Об авторе: Юрий Юрьевич Кофнер – приглашенный научный сотрудник Сколковского института исследований развивающихся рынков, главный редактор аналитического портала "Евразийские исследования".

27 мая 2020

Саммит лидеров стран ЕАЭС вызвал немало претензий к евразийскому интеграционному проекту. Кадр из видеозаписи со страницы президента Казахстана в Twitter
Недоитоги саммита лидеров стран Евразийского экономического союза, прошедшего 19 мая в дистанционном формате, стали поводом для многих снова напомнить о своих претензиях к евразийскому интеграционному проекту.
На этот раз стороны не сошлись на механизме ценообразования по транспортировке голубого топлива. Президент Белоруссии Александр Лукашенко и премьер-министр Армении Никол Пашинян считают цену слишком высокой и предлагают переходить к единому внутрисоюзному тарифу, который был бы ближе к внутрироссийской цене. На это президент России Владимир Путин дал понять, что такое возможно только после более глубокой интеграции вплоть до фискального союза, чего даже нет в Евросоюзе. А президент Казахстана Касым-Жомарт Токаев вообще охладил всех, напомнив, что не надо забегать вперед, так как создание единых энергетических рынков заложено в союзном договоре только на 2025 год. По его мнению, перед тем как идти дальше, важно сейчас сначала убрать все оставшиеся препятствия, которые мешают свободной торговле на общих рынках союза, прежде всего на общем товарном рынке.
И действительно, нерешенных проблем и так хватает. Среди них: споры по поводу применения национальными ведомствами санитарных, фитосанитарных и ветеринарных мер, например между Минском и Москвой по молочной продукции или между Нур-Султаном и Москвой по арбузам и куриному мясу; претензии по отдельным изъятиям из общего таможенного тарифа ЕАЭС для третьих стран, например по подержанным иномаркам и ввозу сахара; жалобы на неправомерные ограничения транзитных поставок или, наоборот, по реэкспорту подсанкционной продукции, в частности по поводу казахстанского угля для Украины или "белорусских" креветок. И список далеко не исчерпывающий.
По расчетам Евразийского банка развития, нетарифные барьеры удорожают взаимную торговлю товарами в среднем на одну треть. Несмотря на неустанные усилия Евразийской экономической комиссии, совокупное число зарегистрированных препятствий не уменьшается, а, наоборот, увеличивается из года в год.
На этой почве закономерно растет число "евразоскептиков", а некоторые горячие головы в государствах-членах и вовсе призывают к выходу из союза.
Безусловно, о недугах евразийской интеграции и недоинтеграции говорить можно и нужно. Причем открыто и откровенно. Однако толковому спору мешают два искажения.
Во-первых, преобладающая часть комментаторов того или иного вопроса евразийской интеграции – это политологи, журналисты и национальные политики. Причем в обоих лагерях – сторонников и противников ЕАЭС. Но ведь наш союз – официально и в первую очередь чисто экономическое объедение. И поэтому для оценки его эффективности нужно прежде всего исходить из понятийного аппарата экономической теории, включающего, в частности, эффекты перелива, экономию масштаба, гетерогенность предпочтений и т.п. Публичному дискурсу об эффективности и целесообразности Евразийского союза нужен более взвешенный подход, основный на результатах эмпирических исследований.
Во-вторых, на фоне появления все новых сообщений в СМИ о тех или иных недостатках евразийской интеграции легко не замечать достижений евразийского проекта, которые по логике вещей воспринимаются как данность. И слишком часто представители стран-участниц вспоминают об издержках и "отказах", на которые они пошли в рамках союза, забывая о плюсах, полученных от участия в общих рынках объединения.
Оценить экономические итоги региональной интеграции можно по-разному. Например, с использованием различных компьютерных симуляций. Так, признанный Венский институт международных экономических исследований в 2018 году с помощью так называемой гравитационной модели выяснил, что благодаря созданию Таможенного союза фактическая взаимная торговля между государствами-членами была в среднем на треть выше в 2010–2015 годах, чем она могла бы быть без его учреждения. Наибольший "эффект создания торговли" заметен для Республики Беларусь.
Польза ЕАЭС и проделанная работа ЕЭК хорошо видны, если гипотетически снова ввести те барьеры к взаимной торговле между государствами-членами, которые удалось снять за последнее десятилетие. Так как компетенции Евразийской комиссии наиболее выражены на общем товарном рынке и в сфере трудовой миграции, то в рамках компьютерной "модели частичного равновесия" я оценил последствия трех гипотетических сценариев: во-первых, что будет, если между государствами – членами "бывшего" ЕАЭС ввести тарифные пошлины, то есть отказаться от Таможенного союза и свободной торговли товарами. Во-вторых, что будет, если распустить единое экономическое пространство, то есть если каждая страна введет собственные, отличные друг от друга технические регламенты и стандарты, санитарные, фитосанитарные и ветеринарные меры, правила конкуренции и субсидирования, антидемпинговые меры, требования к лицензированию поставщиков и т.д. В-третьих, я оценил последствия отказа от общего рынка труда и свободы передвижения рабочей силы.
Анализ показывает существенные издержки потенциальной евразийской дезинтеграции – в первую очередь для Белоруссии, Киргизии и Армении, – означающие, что именно они являются наибольшими выгодоприобретателями евразийского проекта.
Без Таможенного союза взаимная торговля товарами упала бы на 13 млрд долл., или на 22%. В результате общий ВВП стран союза был бы на 0,3% ниже каждый год.
Наибольшие потери от гипотетического возвращения таможенных постов и пошлин на внутренних границах испытали бы Белоруссия (–3,7% ВВП), Киргизия (–2,7%) и Армения (–1,1%). Менее заметный эффект был бы для Казахстана и России. Ежегодно их валовой внутренний продукт был бы на 0,8 и 0,1% ниже. Такая разница в эффектах логична ввиду различий в размерах экономик и относительной важности торговли с партнерами по ЕАЭС для каждой из стран.
Еще более существенными были бы потери от гипотетического роспуска единого экономического пространства и возвращения уже устраненных "нетарифных барьеров". В таком случае взаимная торговля товарами упала бы аж на 114%. Это ежегодные потери в размере 70 млрд долл. В итоге совокупный ВВП стран ЕАЭС был бы на 1,8% ниже каждый год. Это может показаться не такой уж большой цифрой, но нужно учитывать, что средний ежегодный прирост ВВП стран ЕАЭС в 2014–2018 годах составил 0,8% и прогноз среднего ежегодного экономического роста объединения на 2020–2024 годы, проведенный до коронавируса, составил 2,1%.
Страновые эффекты и вовсе удручающие: ВВП Киргизии был бы на 14,2% ниже, Армении – на 6,2, Казахстана – на 4,2%. Выход из единого экономического пространства ЕАЭС стал бы огромным ударом для белорусской экономики, которая сократилась бы на одну пятую часть (–20,3%). По сравнению с этим валовой продукт Российской Федерации сократился бы "лишь" на 0,6%, что объясняется большим размером ее экономики и относительной важностью для нее внешних рынков.
Потенциальный отказ от единого рынка труда и свободного движения рабочей силы привел бы к отрицательными последствиям, соизмеримым с роспуском общего товарного рынка союза. Внутрисоюзная миграция трудящихся упала бы более чем наполовину, из-за чего совокупный ВВП объединения был бы еще на 0,3% ниже ежегодно.
Наибольшие потери испытали бы нетто-доноры рабочей силы – Армения и Киргизия. В случае предполагаемой отмены преференций в рамках единого рынка труда ЕАЭС денежные переводы физических лиц в эти страны упали бы на 1,1 млрд и 1,7 млрд долл. соответственно. Для РА это означало бы сокращение национального дохода еще на 8,8%, для КР – на целых 20,8% дополнительно. Но ВВП стран ядра союза тоже сократился бы: у Белоруссии – на 0,8%, у Казахстана – на 0,3, у России – на 0,1%.
В совокупности гипотетический распад ЕАЭС сократил бы ВВП региона на 2,2%, и это означало бы экономический нокаут для всех государств – членов союза, кроме России: ВВП Армении упал бы на 15%, Белоруссии – на 21,1, Казахстана – на 4,6, Киргизии – на 35%. Валовой продукт Российской Федерации, может, и упал бы "только" на 0,7%. Но все это приводится еще без учета социального и военно-политического взрыва, весьма вероятного в случае, если страны вокруг российских границ впадут в глубокую экономическую рецессию.
При всех проблемах Евразийского союза одно очевидно: без него нам всем было бы гораздо хуже