Как русская девушка познакомилась с православными китайцами в церкви без священника

Об авторе: Ольга Васильевна Кладова – преподаватель иностранных языков, магистр прикладной лингвистики китайского языка.

Первый раз о православной церкви в Урумчи я услышала от случайной знакомой, будучи на учебе в этом городе в 2008 году. Для справки: Урумчи – административный центр Синьцзян-Уйгурского автономного района на северо-западе Китайской Народной Республики. Здесь проживают 13 народностей, и русские – одна из общин.

У меня сразу же появилось желание непременно побывать в храме. Найти его оказалось не столь простой задачей. Церковь затерялась в лабиринте старых улочек города, в той его части, где преобладает уйгурское население. Небольшое здание ничем бы и не отличалось от остальных, если бы не единственная маковка с небольшим крестом. Чтобы попасть туда, нужно миновать немного заброшенный парк и завесу чада уйгурских тандыров.

На стене красуется табличка с надписью на китайском "Православная церковь города Урумчи". Возле крыльца играют уйгурские ребятишки, с интересом глазеют на меня, пока я надеваю платок. Переступаю порог под песнопения Валаамской литургии, со стен строго взирают лики святых. Священника нет. Наверняка он появится позже, вот-вот должен выйти из алтаря, представляется мне. Минуты ожидания проходят впустую. Понимаю, что священника в этом храме сегодня не будет. Как мне расскажут потом местные прихожане, его никогда и не было: такова ситуация в православном сообществе этого региона. Местные прихожане уже привыкли к такому положению дел и довольствуются малым.

Нехитрое убранство и обстановка храма состоят из традиционного распятия, немногочисленных икон, столиков, одновременно служащих подсвечниками, люстры, свечного прилавка. За исключением пасхального времени, в храме никогда не бывает много народу, поэтому тесного молельного зала с лихвой хватает для размещения всех желающих совершить молитву. Богослужение происходит каждое воскресенье при помощи старенького музыкального центра. Пожилые прихожане (таких большинство), их дети и внуки ставят свечи, молятся. Мне слышится родная речь вперемешку с китайской.

История каждого из прихожан старого поколения по своей сути уникальна, но в большинстве своем эти пожилые люди – дети переселенцев довоенного времени, многие родились уже в межнациональных браках.

Знакомлюсь с китаянкой Натальей, женщиной лет сорока. На груди у нее красивый православный крестик оригинальной работы. Наталья объясняет: родственники из Австралии прислали, там проживает куда большая православная диаспора. Моя собеседница уже абсолютно не выглядит как русская и не говорит по?русски, но это не мешает ей считать себя русским человеком. Да и все остальные представители местной диаспоры, имеющие хоть каплю русской крови, настойчиво твердят, что они русские. Это вызывает во мне смешанные чувства: удивление и восхищение.

С Ниной мы сразу почувствовали друг к другу симпатию. Ее сын живет и работает в Австралии, часто приглашает к себе. Она возраста моей мамы, а я – возраста ее сына, и от этих маленьких совпадений у нас обеих еще теплее на сердце.

Вера всегда садится у свечного прилавка, ей далеко за восемьдесят, выстоять службу уже не получается. Она чуть ли не единственный из стариков русский по рождению человек. Сюда попала совсем маленькой девочкой, потом вышла замуж за китайца, как и остальные женщины подобной судьбы. У каждой из них есть личные, дорогие сердцу воспоминания о России. "А снегу-то, снегу зимой!", "А девушки-то все как на подбор – красавицы!" – каждая добавляет что-то свое. Так постепенно я перезнакомилась со всеми бабушками – Верой, Зоей, Зиной и другими.

Мужчины же в храме появляются редко, за исключением пары активистов общины, один из которых – церковный староста. На них лежит уход за храмом, коммуникация с различными государственными ведомствами и организация хозяйственных дел.

После службы происходит традиционное чаепитие на втором этаже храма. На стол ставится выпечка разных кухонь: русской, китайской, уйгурской. Во главе стола, конечно же, бабушка Вера, она старейшина на этом застолье. За трапезой на двух языках обсуждаются последние новости: "А вот Аня из Австралии звонила, а ей уж девяносто, но ничего, держится!"

Праздник праздников, Пасху, отмечают с размахом, ежегодно снимают целый этаж ресторана, и уж "там русский дух, там Русью пахнет!". При входе надо сдать по китайскому обычаю красный конверт с деньгами. Приходят и съезжаются все, кого весь год не было видно в храме. Русская песня с китайским акцентом так и льется. Приходит время танцев, и тут уж они всех мастей, и русские, и восточные. Наталья, ни слова не говорящая по-русски, приятно удивляет знанием русских песен. Дни рождения и особенно почтенные юбилеи празднуются таким же образом: огромный этаж ресторана и все те же лица. Так проходит год, уезжаю домой с осознанием того, что этих людей я буду помнить еще долго, но уезжаю без грусти.

Потом, по прошествии лет, в моей жизни еще будут четыре года в качестве прихожанки этого храма, и все те же бабушки Вера, Нина, Зоя, чаепития, разговоры, старенький музыкальный центр. "Ольга! Не дуй на свечи, туши о подсвечник!" – как сейчас слышится мне голос Зои. Да, в чужой монастырь со своим уставом не ходят, традиция есть традиция. Собираю всю волю в кулак, чтобы не сказать лишнего старому человеку, и безропотно все делаю согласно заведенной традиции. "Ты бегай, Ольга, пока молодая, сыта, обута, одета, о женихах не думай, сами прибегут", – опять вспоминается мне Зоя.

Незаметно пролетают и последующие четыре года, я взрослею, а мои бабушки стареют. Годы берут свое, оставляя лишь светлые воспоминания и надежду на то, что не исчезнет этот удивительный самобытный уголок мира. Язык, к сожалению, утрачивается поколениями, но вера, традиции, устои не должны быть потеряны. И я верю в то, что новые поколения синьцзянских русских, даже утратив родную речь, настойчиво будут твердить, что они все же русские, и продолжат посещать маленькую церковь в мусульманской части города и собираться на большие праздники в ресторане.

Приходит момент расставания. Последний визит в храм. Но покидать это место без грусти у меня уже не получается.