Вину за экспансию Ирана возложили на Россию
Эксперты назвали причину усиления Тегерана в Сирии

Игорь Субботин
Обозреватель-международник при главном редакторе НГ

Российское участие в антитеррористической операции в Сирии помогло Ирану укрепить свое влияние в этой стране. Такой вывод содержится в свежем докладе лондонского Международного института стратегических исследований (IISS), который называется "Иранские сети влияния на Ближнем Востоке". Авторы полуторагодового исследования утверждают, что в перспективе Иран смог бы выиграть от более тесного обмена разведданными с РФ после окончания боевых действий в Сирии.

До тех пор пока Воздушно-космические силы (ВКС) РФ не отправились в Сирию, у иранской военной кампании в этой стране было много слабых мест, признают в IISS. Главным инструментом Тегерана в конфликте исследователи называют подразделение "Кудс" в составе Корпуса стражей исламской революции (КСИР).

Командир "Кудс" генерал Касем Сулеймани, несмотря на широкое привлечение к боевым действиям иррегулярных формирований из других стран, испытывал потребность в авиаподдержке, новейшей артиллерии и в партнерах по спецоперациям. Учитывая историю отношений между Россией и Сирией и скепсис Кремля по поводу значения так называемой арабской весны, Россия стала "очевидным выбором" для Сулеймани, говорится в докладе IISS.

РФ, как утверждают авторы исследования, укрепила за собой репутацию иранского партнера благодаря готовности продавать Исламской Республике вооружение и ядерные технологии, дипломатической поддержке в Совете безопасности ООН, попыткам выстроить отношения с экс-президентом Ирана Махмудом Ахмадинежадом, а также посредничеству в заключении многосторонней "ядерной сделки". В докладе IISS говорится, что в июле 2015 года Сулеймани вылетел в Москву и провел переговоры с президентом Владимиром Путиным, для того чтобы обговорить взаимодействие двух стран в Сирии. В конце сентября 2015 года Совет Федерации РФ единогласно одобрил запрос Путина об использовании ВКС РФ. "Присутствие России и интенсивность ее операций (в Сирии. – "НГ") быстро возросли", – подчеркивают авторы доклада.

Исследователи отмечают, что в середине апреля 2016 года Россия использовала иранскую авиабазу Хамадан. "Впервые иностранное государство со времен Второй мировой войны действовало с территории Ирана, – говорится в докладе IISS. – Использование иранской базы было знаковым, учитывая конституционные запреты". Существенным с точки зрения российско-иранского партнерства авторы называют возвращение Алеппо под контроль сирийских правительственных сил. Авторы исследования считают возможным продолжение сотрудничества между Москвой и Тегераном в разведывательной сфере. Так, в IISS задаются вопросом, в какой степени "иранские возможности в киберсфере смогли бы получить выгоду от более тесного сотрудничества с Россией по разведывательным каналам после войны в Сирии".

Впрочем, стоит обратить внимание на то, что в высших эшелонах иранской власти нет однозначного мнения о необходимости тесных связей с Москвой. Недавний доклад американской аналитической корпорации RAND, в котором анализируются внутригосударственные дискуссии в Исламской Республике, свидетельствует о том, что образ РФ в глазах военной и политической элиты Ирана противоречив. Иранцы не хотят быть уязвимыми ни для какого иностранного вмешательства, отмечали исследователи RAND, называя сотрудничество между Москвой и Тегераном вынужденным. Причем, по распространенному мнению, большой потенциал конфликта для российско-иранских отношений таит в себе именно сирийское досье.

"Не стоит преувеличивать значение российско-иранских отношений, – заявил "НГ" эксперт Российского совета по международным делам Антон Мардасов. – Зачастую они носят популистский характер. Но стоит иметь в виду, что помимо Сирии Москва и Тегеран взаимодействуют на других треках – в Афганистане, на Каспии, в сфере военно-технического сотрудничества. Даже ухудшение отношений из-за сирийского досье вряд ли окажет фундаментальное влияние на качество связей. Понятно, что Россия и Иран по-разному глядят на постконфликтное устройство Сирии". Как полагает эксперт, Россия рассчитывает хотя бы на подобие компромисса из-за необходимости инвестиций в Сирию и из-за того, что сирийское правительство неспособно к серьезным операциям без всеобъемлющей поддержки с воздуха и без постоянных сделок РФ и Турции.

"Отсюда – разные взгляды Ирана и России на интеграцию оппозиции в Вооруженные силы Сирийской Арабской Республики (САР), – говорит Мардасов. – Хотя подобный вариант в некотором роде устраивает прагматичных иранцев: он делает их присутствие и их активность не столь выпуклыми в Сирии. Собственно, Иран уже давно поменял свой курс в САР на то, чтобы маскировать военную активность под экономические проекты восстановления сирийских институтов и инфраструктуры. Для России это не очень болезненно, потому что кто-то должен заполнять вакуум на фоне отсутствия большого интереса отечественных бизнесменов к САР, где нужно заключать контракты с слишком долгосрочной окупаемостью. А это могут позволить себе далеко не все игроки".

Аналитик отмечает, что в то же время для Москвы важно, чтобы в своих действиях Иран не переступал "красную черту", после которой некоторые сирийские районы становятся мишенью для израильских сил.

"В перспективе при дальнейшем ослаблении Демократических сил Сирии (многонациональный альянс, который занимает северо-восточные районы САР. – "НГ") Россия встанет перед выбором по поводу того, каким образом заполнить вакуум на востоке Сирии – втягиваться туда самостоятельно и формировать из местных сил некий буфер, который может быть простимулирован Эр-Риядом и Абу-Даби, допускать активизацию турецких спецслужб, которые работают с племенами, или допускать дальнейшее расширение иранского влияния, – отмечает Мардасов. – Некое компромиссное решение здесь возможно, но думаю, что Дамаск может сыграть на этой ситуации, поскольку передел внутренних ресурсов и сфер влияния он преподносит как результат российско-иранских противоречий, намеренно преувеличивая их".