Сергей Лукьяненко: Сталин - это адреналин
Писатель Сергей Лукьяненко, о тех, на кого нет Сталина

Я бы не хотел жить в тридцатые годы. И Сталин тут ни при чем - меня больше смущают низкооборотные бормашины и отсутствие туалетной бумаги.

Впрочем, при Сталине я бы тоже не хотел жить. Как и подавляющее большинство населения, пусть даже и бормочущее каждый день - "Сталина на вас нет…"

Сталин - это не для жизни, это для выживания. И как правило даже не для своего. Сталин - это по колено в ледяной каше укладывать рельсы. Сталин - это штурвал от себя и горящий самолет во вражеский эшелон. Сталин - это все для фронта, все для победы, когда дома дети ходят с синими от голода губами.

Сталин - это адреналин, выплеснувшийся в умирающий организм. И окровавленный труп встает, сплевывает сквозь пеньки выбитых зубов кровавую юшку и поднимает бревно как дубину. И перестают кровоточить раны, и приходит новая сила, и губы шепчут "ну, кто следующий"?

Но на адреналине нельзя жить годами и десятилетиями. Люди к этому не приспособлены. Они вообще очень плохо приспособлены к мысли "нам нечего терять" и "лучше умереть молодым".

И когда человек шепчет, глядя в телеэкран с ржущими дегенератами или яхтами олигархов "Сталина на вас нет" - он вовсе не мечтает сам ехать в теплушке на стройки века или брать в руки винтовку. Он всего лишь приближается к мысли, что готов в бараке - но с этими. Потому что его достали олигархат и чиновничество, а их Сталин не любил куда больше, чем его - рядовой винтик в государственном механизме.

Потому Сталин, который умер жизнь назад, который был мгновенно проклят, оплеван и предан, остается живее всех живых. Тень его ходит неспешно над страной, скрипят его старые сапоги под ухом задремавших капиталистов, заставляя тех жалобно вскрикивать во сне и подергивать ручонками - будто полируя обувь Хозяина. Протертая шинель Сталина, отобранная когда-то в Питере у жалкого чиновника Акакия Акакиевича, шуршит своими полами о высокие заборы рублевских вилл и красные, будто кровь, кремлевские стены. Пахнет шинель землей обетованной - не той, что была обещана народу Израилеву и благоухает медом и молоком, а другой землей, обетованной всем нам, пахнущей сыростью и вечностью, и от этого запаха морщатся лица успешных бизнесменов и высоких чиновников, боящихся даже думать о смерти. Трубка Сталина плывет над руинами заводов, над обвалившимися трубами - и идет из ней в небеса жирный черный дым, и сыпется на землю легкий серый пепел - и там, куда он падает, вздрагивают сломанные разворованные станки, испускают слабый гудок паровозы, дрожат на ветру обрывки колючей проволоки. Любовь Сталина тянется за ним как шлейф - страшная, черная, кровавая, но любовь, а не презрение или ненависть, и кто вдыхает ее - начинает выть от тоски и бессилия.

И пока не умолкнут те, кто ненавидит "эту страну", которую Сталин любил, пока не прекратят оглуплять народ, который Сталин любил, пока не прекратят воровать и жрать в три горла - чего Сталин не любил, тень его будет бродить над страной. И однажды она почувствует под собой тело, чье сердце способно ее вместить и вынести. Войдет в него - и скрюченная рука откроет черно-зеленую пачку "Герцеговины Флор"…

Я бы не хотел жить при Сталине. Надеюсь, что и вы тоже. Но это зависит не от меня и не от вас. А от тех, Сталина на кого нет.