. Основная часть этих мусульман была сосредоточена в двух соседних провинциях - Шэньси и Ганьсу. Причем последняя граничила с Синьцзяном.

Религиозный вопрос, налоговый гнет, межнациональные противоречия приводили к тому, что ситуация в регионе была взрывоопасной. Более того, уйгуры восставали регулярно, а их соплеменники и единоверцы из соседнего Кокандского ханства регулярно оказывали поддержку всем антицинским выступлениям в Восточном Туркестане.

Несколько раз восставшим тюркам удавалось очистить от цинских войск целые области, но неизменно все выступления местного населения оканчивались поражением. Так было до середины XIX века, когда империя стала стремительно слабеть.

Сначала Китай с треском проиграл две войны с британцами, по итогам которых империя Цин выплатила Великобритании огромную контрибуцию, передала остров Гонконг и открывала китайские порты для английской торговли опиумом. В стране началась массовая наркомания и деградация общества, деньги уплывали в Англию, и Китай нищал, слабел и погружался в беспросветную коррупцию. Из-за этого государственная машина крайне ослабла, и против династии Цин начались восстания коренного населения. Самым страшным было восстание тайпинов, которое длилось полтора десятилетия. Восставшим даже удалось создать собственное государство, которое занимало часть южного Китая и насчитывало до 30 миллионов подданных.

Война между тайпинами и правительственными войсками велась с таким ожесточением, что в итоге стоила жизни более чем 20 миллионам человек, большая часть которых была мирными жителями.

Тайпины показали, что правительственные войска слабы и их можно побеждать. В результате по всему Китаю вспыхнули новые мятежи и восстания. В 1856 году восстали китайцы-мусульмане в провинции Юньнань на юго-западе Китая. Параллельно восстал народ Мяо, проживавший на юге Китая, и началось Восстание факельщиков - массовое вооруженное выступление крестьян в Северном Китае.

Казалось, что время империи Цин закончилось и маньчжурская династия вот-вот падет. Могли ли в такой ситуации остаться лояльными центральной власти тюркские подданные империи в Синьцзяне? Могли ли остаться в стороне от всеобщего пафоса войны с правителями-неверными мусульмане-дунгане? Разумеется, нет!

4 июня 1864 года в древнем городе Кучар за оружие взялись дунгане. По версии восставших - это был акт самозащиты: мол, злые маньчжуры хотели устроить резню местных жителей. Планировали ли имперские власти зачистку подозрительных лиц в регионе или нет - неизвестно, но как только прошел слух о предстоящих репрессиях, местные жители ему поверили. Городской гарнизон был очень быстро разгромлен и бежал, резиденция правителя и армейские склады были захвачены. Как водится, под шумок были разграблены лавки и склады торговцев-китайцев и учинен погром лояльного Пекину населения. Сразу же началось создание местной армии, на вооружение которой пошло трофейное оружие.

Победа восставших в Кучаре стала факелом, поднесенным к куче сухого хвороста. Независимо друг от друга в десятках различных мест мусульмане хватались за оружие и шли резать китайцев. Размах этого восстания был так велик, что сил ответить ударом на удар у местных цинских властей не было. В итоге верные императору войска запирались в крепостях, даже не вмешиваясь в события в сельской местности. Правда, и в городских цитаделях отсидеться не удавалось. Восставшие осаждали и штурмовали китайские твердыни, и к осени край был полностью в руках повстанцев.

Жившие в регионе китайские переселенцы, которых отряды восставших мусульман грабили и терроризировали, также включились в круговерть борьбы всех со всеми. Они создавали партизанские отряды и уходили с семьями в горы, откуда нападали на мусульман, помогая тем самым маньчжурским властям.

Отдельные маньчжуро-китайские гарнизоны держали оборону до весны 1865 года, а в городе Кашгаре китайский гарнизон оборонялся аж до сентября 1865 года. Однако эта отчаянная борьба отдельных гарнизонов была обречена без помощи от центральной власти. Однако все ресурсы империи были брошены на подавление тайпинского восстания, и Пекин не мог послать в Синьцзян ни одного крупного и боеспособного отряда.

В результате к середине 1865 года Синьцзян был полностью потерян для империи Цин. Однако повстанцы не смогли воспользоваться этим успехом, и вместо объединения всех сил и создания дееспособного государства они начали бороться за власть и контроль над наиболее богатыми городами края. При этом сразу же вспыхнули противоречия между тюрками и дунганами, да и среди самих тюрок не было единства. В итоге край оказался поделен между пятью новосозданными государствами: Кучарским и Кашгарским ханствами, Хотанским исламским государством и двумя султанатами: Урумчийским и Илийским.

Не остались в стороне от событий и соседи. Из кокандского ханства в восставший Синьцзян едва там полилась кровь, двинулись люди, готовые помочь единоверцам в их борьбе. Причем это были как уйгурские эмигранты, которым пришлось в свое время бежать из региона, опасаясь китайских властей, так и те, кому не было места в Коканде, где шла смута и борьба за власть, в которую активно включилась как Российская империя, так и Бухара.

Так что Кокандское ханство, еще недавно бывшее агрессивным и сильным хищником, в этот момент само было в весьма нестабильном состоянии и не могло официально вмешаться в синьцзянские события, грозившие столкновением еще и с империей Цин. Зато частным лицам Коканда было раздолье. Собирай ватагу головорезов и мчись на восток резать китайцев и набивать мошну законной военной добычей. Если повезет, то возьмешь под контроль какой-нибудь городок, объявишь себя его правителем - и знай собирай налоги, обеспечивая будущее своим детям-внукам.

Один из таких кокандских добровольцев по имени Мухаммед Якуб-бек появился в Кашгаре и быстро взял в свои руки власть над местными вооруженными отрядами, начав превращать их в настоящую армию. Это был человек, имевший за плечами богатый опыт боевых действий и политических интриг. За свою жизнь он успел побывать беком Ак-мечети, принять участие в провалившемся заговоре против правителя Коканда Худояр-хана, побыть беглецом в Бухаре, а после смены власти в Коканде вернуться домой и занять достойное место при новом хане. В 1865 году он воевал против русских в Ташкенте, а теперь был послан в Синьцзян, чтобы силой поддержать Бузург Ходжи, знатного уйгура, чьи предки несколько раз пытались взять власть над Кашгаром. При поддержке кокандцев Бузург Ходжа стал правителем города, но завоевать авторитет среди других местных лидеров и полевых командиров, чтобы начать объединение Синьцзяна, не смог.

Тогда за дело взялся Якуб-бек. Первым делом он усилил свою армию, предложив трем тысячам пленных китайцев и маньчжур принять ислам и стать его солдатами. Так как в противном случае пленников ждала смерть, то все они согласились. Кроме того, из числа местных добровольцев он создал регулярную армию, разделенную по родам войск. Это позволило взять под свой контроль окрестные регионы, а затем объединить под своей властью и более отдаленные районы Синьцзяна. Когда его власть укрепилась, он ввел принудительный рекрутский набор, обязав каждый населенный пункт посылать ему определенное число мужчин.

Находящиеся под его властью земли Якуб-бек назвал эмиратом Йеттишар, что в переводе с уйгурского значит Семиградье, а сам Якуб-бек был провозглашен его ханом под именем Бадоулет. Этими семью городами, из-за которых и возникло название, были Кашгар, Хотан, Аксу, Кучар, Курля, Гиссар и Яркенд. Чуть позже к эмирату был присоединен еще один древний и богатый город - Урумчи, так что государство стало состоять из восьми провинций, но название осталось прежним.

Затем войска Якуб-бека совершили два похода против созданного дунганскими повстанцами Урумчинского султаната, и к 1872 году этот регион Синьцзяна вошел в Семиградье, а дунгане, как изначально проживавшие тут, так и бежавшие из соседних китайских провинций, стали подданными Якуб-бека. В результате Йеттишар превратился в весьма жизнеспособное государство, тем более что правитель постарался модернизировать доставшиеся ему общество. Он провел ряд реформ, сократил число чиновников, но улучшил управляемость госаппарата, снизил налоги и отменил пошлины между провинциями, благодаря чему начала активно развиваться торговля. Также он позаботился о создании того, что сейчас называется инфраструктурой: строил караван-сараи, прокладывал каналы для орошения засушливых полей и так далее. Разумеется, как и подобает азиатскому диктатору, правил он жесткой рукой и не стеснялся использовать насилие и принуждение, но это давало результаты в виде улучшения жизни страны. Особым вниманием куб-бека пользовалась его армия, выросшая в численности до 45 000 человек.

Будучи опытным воином, он постарался внедрить все самое лучшее из возможного, хотя его ресурсы и возможности были сильно ограничены. Тут нужно сделать важное уточнение, хотя уже шла вторая половина XIX века, этот регион в своем развитии застыл на уровне позднего средневековья в Европе. И это касалось не только общественных отношений, культуры и экономики, но и военного дела.

Если в Америке и Европе уже давно в ходу были револьверы, дальнобойные нарезные винтовки и скорострельные пушки, то в Средней Азии и цинском Китае до сих пор основным оружием были сабли и копья, луки и примитивные фитильные аркебузы.

Сражаться против современных армий местные воинства не могли совершенно, что было доказано на практике как русскими в Среднеазиатских ханствах, так и англо-французами в Китае, однако против столь же отсталых в военном деле маньчжур воины Якуб-бека вполне могли действовать эффективно.

Помимо пехоты и кавалерии, разделенной на сотни, Якуб-бек создал отряд стрелков, вооруженных тайфурами – китайскими двухметровыми фитильными мушкетами с калибром в 20–25 мм. Несколько тысяч таких ружей было найдено среди захваченных у цинских войск трофеев. Рассудив, что с китайским оружием лучше справятся китайцы, Якуб-бек роздал тайфуры тем бывшим пленным, которые согласились принять ислам и влиться в его войско.

Каждый тайфур обслуживали сразу четыре бойца-"тайфурчи". Двое несли тяжелое оружие и держали его во время стрельбы, один нес запас пороха, пуль и фитиль, и еще один нес шомпол. В бою один боец клал конец ствола себе на плечо и плотно прижимал специальным жгутом, второй клал себе на плечо шейку приклада, а третий боец в это время должен был прицелиться и поднести к запальному отверстию тлеющий фитиль. Как вы понимаете, точность и скорострельность такого оружия были крайне низкими. При этом тайфур был еще и просто опасен для своего расчета, ведь из-за низкого качества пороша при стрельбе частенько происходили несчастные случаи: порох мог полыхнуть так, что стрелок рисковал получить ожоги лица. Чтобы этого не произошло, тайфурчи при выстреле отворачивал голову, что снижало и без того невысокую меткость выстрела.

Так что служба у тайфурчи была тяжелой и опасной, а в довершение всего, по приказу Якуб-бека им не полагалось больше никакого оружия. Если в бою враг мог подойти на расстояние сабельного удара, то шансы стрелков выжить стремительно приближались к нулю. Поэтому в сражениях отряд тайфурчи должны были прикрывать копейщики и лучники, а затем и стрелки с легкими ружьями.

Почему бы было не раздать тайфурчи хотя бы холодное оружие? Из соображений собственной безопасности. Личный состав этого отряда был набран из пленных китайцев, а значит априори считался малонадежным. Ведь кто-нибудь из тайфурчи мог попытаться сбежать в Китай или вообще убить тюрка. Так что им и не давали в руки ничего, что можно было бы использовать в одиночку.

Вообще же, китайцам, что местным, что бывшим цинским солдатам, отводилась вспомогательная роль. Помимо обслуживания тайфучи. их использовали на всяких тяжелых и неблагодарных хозяйственных работах.

Понимая, что после того как цинское правительство подавит мятежи в Китае, маньчжурские войска отправятся в Синьцзян, Якуб-бек, отправил своих представителей в Британскую Индию и Османскую империю. поручив им как минимум купить современное оружие и нанять инструкторов, а как максимум - добиться официального признания Йеттишара независимым государством.

Что британцы, что турки отнеслись к посланцам Якуб-бека благожелательно. Первые считали, что смогут использовать новое государство для давления на Россию и Китай, вторые были готовы поддержать единоверцев в борьбе с неверными, тем более что Якуб-бек официально признал турецкого султана своим сюзереном и владыкой всех мусульман. Так что в Семиградье отправились инструкторы и пошли караваны с современным оружием. Благодаря этому уже к середине 70-х годов в Йеттишаре помимо средневекового воинства появился и вполне современно вооруженный семитысячный армейский корпус. Помимо нового стрелкового оружия, для нужд армии были закуплены даже несколько горных батарей, ставших основой артиллерии эмирата. Кроме того, в армию активно набирались лихие головы из Индии, Афганистана и Среднеазиатских ханств.

Создание и перевооружение такой армии было если не чудом, то большим достижением правителя, но было дорогим удовольствием. Чтобы покупать оружие и содержать бойцов. куб-бек принялся увеличивать налоги, которые выбивал без жалости и сострадания, что не могло не вызвать раздражения у местных жителей. Вдобавок сам правитель был чужим для местных жителей и на основные должности в государстве поставил выходцев из Западного Туркестана, преимущественно уроженцев Андижана.

Многие из этих боевиков не отличались кротостью поведения и брали от жизни все, что было можно урвать. В результате вскоре уйгуры стали ненавидеть андижанцев так же сильно, как и китайцев.

То, что Якуб-бек разозлил местное население, было его второй большой ошибкой. Ну а первой было то, что на волне успеха он слишком переоценил себя и решил, что сможет договориться с Пекином. Якуб-бек был готов формально признать себя вассалом династии Цин, при условии, что китайцы не будут вмешиваться в его дела в Синьцзяне. Имперские дипломаты вели с ним переговоры, ничего официально не обещали, но обнадеживали, давая понять, что такой вариант реален. Однако на самом деле китайцы не собирались мириться с потерей своей западной провинции и готовились к военному походу против Якуб-бека. Он же, надеясь договориться с врагом, совершил огромную стратегическую ошибку - не стал захватывать самый восточный уйгурский оазис с городами Баркуль и Комул (Хами).

Значимость этого оазиса была вызвана особенностью местности. Между крайней западной оконечностью собственно китайской территорией, провинцией Ганьсу и пригодными для жизни районами Синьцзяна, находится четырехсот километровая полупустыня. Имеющихся там источников воды хватало одновременно на 500-800 человек. Более крупный отряд просто не мог дойти из Ганьсу до Синьцзяна. Единственная возможность перебросить большую армию из центрального Китая в Западный край - отправлять через пустоши поочередно небольшие отряды, которые, достигнув пригодные для жизни земли, должны были там оставаться и ждать, пока их товарищи не переправятся. Оазис Хами был как раз тем местом, где китайские войска могли накапливаться после перехода через засушливый край.

Так что города Комул и Баркуль, расположенные в этом оазисе, были замком, закрывающим единственный путь из империи в Синьцзян. Повстанцы это понимали, и когда только началось антикитайское восстание, несколько раз пытались захватить оазис. Однако маньчжурские солдаты и китайские переселенцы, зная, что им отсюда отступать некуда, дрались насмерть. В итоге Баркуль остался в руках верных династии Цин солдат, а Комул несколько раз переходил из рук в руки. Затем среди разных группировок восставших начались трения, вскоре переросшие в междоусобные столкновения, и гарнизон Баркуля смог вздохнуть свободнее. Пользуясь тем, что на несколько лет местным полевым командирам было не до штурма городов, китайцы смогли основательно укрепиться в оставшемся у них анклаве и превратить оазис в плацдарм для будущего похода на запад.

Когда Якуб-бек объединил под своей властью Семиградье и реорганизовал свою армию, у него теоретически было достаточно сил, чтобы вырезать малочисленных защитников Баркуля, но по какой-то причине он не стал этого делать. Возможно, это был с его стороны жест доброй воли, призванный склонить Пекин к переговорам.

Определенная логика в этом была. Среди китайской элиты единого мнения по поводу действий в Синьцзяне не существовало. Одни политики считали, что можно на некоторое время забыть о Западном крае и сосредоточиться на решении более актуальных проблем. Зато полководцы, чьи армии только что подавили многочисленные восстания, требовали двинуть в Синьцзян войска. Их можно было понять: многочисленные армии остались без дела, и в случае наступления мира их пришлось бы распустить. Соответственно, снизилось бы и влияние их командиров на политику.

В итоге победила точка зрения силовиков. Принц императорской крови, великий князь Чунь, сформулировал это в традиционном красочном стиле, заявив, что без возвращения Синьцзяна "Внутренний Китай станет как зубы, не прикрытые губами".

*****

Синьцзян. Китайский натиск на Запад. 4-я часть

Вернуть Западный край в состав империи был отправлен Цзо Цзунтан, опытный полководец, прославившийся победами над восставшими тайпинами и дунганами.

Воюя против повстанцев, он одним из первых китайских чиновников стал закупать современное западное оружие, а также привлекать в свои войска европейских инструкторов и наемников. Кроме того, он не скупился на оплату своих бойцов, и под его знамена стекались лучшие солдаты империи. В результате его армия стала представлять собой грозную силу.

Как известно, для войны нужны три вещи: деньги, деньги и еще раз деньги... В императорской казне не было средств, чтобы оплатить предстоящую войну, поэтому китайцы заняли 1 600 0000 фунтов стерлингов у британского Гонконгско-Шанхайского банка.

К подготовке новой войны имперские власти подошли серьезно. Армия вторжения была усилена новыми отрядами, и к началу похода на Семиградье под командованием Цзо Цзунтана было 95 000 человек, половина из которых была вооружена европейским оружием. Также у него имелось более полутысячи пушек, включая несколько десятков современных казнозарядных орудий. Кроме того, Пекин сумел договориться о взаимодействии с Санкт-Петербургом, который все активнее расширял русскую сферу влияния в Средней Азии. После присоединения Ташкента и Коканда в 1871 году русский отряд под командованием генерала Герасима Колпаковского взял под свой контроль долину реки Или в северо-западной части Синьцзяна, ликвидировав возникший там после антикитайского восстания Таранчинский султанат. В результате у России в этом регионе появился плацдарм, названный Илийским краем, с которого можно было начать покорение всего региона. Однако начинать завоевание Петербург не спешил, выжидая, откажется ли империя Цин от этого региона или нет. Если бы в Пекине решили окончательно уйти из Синьцзяна, то скорее всего, туда двинулись бы войска легендарного белого генерала Михаила Скобелева и Восточный Туркестан вслед за Западным был бы присоединен к России. Однако когда китайцы решили воевать против Йеттишара, российские власти предпочли свернуть планы экспансии, чтобы не произошло конфликта между двумя империями. Более того, китайское вторжение в Синьцзян рассматривалось как выгодное для России, ведь для русского правительства Якуб-бек был врагом. Во-первых, он уже воевал против русских под знаменами Коканда, во-вторых, став правителем Йеттишара, он признал себя вассалом турецкого султана. Россия же готовилась к очередной войне против Турции, так что разгром Якуб-бека китайцами был вполне в интересах России. В качестве жеста доброй воли русские власти разрешили Цзо Цзунтану закупать зерно для своих войск у российских купцов.

Приобретенное китайцами зерно из русских владений везли кружным путем в обход Синьцзяна под совместной охраной китайских кавалеристов и русских казаков.

Летом 1876 года китайские войска по караванным маршрутам двинулись на Запад. Не имея возможности из-за условий местности ввести в дело все свои силы, Цзо Цзунтан послал в поход сначала только тридцать тысяч человек, которые должны были обойти с севера основные войска Якуб-бека и уничтожить его союзников-дунган. Боевые части сопровождали специальные отряды, которые должны были заниматься ремонтом дорог и источников воды.

Первым под удар попал город Урумчи. Группировка восставших, оборонявшая этот важный центр, была разгромлена в полевом сражении и загнана в крепость Гумуди. Там мусульмане оборонялись еще четыре дня, но в итоге 18 августа 1876 были уничтожены. Причем за каждую принесенную отрубленную голову дунганина офицеры правительственных войск выплачивали своим солдатам денежное вознаграждение. Так что в крае начался настоящий геноцид, спасаясь от которого уцелевшие дунгане массово бежали в Россию.

19 августа китайские солдаты атаковали и захватили Урумчи, в котором не встретили серьезного сопротивления, так как местные войска уже были уничтожены, а свои регулярные части Якуб-бек сюда не прислал. Правитель Йеттишара пожертвовал частью своей земли (вместе с подданными, естественно), чтобы занять удобные для обороны позиции на горных перевалах и путях между оазисами. Тут он ожидал лобовой атаки, а китайцы в это время зачищали от мятежников брошенные Якуб-беком районы. Уйгуры и дунгане сопротивлялись отчаянно, но цинские войска просто перемалывали их благодаря превосходству в численности и вооружении.

Резня шла жуткая. Никто не щадил ни вооруженного врага, ни сдавшихся ни женщин с детьми. К концу 1876 года цинские войска заняли северо-западную часть Синьцзяна. За все это время 40-тысячная армия Якуб-бека не предприняла ни единой попытки атаковать китайцев и изменить ситуацию. Хотя у Якуб-бека были неплохи шансы победить, решись он дать сражение. Почему же он медлил?

Оказывается, в это время его посланцы спешили в Лондон, чтобы заручиться поддержкой заморской сверхдержавы. Узнав об этом, в столицу Британии отправилось и маньчжурское посольство. В самом Синьцзяне все замерло. Наступила зима, во время которой обеим армиям пришлось несладно, но цинские солдаты регулярно получали припасы, доставляемые с родины и закупаемые в России, а вот воинам Якуб-бека приходилось мерзнуть и голодать. Вдобавок они не понимали, почему правитель не отправляет их в бой, а потому их дух падал. Вскоре в мусульманском войске началось дезертирство и усилились внутренние противоречия между различными группировками.

Ну а весной Цзо Цзутан нанес новый удар. Скрытно перегруппировав свои силы, он в апреле 1877 года внезапно атаковал крепость Дабаньчэн, которая защищала стратегически важную горную дорогу через горы Тянь-Шань. Гарнизон сумел отбить первый штурм и даже устроить удачную вылазку, но шедший им на помощь крупный отряд Якуб-бека попал в засаду и был разбит. Вскоре после жестокого боя была захвачена и сама крепость. Тут Цзо Цзунтан не стал устраивать резню, а показал "пряник", отпустив всех пленных, кроме соплеменников Якуб-хана, и объявив, что воюет только с чужаками-андижанцами. Слухи о "добрых китайцах" мгновенно поползли по краю, и Якуб-бек приказал своему сыну Хак-кулы-беку укоротить длинные языки отпущенных китайцами пленных. Хак-кулы-бек не стал мешкать и казнил всех бывших пленных, каких сумел поймать. Те, кто ускользнул из его рук, кинулись в поисках защиты к китайским войскам. После этого начался массовый переход местных уважаемых людей на сторону Китая.

Зато поддержка пришла к Якуб-беку из Англии. Министерство иностранных дел Британской империи настоятельно предложило цинскому правительству прекратить войну, оставить Якуб-бека правителем Кашгара и всего прилегающего региона, при условии, что тот номинально признает себя вассалом Китая и будет периодически выплачивать дань. Боясь, что императорский двор уступит требованиям англичан, Цзо Цзунтана отправил в Пекин письмо, в котором писал:

"Возможно, что англичане поддерживают Якуб-бека, чтобы использовать его против России. Не будем гадать. Но то, что они уговаривают Китай признать созданное на его земле небольшое государство, означает не что иное, как их желание отхватить кусок от нашей страны… Сохранять на западе самостоятельное государство – все равно что толкать себя в беду. Ни в коем случае нельзя допустить существование власти Якуб-бека…"

Одновременно Цзо Цзунтан двинул в наступление свои войска, громя противостоящие им отряды Якуб-бека. А 30 мая 1877 года Якуб-бек внезапно для всех скончался. Сразу же поползли слухи, что его отравили, но так это или нет - одному Богу известно.

Смерть Якуб-бека привела к полному распаду его армии и государства и началу столкновений между различными полевыми командирами, чем воспользовались китайцы, оккупировавшие к концу года практически весь Йеттишар.

За исключением Илийского края, где уже семь лет стол русский гарнизон. Туда, а также в другие приграничные регионы Российской империи от войск Цзо Цзунтана бежало больше ста тысяч дунган и уйгуров, в том числе и много известных полевых командиров, включая и Бек-Кули-бека, сына покойного Якуб-бека.

Цзо Цзунтан потребовал выдачи беглецов, но получил отказ. Тогда в дело вступили дипломаты. Китайская делегация прибыла в Россию в 1879 году, и начались долгие и напряженные переговоры, во время которых предстояло определить новую русско-китайскую границу в Синьцзяне.

Россия была готова отдать восточному соседу две трети Илийского края, удержав за собой те районы, которые имели стратегическое значение для защиты русской Средней Азии. Вдобавок генерал-губернатор российского Туркестана Константин Кауфман рекомендовал взыскать с Китая крупную денежную контрибуцию в качестве оплаты за наведение порядка в долине Или.

В ходе переговоров, шедших в крымском Ливадийском дворце, сумма контрибуции была во много раз снижена, но зато русские суда получили право свободного плавания по реке Сунгари вглубь Маньчжурии. Кроме того, Россия не выдала ни одного из беженцев, заставив китайскую делегацию отказаться от этого требования. 20 сентября 1879 года договор о разделе Илийского края был подписан.

Казалось, что все разногласия разрешены, но едва подписавший договор китайский посол Чун Хоу вернулся домой, как его арестовали и приговорили к смертной казни, а заключенные им соглашения китайский император отказался признавать. Многие высшие чиновники империи Цин стали выступать за полное присоединение Илийского края, даже если для этого понадобится идти на столкновение с Россией. В воздухе отчетливо запахло войной.

Думаю, не будет преувеличением сказать, что у китайской элиты началось головокружение от успехов. Терзавшие империю несколько десятилетий мятежи и восстания были подавлены, армия модернизирована, внутренняя ситуация постепенно налаживалась. Так что им казалось, что пришло время отплатить европейцам за позорно проигранные опиумные войны и доказать всем, и прежде всего сами себе, что империя Цин снова великое государство.

Так что уступка даже небольшой части "своих" земель соседу воспринималась как оскорбление и позор. К тому же Цзо Цзунтан и другие цинские полководцы видели в нагнетании военной истерии шанс еще больше упрочить свое положение на китайском властном Олимпе. Оттого они всячески разжигали конфликт, побуждая императорское правительство к проведению жесткого внешнеполитического курса.

В России к угрозе войны отнеслись очень серьезно. Несмотря на то, что в военном отношении цинские войска серьезно уступали русским, у них тех одно очень важное преимущество - основные силы русской армии были в тысячах верст от предполагаемого театра военных действий и не могли быть быстро переброшены на восток. Исходя из этого, основную тяжесть предстоящих боев пришлось бы вынести на себе очень малочисленным русским подразделениям, расположенным в Туркестане и границах Монголии и Маньчжурии.

Туркестанский генерал-губернатор Кауфман, у которого под командованием было всего семь с половиной тысяч бойцов, просил перебросить ему на помощь из центральной России хотя бы одну пехотную дивизию и пару кавалерийских полков. С этими силами он планировал весной 1881 года начать активные боевые действия. Он собирался быстрым ударом отрезать Синьцзян от основного Китая и создать в крае два государства для уйгур и дунган, которые станут помощниками в борьбе с китайцами. Тем более что множество бывших антикитайских повстанцев было готово взяться за оружие, если у них будет шанс на успех.

Кроме того, русские войска в Приморье и Приамурье должны были вступить в действие, отвлекая на себя китайские силы.

Вторым этапом войны, по замыслу русских генштабистов, должны были стать удар русской армии из Забайкалья на Пекин и высадка 25-тысячного десанта на побережье Желтого моря, который двинулся бы навстречу основной армии. В итоге цинская столица получила бы удар сразу с двух сторон и неизбежно была бы захвачена.

Для поддержки сухопутной армии и защиты недавно построенного города Владивосток на Дальний восток из Балтики была отправлена внушительная эскадра под командованием адмирала С. С. Лесовского. Эти корабли не только защитили бы нашу дальневосточную базу и парализовали морские перевозки противника, но и могли серьезно угрожать приморским городам Китая.

Так что Петербург готовился к большой войне, но при этом вовсе не желал ее начала. Ведь боевые действия так далеко от основных центров империи потребовали бы просто астрономических расходов на перевозку в Китай войск и припасов.

Кроме того, у русских стратегов вызывали опасения огромная численность китайской армии и проведенные империей Цин закупки крупных партий европейского современного оружия, включая боевые корабли.

В Китае, несмотря на бравурные заявления генералов, многие чиновники также с опасением относились к столкновению с Россией.

Самые горячие головы охладил приглашенный в качестве военного эксперта британский генерал Чарльз Гордон. Этот офицер уже воевал в Китае, командуя отрядом наемников на цинской службе при подавлении восстания тайпинов. Тогда он действовал очень успешно и поэтому пользовался авторитетом у китайских военных.

После службы в Китае Гордон успел повоевать против русских в Крыму, так что мог сравнить потенциал и возможности противников.

И его вердикт был не в пользу цинских войск. Поэтому он рекомендовал увести императора и архивы из столицы в центральный Китай, сжечь пригороды Пекина для удобства обороны и готовиться к партизанской войне. По мнению британца, если бы удалось затянуть боевые действия хотя бы на пять лет, то Россия даже побеждая в сражениях, не выдержала бы расходов и капитулировала.

Нарисованная Гордоном перспектива сильно обеспокоила императорский двор. Ведь аристократы помнили, чем обернулись неудачи в опиумных войнах. Кто мог гарантировать, что если отступая перед русскими, императорская армия оставит какую-нибудь провинцию, там не вспыхнет новое крестьянское восстание?

Ведь маньчжуры были абсолютным меньшинством, и их власть над многомиллионными китайскими массами держалась исключительно на силе и интригах. Стоило имперской власти ослабнуть, а в условиях тяжелой и затяжной войны это было неизбежно, и последствия могли стать катастрофическими для династии.

Поэтому вдовствующая императрица Цы Си, правившая от имени десятилетнего императора, созвала "Цзюньцзичу" (Военный совет, высший орган империи Цин), на котором озвучила весьма необычное требование. Те из членов совета, которые выступали за начало войны, должны в случае поражения возместить императорской казне все траты на ведение боевых действий и из своих средств выплатить России неизбежную контрибуцию. Члены Цзюньцзичу проголосовали за это предложение, что заставило генералов еще раз хорошенько подумать о перспективах их амбиций.

Затем императрица отозвала в Пекин синьцзянского наместника Цзо Цзунтана, бывшего одним из главных идеологов партии войны. Генерал получил в столице солидный пост, но его верные солдаты остались в Западном крае, и теперь, не имея за спиной вооруженной опоры, Цзо не мог себя вести в политике так же активно, как прежде. Благодаря этому партия мира в Пекинском правительстве получила перевес, и снова начались переговоры с Россией.

В итоге между странами был достигнут компромисс: 80% Илийского края отходило к Китаю, а взамен Россия получала компенсацию в девять миллионов рублей серебром.