БУДУЩЕЕ БОЛЬШОГО ТРЕУГОЛЬНИКА

СЕРГЕЙ КАРАГАНОВ
Ученый-международник, почетный председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике, председатель редакционного совета журнала "Россия в глобальной политике". Декан Факультета мировой политики и экономики НИУ ВШЭ.

Я обычно достаточно смело берусь за прогнозы. Но в этот раз былой уверенности нет. К мириадам противоречивых проблем и тенденций, которые все же просчитывались, прибавился "черный лебедь" – эпидемия коронавируса.

Это тяжкая проблема для многих стран, особенно для Италии. Но с исторической точки зрения это относительно обычная эпидемия. Если она и может серьезно повлиять на мировое развитие, то из-за двух факторов. Похоже, правящие элиты многих стран используют ее для того, чтобы прикрыть свои прошлые провалы или оправдать свою неспособность справиться со стоящими перед ними вызовами. Среди первых из них – загрязнение окружающей среды и изменение климата, быстрое обеднение среднего класса и рост социального неравенства, наконец, в целом исчерпанность нынешней модели капитализма, основанной на стимулировании бесконечного роста потребления. Стремление прикрыть и оправдать возвело проблему коронавируса в квадрат. А современная медийная среда возводит ее в куб.

Поэтому эпидемия может иметь действительно исторические последствия. Но никто не может знать – какие.

Я согласился на просьбу главного редактора этого журнала сделать прогноз и оценку развития отношений в треугольнике великих держав – России, Китая и США с российского угла зрения. Рискну.

Для удобства прогноза буду исходить из наиболее вероятного, с моей точки зрения, сценария. Основные тенденции последних лет – частичная экономическая деглобализация, ренационализация мировой политики и экономики, обострение соперничества США с Китаем, ослабление ЕС, многосторонних институтов в целом – будут подстегнуты начавшимся глубоким мировым экономическим кризисом. Все будет так же, но хуже.

Единственное светлое пятно в этом прогнозе – частичное смытие паразитических наростов с тела современных обществ и экономики – сдутие финансовых и информационно-цифровых пузырей, все больше заменявших реальную экономику и жизнь. Похоже в ее центр будет возвращаться семья, Вера, страна, реализация человека, прежде всего, через служение обществу. А среди профессий важнейшими вновь станут инженеры, врачи, полицейские, люди, производящие что-то реальное. Впрочем, в развивающемся мире эти ценности и не уходили.

***

Треугольник ведущих держав существует только виртуально из-за нежелания США сотрудничать с кем бы то ни было в попытке дать "последний бой" в защиту своей уходящей гегемонии. Он распадается на три пары отношений.

Российско-американские отношения никогда с 1950-х гг. не были столь враждебными. В США раздражены отказом России следовать в фарватере американского лидерства и самим ее возрождением. К тому же, восстановив свою стратегическую мощь, Россия, видимо, окончательно лишила США и Запад в целом военного превосходства – фундамента пятисотлетнего доминирования в политике, экономике, культуре, которое позволяло перекачивать мировой ВНП в свою пользу. Россия, как прежде СССР, старалась в первую очередь обеспечить свою безопасность. Но попутно, даже не стремясь, стала причиной этой исторической трансформации.

США начали развязывать конфронтацию еще с начала 2010-х гг. Когда в 2014 г. Россия остановила экспансию западных союзов, вернув Крым и поддержав восставший Донбасс, конфронтация переросла в открытую форму. Барак Обама мечтал обрушить Россию, "разорвать ее экономику на куски". Люди Дональда Трампа рассчитывали жестким давлением на Россию оторвать ее от Китая. Результаты обеих стратегий были противоположными. Хотя санкции и несколько замедлили российское экономическое развитие, Россия не уступила, внутренне консолидировалась и углубила сотрудничество с Китаем.

Но по дороге американская элита убедила себя в своей собственной, как теперь уже совсем очевидно, лживой пропаганде о том, что Россия вмешивалась в американские выборы и поддерживала Трампа. Эта пропаганда стала важным фактором американской внутриполитической борьбы. В этой ситуации рассчитывать на скорую нормализацию не приходится. Хотя Москва и пытается оздоровить обстановку. Нынешний уровень враждебности ей не нужен.

Да он и просто опасен. Вкупе с ухудшающейся ситуацией в военно-технической сфере – появляется все больше дестабилизирующих вооружений, разрушаются оставшиеся режимы ограничения вооружений, деградирует интеллектуальный уровень и ответственность элит ряда стран – эта враждебность увеличивает вероятность возникновения непреднамеренной войны и ее эскалации на уровень глобальной ядерной катастрофы. Пока политика Москвы в отношении США зиждется на "трех китах": на попытках снизить уровень конфронтации; на жестком, даже упреждающем военном сдерживании, в том числе через создание систем вооружений, делающих надежды на возвращение превосходства в стратегической области запретительно дорогостоящими; и на активизации экономических, политических, военных связей с незападными миром, на содействии дальнейшему развитию многополярности. Почти никто в Москве больше не рассчитывает на нормализацию отношений с США в ближайшие годы. Они, особенно учитывая их внутренний раскол, выглядят сверхненадежным партнером.

Сохраняется линия на относительную нормализацию отношений с Европой. Впрочем, и здесь серьезен скептицизм. Слишком неэффективен Евросоюз, по нарастающей погружающийся в проблемы своей собственной медленной дезинтеграции. Сильна и зависимость европейцев, даже уже и невыгодная, от США. Наконец, выяснилось, что современные западные демократии не могут существовать без врага. Им был коммунизм и СССР, а когда их не стало, западные элиты, попраздновав победу и увидев, что общества выходят из-под контроля ("популисты"), а привычные отношения (атлантизм) сыпятся, стали выдумывать врага. Им стала привычная Россия, "подрывающая демократию", читай, рушащая привычные порядки. До которых Москве дела нет – рушатся они и так, из-за внутренних противоречий. Особенное изумление вызывают обвинения в военной угрозе. И это при том, что Россия резко сократила численность своих вооруженных сил, тратит в разы меньше на оборону, чем даже только европейские страны НАТО.

Усиление конфронтации со стороны Запада мощно подтолкнуло российское движение на Восток. Оно началось еще во второй половине 2000-х гг. как преимущественно экономический проект, направленный на использование поднимающихся рынков Азии, отход от чрезмерной зависимости от западных рынков, развитие восточных территорий, выглядевших опасным вакуумом рядом с поднимающимся Китаем.

Но с усилением западного давления "поворот на Восток" стал приобретать геополитические очертания. Поворот, при всей его незавершенности, привел к качественным изменениям. Доля торговли с Европой, когда-то превалировавшая, сравнялась с азиатской.

Россия создала новое качество отношений с Китаем – вероятной первой сверхдержавой будущего. Они были дружественными, теперь стали полусоюзническими, когда нужно "самостоятельными, но никогда друг против друга". В Китае Россия получила увеличивающийся внешний источник капиталов, технологий и рынков сбыта для своей продукции – энергетической, сырьевой и все больше сельскохозяйственной. И что самое важное – безопасные восточные рубежи. Дело дошло до помощи Китаю в создании системы раннего предупреждения о ракетном нападении, укрепляющей безопасность обеих сторон и усиливающей стратегическое сдерживание США. Китай получил возможность опираться на стратегическую мощь России в своем противодействии американскому давлению. Россия – на китайскую экономическую мощь. Когда конфронтация с Западом была наиболее острой, Пекин, насколько известно, предлагал практически неограниченное кредитование. Москва решила обойтись своими силами. Страны договорились не соперничать друг с другом в Центральной Азии.

Элементы конкуренции сохраняются. В России, несмотря на весьма корректную политику Пекина, существуют опасения чрезмерной мощи Китая. Особенно учитывая его все более наступательную, хотя и не агрессивную политику в отношении меньших и зависимых стран.

Но пока и на ближайшие годы сближение выгодно обеим сторонам. Поворотом на Восток и сближением с Китаем Россия качественно сдвинула баланс сил в отношениях с Западом в свою пользу. Из ученика, готового платить за обучение и вхождение в клуб, которым она была или казалась еще 10–15 лет тому назад, она превратилась в балансира, центральную державу Евразии, которая геополитически, да и идейно "возвращается домой". Будучи в значительной мере культурно европейской, политически и социально Россия – во многом азиатская держава. Без сверхцентрализации и сильной авторитарной власти и без Сибири с ее бездонными богатствами страна не стала бы тем, что она есть и что определяет ее генетический код великой державы. С Китаем, при всем гигантском различии культур, ее объединяет и многое в общей истории. До XV века они были завоеванными частями самой большой в истории империи Чингисхана. Только Китай ассимилировал монголов, а Россия их все-таки выбила, но за два с половиной века впитала многие азиатские черты. Во время уходящего пятисотлетнего лидерства Европы – Запада – "азиатчина" считалась признаком отсталости. Но теперь, похоже, становится конкурентным преимуществом. И с точки зрения способности к концентрации ресурсов для жесткой конкуренции, и для борьбы с новыми вызовами, в частности, коронавирусом. Да и технологически Азия резко устремилась вперед.

Пока приходится исходить из продолжения, если не нарастания американо-китайского соперничества. Американская элита, вопреки рекомендациям своих последних стратегических мыслителей – Генри Киссинджера и покойного Збигнева Бжезинского – взяла курс на всеобъемлющее противодействие Китаю, по сути на новую "холодную войну". Надежда – использовать свои сохранившиеся от прошлой экономической системы позиции для "последнего боя". Но слишком поздно. Соотношение сил в мире кардинально изменилось. Он стал гораздо свободнее. В том числе и из-за лишения Россией Запада возможности диктовать свои условия силой. И строиться в фарватере политики США будет гораздо меньше стран.

В случае дальнейшего усиления американо-китайского соперничества, Россия не "сдаст" Китай. Но будет искать (и ищет) возможности расширения поля для маневра, стремясь улучшить отношения с частью европейских стран, сблизиться с ключевыми азиатскими странами – Индией, Японией, Южной Кореей, Вьетнамом, Турцией, Ираном, Египтом, Саудовской Аравией, государствами АСЕАН.

Не думаю, что Россия серьезно рискует оказаться в стратегической зависимости от Китая. Никакая зависимость от какого-либо внешнего центра для России, со священным для нее стремлением к суверенитету, неприемлема. Она не может быть "младшим братом".

И когда Запад попытался сделать ее таковым, он получил жесткий отпор. И китайцы знают об этом опыте. Равно как и о том, что Россия выбила или разгромила всех претендентов на мировую и региональную гегемонию – и наследников Чингисхана, и Карла ХII, и Наполеона, и Гитлера.

В военном и политическом отношении Россия самодостаточна. Но в экономическом, технологическом, цифровом – она нуждается во внешних рынках и партнерах. И она будет искать и находить их.

К сожалению, третьей опоры будущего миропорядка, третьей технологической платформы, которая была бы создана, не откажись Европа в пылу эйфории и стратегического слабоумия 1990-х гг. от создания единого пространства с Россией, не получилось. Но стремление начать новый тур сближения с Европой осталось. C учетом нового соотношения сил и новых реалий. Уже в рамках евразийской стратегии.

Будут создаваться два мягких суперцентра. Один – Америка плюс: англосаксы, часть европейцев. С колебаниями и мучениями США будут отходить от невыгодной в новом мире, где они уже не могут диктовать свои условия, роли глобальной сверхдержавы.

Будущее китайского "центра" неочевидно. Если Китай, следуя тысячелетней традиции Срединного царства будет пытаться сделать партнеров вассалами, ни Россия, ни Индия, ни Турция, ни Иран, ни Япония, ни Вьетнам, ни многие другие не подчинятся. И Китай останется просто могущественной державой с сетью зависимых государств в Азии, Африке, Латинской Америке.

Другой вариант предлагает Москва – через формирование официально поддержанного Пекином партнерства Большой Евразии – системы равноправных экономических, политических, культурных, цивилизационных связей, интеграционных группировок, в которой Китай играл бы роль первого среди равных. Такое партнерство в том или ином виде будет включать значительную часть западной оконечности Евразии – Европу. Уже сейчас очевидно, что при таком развитии событий ее северная и западная часть будут больше тяготеть к американскому центру, а Юг и Центр – к евразийскому проекту.

И в любом варианте Россия сможет играть выгодную роль – либо как балансир двух потенциальных гегемонов, гарант нового неприсоединения, либо как один из активных творцов нового партнерства, становясь не окраиной Европы и Азии, а Северной Евразией – одним из ее ключевых центров.

Журнал Limes || no. 5/2020, pp. 37-43