Финал последней войны СССР
"Советская армия делала то, что считала нужным, а душманы – лишь то, что могли"

Иван Иванович Тараненко
полковник, ветеран ВС, участник боевых действий.

Генерал-лейтенант Борис Громов после вывода советских частей из Афганистана в узбекском городе Термезе.

К середине 1980-х годов становилось все более очевидным, что война в Афганистане ложилась на плечи советского народа тяжелым бременем. Все больше осложнялось положение страны на международной арене. Пребывание крупной группировки войск в Афганистане требовало очень больших расходов. В разные уголки страны приходили борты с грузом 200. Все это вызывало в народе большое недовольство. Нужны были радикальные решения по выводу войск из Афганистана и прекращению войны.

На заседании Политбюро ЦК КПСС в ноябре 1986 года Михаил Горбачев заявил: "К настоящему времени мы уже шесть лет воюем в Афганистане. Если мы не изменим подходы, мы будем воевать там еще 20 или 30 лет. Мы должны в кратчайшие сроки положить этому конец".

Прошло еще несколько лет, наконец настал долгожданный день – 15 февраля 1989 года. Легендарная 40-я армия вышла из огненных гор Афгана. Даже невоенный человек может себе представить, что такое вывести 140-тысячную армаду по узким горным дорогам, обледенелым перевалам.

Но и в те последние на афганской земле дни солдаты продолжали гибнуть. До последнего мгновения отстреливался от напавших на пост душманов рядовой Владимир Стариков. На южном склоне Саланга в упор были расстреляны "КамАЗ" и его водитель рядовой Сергей Шельтяев. Не дождались жена и две дочки домой капитана Олега Шишкина. Он и его товарищи по вертолетному экипажу – лейтенант Павел Кроха и старший лейтенант Андрей Слушаев – сгорели в афганском небе за пять дней до окончательного вывода наших войск.

Потери могли быть более значительными. Долго никто не мог взять в толк, почему Ахмад Шах Масуд (хозяин Панджшера) все же дал нам возможность уйти через перевал Саланг по-тихому, без боев. Позже генерал Борис Громов признался, что вел двойную игру. Держал контакт через разведку с лидером Панджшера. Командующий 40-й армией передал Ахмад Шаху несколько писем. Была достигнута договоренность: мы не трогаем его, он пропускает наши войска.

Мог ли верить Громов Ахмад Шаху – этому влиятельному и достаточно сильному полевому командиру? Имел ли право идти по острию бритвы? Полевой командир был непредсказуем, нужен был тщательный анализ сложной ситуации. Борис Громов к этому времени служил в Афганистане уже третий срок и понимал, что Ахмад Шаху крайне выгодно, чтобы советские войска ушли спокойно, не тронув его. В этом случае он оставался единственной реальной силой в Афганистане, способной вести борьбу с режимом Наджибуллы. Если же советское командование, обеспечивая безопасность вывода, обрушит на него удары авиации и артиллерии, станут неизбежны потери – потери значительные. И тогда на первые роли выйдут другие – Гульбеддин, Раббани, то есть те лидеры оппозиции, которые всю афганскую войну просидели в Пакистане. Отдавать такой шанс хоть и единоверцам, но полностью продавшимся Западу и Соединенным Штатам лидерам Ахмад Шах не хотел.

Командарм договорился с Ахмад Шахом, приняв взаимные обязательства, которые обе стороны и сдержали. "Погибать никому не хочется, особенно в конце войны", – говорил бывший командарм.

Вооруженные отряды группировки Ахмад Шаха Масуда вышли в районы вдоль трассы. Против советских застав и постов ахмадшаховцы не предпринимали враждебных действий. Однако нападали на афганские транспортные колонны, расправлялись с водителями.

Представители командования 40-й армии и советского посольства в Афганистане по согласованию с афганским правительством вступили в контакт с группировкой Масуда, который действовал исподтишка. Ему предлагали взять под свою охрану большую часть трассы, подписать протокол – не грабить, не стрелять. Если это неприемлемо – не препятствовать охране дороги постами правительственных войск. Предложение принято не было.

В начале января 1989 года афганские посты стали, сменяя наши заставы, брать под контроль трассу, отряды Ахмад Шаха Масуда встретили их огнем. Это вызвало ответный удар по группировке Масуда. Завязались бои.

Жители окрестных кишлаков, спасаясь от огня, выходили на безопасную дорогу, ища у советских воинов защиты. Наше командование выделило специальное подразделение, машины, одежду, продовольствие, медикаменты. Население вывозили в безопасные места.

Ослепительными снегами встречал уходящие войска перевал Саланг. Здесь среди вершин Гиндукуша была очень сложная обстановка: огромные массы снега нависали над трассой. За одну ночь в районе перевала сошло около тридцати лавин. В снежном плену оказались шесть бронетранспортеров с экипажами. Быстро пришла помощь, людей откопали, никто не погиб.

Первая колонна советских войск отправляется на Родину. Перевал Саланг.

Трудно представить себе всю картину передвижения наших войск на сотнях километров афганских дорог, разглядеть под облепленной грязью броней лица водителей, командиров, проникнуть в замыслы штабов, почувствовать надежды тех, кто с застав и блоков смотрел вслед уходящим колоннам. Уже миновали перевал, успели пройти без единого выстрела колонны, вышли к Тушкургану, к Хайратону. Уже был виден желанный мост через реку, с напряжением всматривались друг в друга те, кто сидел на броне выходивших на родину войск, и те, кто встречал их на высоком берегу Термеза.

Командующий 40-й армией генерал-лейтенант Борис Громов привел свою армию к родному порогу. Сам вышел последним в лучших традициях русского офицерства: только когда за его спиной не останется ни одного человека, кому угрожала бы опасность, он переступит черту, отделяющую войну от мира. Чуть позже (во второй половине дня) покинули Афганистан советские пограничники. Они вышли буднично и неприметно.

Над замыкающим бронетранспортером полощется боевое знамя – там командующий. Не доезжая до советского берега, генерал спустился с брони и пересек красную линию пешком. Это было его право – привилегия солдата, пять с половиной лет провоевавшего в Афганистане.

Родина встречала своих сыновей. Громова же, выведшего тысячи парней к матерям, женам и невестам, не должен был встречать никто. Отец погиб в 1943-м на Курской дуге, сразу после войны умерла мать. Жестоким ударом судьбы стала гибель его жены в авиационной катастрофе. Лишь два сына, Максим да совсем малый Андрейка, жили в Саратове у дедушки и бабушки – родителей покойной жены.

Шел Громов, последний наш солдат на афганской земле, самый молодой генерал-лейтенант в Вооруженных силах, Герой Советского Союза, шел просто домой. И вдруг:

– Папа!

Под пулями ходил, снарядами обстреливался, а здесь вздрогнул:

– Максимка! Сынок!

Спасибо саратовским телевизионщикам: вылетая на съемки фильма о выводе войск, они включили в группу и 14-летнего сына командарма.

В Термезе и Кушке воинов-интернационалистов встречали их родные и близкие, многочисленные корреспонденты. Никто из высших руководителей СССР не посчитал нужным присутствовать при возвращении на Родину тех, кто долгие годы проливал кровь в далекой чужой стране. Все они оказались заняты другими – более важными государственными делами. На вопрос по этому поводу Эдуард Шеварднадзе ответил: "За все этапы вывода войск отвечали военные. А что, Горбачев должен был поехать на границу встречать военных? Или Шеварднадзе?"

А почему такое важное историческое событие не мог бы отметить президент СССР? Находясь на Кубе, я был свидетелем, как лидер кубинской революции Фидель Кастро лично встречал у трапа самолета или на причале воинов-интернационалистов, которые возвращались на Остров свободы.

Конечно же, Горбачев и его команда поспешили откреститься и от Афганистана, и от всего того, что там происходило. Натянув на себя маски миротворцев, всю ответственность они возложили на тех руководителей, кто принимал решение ввести войска в Афганистан и кто к тому времени давно уже умер. С какой болью об этом писал потом генерал-полковник Борис Громов: "Ведь не мы же должны были себя поздравлять. Попытка не заметить выхода 40-й армии из Афганистана стала очередной бестактностью тех, кто работал в Кремле".

В Афганистане Громов был трижды – и каждый раз в новом качестве. В начале комдив, потом генерал по особым поручениям начальника Генштаба, советник маршала Сергея Ахромеева, наконец, командующий армией. В общей сложности прослужил "за речкой" пять с половиной лет. И ему было обидно за такую "теплую" встречу.

О чем в ту минуту думал генерал, можно только гадать. О тех, кто сложил голову на земле, оставшейся за спиной, – их почти 14 тысяч? Об исполненном бойцами до конца воинском долге? Минутами позже Громов скажет об этом с трибуны:

– Мы выполнили свою задачу, исполнили свой долг. Это результат беззаветного труда солдат, сержантов, прапорщиков, офицеров, служащих Советской армии. Никогда не утихнет боль утрат, глубокая скорбь утрат, глубокая скорбь о тех, кто не вернулся живым на Родину.

Советский воин с достоинством и честью выполнил свой патриотический и интернациональный долг на древней земле Афганистана. Вдали от Родины совершили свои подвиги старший лейтенант Владимир Задорожный и ефрейтор Александр Корявин. Офицер и солдат. Владимир накрыл своим телом бандитскую гранату и спас товарищей, а Александр в бою заслонил собой командира.

Лейтенант Александр Демаков с небольшой группой бойцов попал в засаду. Банда была крупной, во много раз превосходящей горстку солдат. Офицер приказал подчиненным отходить.

– Отойдем все вместе, – заявили они.

– Вместе – значит, никто отсюда живым не уйдет. Отходите! Это приказ! Я их задержу. – Лейтенант вступил в неравную схватку с моджахедами. Был четыре раза ранен. Последней гранатой подорвал себя и наседавших на него врагов. Подчиненных спас. Удостоен звания Героя Советского Союза (посмертно).

В летопись воинских подвигов навечно вписаны имена Александра Стовбы, Николая Чепика и других воинов. Не сотни, а многие тысячи военнослужащих за образцовое выполнение своего конституционного и воинского долга награждены высокими государственными наградами.

… Над рекой, над площадкой, где стоит броня последней колонны, над многотысячной толпой встречающих повисает долгая минута молчания.

Звучат военные оркестры на высоком берегу Амударьи. Гремит медью марш, движутся, провожаемые взмахами рук, бэтээры с бойцами на броне. Так, оказывается, заканчиваются войны. Так закончилась для нас эта – афганская. Думается, объективную оценку наших действий в Афганистане дал Борис Всеволодович Громов в своей книге "Ограниченный контингент".

"Я глубоко убежден, – пишет он, – не существует оснований для утверждения о том, что 40-я армия потерпела поражение, равно как и о том, что мы одержали военную победу в Афганистане. Советские войска в конце 1979 года беспрепятственно вошли в страну, выполнили – в отличие от американцев во Вьетнаме – свои задачи и организованно вернулись на Родину. Если в качестве основного противника ограниченного контингента рассматривать вооруженные отряды оппозиции, то различия между ними заключается в том, что Советская армия делала то, что считала нужным, а душманы – лишь то, что могли".

Это была последняя война Советского Союза, но не последняя на Земле, поэтому 15 февраля 1989 года правительство Афганистана сделало заявление по поводу окончания вывода советских войск: "Сейчас, когда советские войска покинули территорию Афганистана, правительство РА от имени всего афганского народа выражает искреннюю благодарность народу и правительству СССР за их всестороннюю помощь и солидарность с борьбой за национальный суверенитет и территориальную целостность нашей Родины".