Последний губернатор Туркестана. Глава одиннадцатая

Триумф и трагедия Алексея Куропаткина
Из цикла Туркестанские генерал-губернаторы

Вновь Туркестан

В июле 1878 года Куропаткин получает чин полковника и 6 сентября назначается на должность заведующего Азиатской частью Главного штаба. Кроме того, по рекомендации генерала Н. Н. Обручева Алексей Николаевич занял вакансию адъюнкт-профессора Николаевской Академии генерального штаба по кафедре военной статистики. Бывший в это время начальником Академии генерал М.А. Драгомиров назначению на профессорскую должность молодого 30-летнего офицера не препятствовал, хотя впоследствии, отношения между двумя героями русско-турецкой войны испортятся и станут резко враждебными.

К своим новым обязанностям Алексей приступил, как всегда, в высшей степени ответственно. На посту заведующего Азиатской частью Главного штаба он огромное внимание уделяет разведке, в особенности на линии противодействия Британии в Центральной Азии, Афганистане и Западном Китае. Огромная роль на этом направлении отводилась географическим экспедициям, которые осуществлялись под эгидой Русского географического общества и возглавлялись офицерами Генерального штаба. К ним, в частности, относился выдающийся путешественник и разведчик, видный проводник русской имперской мысли конца XIX века, выпускник Николаевской академии Генштаба Николай Михайлович Пржевальский. С 1867 года он успешно возглавлял военно-научные экспедиции в Уссурийском крае, Северной Маньчжурии и Китае. В конце 1878 – начале 1879 года Азиатская часть Главного штаба, под начальством Куропаткина, вела усиленную подготовку очередной экспедиции Пржевальского, на этот раз в Тибет. В январе 1879 года Алексей Николаевич, тщательно проинструктировал русского разведчика, после чего Пржевальский отбыл в Туркестан, для проведения завершающего этапа подготовки к походу.

Выдающиеся путешественники и военные разведчики. Сидят (слева направо): П. К. Козлов, Н. М. Пржевальский, В. И. Роборовский. Во втором ряду (стоят) чины конвоя. 1888 г. Из коллекции Музея-квартиры П. К. Козлова (СПб.)

Время, свободное от походов и сражений, Куропаткин посвящает также и научной деятельности. В период 1878-1879 гг. выходят научные труды Алексея Николаевича: "Очерки Кашгарии" изданной в 1878 году в петербургской типографии В. А. Полетики. Через несколько месяцев Российское географическое общество публикует значительно расширенную и дополненную версию этой работы под несколько измененным названием – "Кашгария. Историко-географический очерк страны, ее военные силы, промышленность и торговля". В том же 1879 году выходит еще один труд Куропаткина "Туркмения и туркмены", в которой содержалось описание Туркменской степи, прилегающего к побережью Каспийского моря с востока Закаспийского края и бассейнов рек Атрек, Аму-Дарья, Мургаб и, частично, Герируд и Гюрген.

Казалось, что еще нужно человеку: высокая, хорошо оплачиваемся должность, профессорский статус, столичная жизнь, открывающая высокие перспективы в карьере, однако Куропаткин тоскует по походной жизни, сражениям, запаху степи, и молотковому перестуку лошадиных копыт. Поэтому неудивительно, что вняв уговорам Кауфмана, с которым состоял в переписке, Алексей не прослужив в Петербурге и года, вновь отправляется в Туркестан.

14 августа 1879 года полковник Куропаткин назначается командующим Туркестанской стрелковой бригады, той самой в которой он начинал свой боевой путь.

В это время главная проблема, над решением которой трудился туркестанский генерал-губернатор было взаимоотношение с Цинской империей, которая, как мы помним, разбив Якуб-бека, в начале 1878 года вышли к русским пределам. На отвоеванных землях началась жесточайшая расправа над мусульманским населением. Через три недели после занятия Кашгара китайцы полностью вырезали скрывавшихся в окрестностях урумчийских дунган. Земли и имущество восставших отбирались в казну. Началось массовое бегство жителей Восточного Туркестана на российскую территорию.

Цинский военачальник Лю Цзиньтан немедленно потребовал от России выдачи беглецов, - прежде всего, лидеров ополчения. Письма губернатору Семиреченской области Г.А Колпаковскому, а затем и туркестанскому гг. К. П. Кауфману были написаны угрожающе высокомерным, ультимативным тоном. Сообщая Кауфману о своих победах, китайский военачальник подчеркивал: "Мы заняли несколько сотен больших и малых городов и предали смерти более 100 000 (более 10 тюменей) разбойников", некоторые из них бежали в пределы Российской империи, в случае их невыдачи российскими пограничными властями, "я, Джунтанг, по повелению великого хана, буду преследовать Баянахуна (лидер дунганских повстанцев, В.Ф.) и в тех местах, куда он ушел…, не судите меня, когда я прибуду в ваши пределы".

В ответ на столь вызывающее письмо китайского генерала Колпаковский писал: "Вы заявляете высокомерно настоятельное и дерзкое требование от меня выдать дунган, какого-то Биянху и разных дунганских предводителей; для выполнения этого требования назначили 50-дневный срок, мало того, осмелились заключить свое грубое сообщение смешной угрозой о вступлении с войсками в наши владения, не помыслив о том, что имеете дело с представителями Державы сильной перед лицом всего мира своим могуществом и праву и что всякий шаг враждебности с вашей стороны будет опасным шагом для Вас и управляемого Вами края […] В наши владения пришли не преступники, а пришли до 5 тыс. душ бедных дунганских семей, искавших спасения от неистовств ваших войск… Дунгане эти, таким образом, приняты под покровительство российского императора, останутся на нашей земле и никакие притязания Ваши не будут приняты мною во внимание без приказания высшего нашего начальства".

К. П. Кауфман, в свою очередь, отвечая Лю Цзинь тану, писал, что узнав о занятии цинскими войсками Кашгара, "ждал Вашего извещения об этом событии, ожидая мирных и дружественных сношений, как подобает добрым соседям, однако был немало удивлен тоном и выражением сообщения. Такое нарушение границ повело бы Вас в столкновение с нашими военными силами; едва ли великий Богдохан одобрит действия, которые нарушают двухсотлетнюю дружбу между двумя великими империями".

Еще одной занозой, крепко сидящей в русско-китайских отношениях, была территориальная проблема. Дело в том, что восемь лет назад, в 1871 году, власть Цинской империи в Илийском районе, окончательно пала под ударами восставших мусульманских народов населяющих эту территорию: уйгур, дунган и некоторых других. Китайцы вынуждены были покинуть этот край, спасаясь от расправ, а на месте их бывших владений образовалось независимых образования, которые, в свою очередь, вступили в междоусобные распри. Поскольку Илийский район, на большом протяжении граничил с российскими владениями, это отрицательно сказывались как на торговле, так и на спокойствии российских подданных - киргизов. Россия не могла пассивно взирать на события, происходившие у самых границ ее новых территорий. Кроме того, было еще одно немаловажное соображение: стратегическая ценность верховьев реки Или и горных проходов, открывающих путь в Восточный Туркестан, была весьма высока. По древним преданиям это сознавал еще Тамерлан, который отправляясь на завоевание Китая, оставил часть войск в Кульдже – центре Илийского края. По той же легенде, так произошло название племени дунган, в переводе означающее "оставшиеся".

И эту острую проблему, пришлось, как всегда, тупить русскими штыками. В конце мая 1871 года, по приказу Кауфмана, командующий войсками Семиреченской области Г. А. Колпаковский возглавил военную экспедицию в Кульджу и, после ряда боев, 22 июня занял столицу Илийского края.

Ташкент, 1872

К Колпаковскому явились с изъявлением покорности представители почти всех кочевых племен и земледельческих поселений. Русским войскам понадобилось всего десять дней для занятия территории и ликвидации возникшего там Таранчинского султаната. Перед тем, как провести эту операцию, Кауфман предлагал цинскому правительству, совместное участие в ней, и дальнейшее возвращение территории Китаю, однако получил отказ.

А.Н. Куропаткин, так оценивал эти события: "Население Кульджи оказало русским войскам при занятии Илийского края очень слабое сопротивление и покорилось, получив обещание, что занимаемый русскими край никогда не будет передан китайцам. Несмотря на такое обещание, данное в Кульдже, в Пекине, за 4900 верст от Кульджи, наш посол Влангали обещал китайцам возвратить им Кульджу, когда в отложившихся от Китая областях китайцы восстановят свою власть и безопасность пограничных русских владений будет обеспечена на будущее время. Потом такое решение оправдывалось существовавшею уверенностью, что китайцы никогда до Кульджи не дойдут. Но сами русские и помогли им преодолеть пустыню, отделявшую Хами от Кульджи".

И вот теперь, спустя восемь лет, Китай потребовал возвращения своих, как он считал, исконных территорий, безо всяких условий, а в случае отказа грозил войной.

Петербург был готов вернуть Китаю Илийский край, правда не весь. Несколько районов и перевалов, удобных с чисто военной точки зрения, должны были остаться у России. Этого требовал генерал-губернатор российского Туркестана, настаивая на том, что эти районы жизненно необходимы для обеспечения безопасности среднеазиатских владений Российской империи. Кроме того, Кауфман предлагал получить с Пекина компенсацию за понесенные расходы в ходе многолетнего пребывания в Кульдже русского гарнизона. Сумму компенсации он определил в 120 млн рублей серебром. На эти деньги Константин Петрович предполагал построить железную дорогу из России в Среднюю Азию. На самом деле, все расходы, понесенные русскими властями в Илийском крае, не превышали 300 000 рублей и были давно компенсированы за счет местных ресурсов, и Петербург справедливо урезал требования генерала Кауфмана до 4 миллионов.

Китай не соглашался на эти условия и переговоры зашли в тупик. И Россия, и Китай стали усиленно готовится к войне.

Изменилась и концепция – с кем выгодней граничить России на востоке Туркестанского края. Теперь уже возобладало мнение туркестанского генерал-губернатора. С ним соглашается и военный министр. В телеграмме, отправленной Милютиным Кауфману, давалась четкая инструкция: "со стороны Туркестанского и Западно-Сибирского военных округов держаться активно-оборонительной цели, защищать Кульджу, стараться нанести военное поражение китайцам где-либо поблизости границ, отнюдь не предпринимая далеких и продолжительных экспедиций и употреблять все усилия к созданию в Западном Китае Дунганского и Кашгарского мусульманских государств".

В соответствии с этим решением Кауфман, отправляет в Илийский край, войска, возглавив их лично. В этот отряд вошла и 1-я Туркестанская бригада, под командованием полковника Куропаткина. Алексею предстоял новый военный поход.

*****

Последний губернатор Туркестана. Глава двенадцатая

Триумф и трагедия Алексея Куропаткина
Из цикла Туркестанские генерал-губернаторы

Снова в поход

Ранним майским утром 1880 года Туркестанские войска, возглавляемые генерал-губернатором, отправились в дальний путь. В воздухе разливалась прохладная свежесть и аромат цветущих садов пьянил головы воинов и жителей города высыпавших на улицы Ташкента, чтобы проводить уходящих в поход. Вскоре Ташкент остался позади, начались степи, покрытые в эту весеннюю пору яркой, молодой зеленью с красными вкраплениями тюльпанов, издали казавшиеся сплошным роскошным ковром. Разнообразная дичь населяющая степь становилась добычей любителей поохотиться, что позволяло разнообразить меню офицеров и нижних чинов.

Поход проходил мирно и нескучно, местное население на протяжении всего пути, гостеприимно встречало отряд: устраивало переправы через бушующие весной степные реки. заботливо доставляло юрты, сено, скот и топливо, получая за все справедливую цену. Поэтому не торопились, устраивая длительные остановки для отдыха. Однако вскоре были получены сведения из Кульджи, что китайцы наступают большими силами, и пришлось ходу прибавить. Ненадолго остановившись в центре Семиреченской области городе Верном, живописно расположившимся у подошвы Алмаатинскаго хребта, по обеим берегам горной речки Алматинки, двинулись дальше.

За рекой Или, характер местности начал меняться становился более пустынным. Колосящиеся поля и цветущие сады остались позади. А перейдя реку Хорюсс, русский отряд вступил уже в кульджинские пределы. Здесь, на каждом шагу встречались разрушенные селения и целые города, брошенные жителями, высохшие канавы и заброшенные фермы. А огромное количество могил и разбросанные всюду человеческие кости, говорили о недавней кровавой борьбе китайцев с мусульманами, превратившей этот благодатный край в руины.

Но вот, почти полторы тысячи километров остались позади и взорам русских воинов предстала древняя Кульджа. В город, однако, отряд не вошел, встав лагерем в 30 километрах, в урочище Мазар. Полковнику Куропаткину, генералом Кауфманом была поставлена задача по охране и обороне Борохорского горного хребта, - естественной границы российских владений с Китаем и составлявшего северный авангард Кульджинской оперативно-войсковой группы.

Куропаткин, ознакомившись с обстановкой распорядился о следующей диспозиции: на правый фланг обороны, где находился Ачальский горный проход и дорога из Кульджи в долину реки Баратоды-Шихо, он отправил отряд полковника Попова состоящий из 6-ти рот пехоты, 2-х сотен казаков и двух горных орудий. Левый фланг где находился Талкинский перевал через Борохорский хребет, расположенный в живописной долине на берегу озера Сайром-нора, отправился оборонять отдельный отряд полковника Плотникова из 6-ти рот пехоты, 2-х сотен казаков и 4-х орудий. Некоторые другие, второстепенные горные проходы занимали казачьи части, как для обороны этих пунктов и связи частей войск между собою, так и для охвата разъездами-патрулями всего занятого района обороны.

В качестве резерва правого фланга Куропаткин назначил кавалерийский лагерь на урочище Тура-Су, - красивой горной долине с богатым подножным кормом. Общим же и главным резервом стал лагерь в урочище Мазар. Работа закипела. Алексей сутками не слезал с седла и требовал того же от других. По крутым скалистым склонам, покрытым хвойными лесами прокладывались тропинки и пролагались дороги для прохода артиллерии и обозов. Спешно возводились укрепления, делались каменные завалы, рылись траншеи, укреплялись посты.

Военные топографы наносили на карту занятую местность. Не забывал Куропаткин и о разведке. Под видом переговоров о границе к китайскому командующему войсками и генерал-губернатору Дзин-Дзян-Дзюню в г. Шихо было отправлено несколько офицеров. Они доставили подробные сведения о неприятеле, описание и топографическую съемку пройденного пространства (почти 500 километров по китайской территории), планы укреплений, число войск, их снаряжение, вооружение и довольствие.

Через некоторое время произошла и первая стычка: один из разъездов наткнулся на отряд китайской кавалерии и обратил его в бегство. После этого Куропаткин приказал передвинуть посты и занять местность Кизимчик, весьма важную территорию, поскольку оттуда можно было наблюдать всю долину, передвигать, в случае надобности, по ней войска и защищать находящиеся здесь зимовки русских подданных киргизов от грабежа китайских властей.

Рассредоточив войска и тщательно укрепив все горные проходы и их возможные обходы, Куропаткин взялся за тактическую подготовку вверенных ему войск. Проводились маневры с боевой стрельбой, атака и оборона позиций. Кавалерия упражнялась в партизанских действиях и разведывательной службе. Солдаты учились подниматься на гребни гор. Через полтора месяца система обороны перевалов созданная под руководством Куропаткина, превратилась в грозную крепость, недоступную не только для китайцев, но и для более серьезного противника.

Так прошло лето и наступила осень. За это время в Кульдже, по распоряжению туркестанского генерал-губернатора, были заготовлены продовольствие и фураж на шесть месяцев для экспедиционного русского отряда силой в пять тысяч человек при 2,5 тысячах лошадях. Было закончено формирование семиреченских казачьих полков и скорострельной батареи в Верном. В Ташкенте сформированы две ракетные батареи и одна горная полубатарея. Частично были призваны нижние чины запаса, из которых сформированы две роты в Верном и пять рот в Ташкенте. Подлежащие увольнению нижние чины и оренбургские, уральские и сибирские казаки задержаны в пределах Туркестанского военного округа. Меры эти получили Высочайшее одобрение, но вместе с тем, Кауфману было указано повременить с развертыванием новых частей, вызывающих большие расходы, и соблюдать крайнюю осторожность, чтобы не вызвать враждебных действий со стороны китайцев. Те, впрочем, так и не решились на прямые военные действия.

А в это время, далеко от Кульджи, в Текинском оазисе, разворачивались весьма значимые события, которые вскоре изменят судьбу нашего героя.

После усмирения Хивы и Бухары и покорения Коканда единственным регионом в Центральной Азии, не подвластным России, оставались туркменские степи, врезавшиеся огромным клином между Закаспийским военным отделом и русскими владениями в Туркестане. Все сообщения между Красноводском и Ташкентом приходилось поддерживать по окружному пути, через Оренбург, поскольку воинственное племя туркмен - текинцев, обитавших в Ахал-Текинском и Мервском оазисах и отсутствие сухопутных и водных путей, делали прямой путь невозможным.

В 1876 году текинцы обратились к персидскому шаху с просьбой перейти в подданство Персии. Информация об этом весьма озаботила Петербург и Тифлис, в чью юрисдикцию входил Закаспийский военный одел. Поверенный в делах России в Тегеране И. А. Зиновьев предупредил шахское правительство, что Россия относится к этому крайне отрицательно и будет всеми способами противодействовать.

Начиная с 1879 года, Россия предприняла несколько походов с целью покорения Ахал-теке, но все они закончились неудачей.

Смириться с этим Петербург не мог. Более чем определенно об этом высказался военный министр: "Без занятия этой позиции Кавказ и Туркестан будут всегда разъединены, ибо остающийся между ними промежуток уже и теперь является театром английских происков, в будущем же может дать доступ английскому влиянию непосредственно к берегам Каспийского моря. Занятие англичанами Кветты и Кандагара, быстрая постройка ими к этому пункту железной дороги от Инда и стремление их быстро водвориться в Герате ясно означают тот кратчайший путь, на котором должно состояться русско-английское столкновение или примирение".

Решение о новом походе было принято Императором 1 марта 1880 г., ровно за год до его трагической гибели. Нового поражения Россия не могла себе позволить, поэтому к выбору военачальника, который должен будет возглавить экспедицию в Туркмению подошли особенно тщательно. Выбор был сделан лично Александром II. Из Минска вызывается 37-летний командир IV армейского корпуса генерал-лейтенант Скобелев. После беседы с Императором в Зимнем дворце, герой Плевны и Шипки выходит оттуда командующим Ахалтекинской экспедиции.

К началу лета 1880 года Скобелев занял селение Бами, находящееся в 115 километрах от главной крепости туркмен. Именно отсюда Белый генерал, стягивая основные силы, продовольствие и снаряжение, предполагал нанести решающий удар по текинцам.

С самого начала кампании Скобелев находился в активной переписке, как с Кауфманом, так и с Куропаткиным. Михаил Дмитриевич просил туркестанского генерал-губернатора о присылке к нему дополнительных войск, с обязательным условием, чтобы их возглавил полковник Куропаткин. В частности, Скобелев писал, что этим (посылкой отряда), "поддержалось бы братство частей и туркестанцы опять имели бы случай показать себя как на Дунае".

Однако, ввиду предполагаемого столкновения с Китаем, Кауфман не хотел отпускать Алексея. Скобелев, между тем, настаивал, указывая в одном из писем: "Ему одному можно доверить такое рискованное движение от Измукшира до Кизил-Арвата: ибо этот поход насколько желательный, настолько серьезный". Затем, развивая свою мысль дальше, утверждает, что движение Туркестанского отряда с берегов Аму-Дарьи в Ахалтекинский оазис будет "крайне полезно, в видах популяризации степи и поднятия нашего престижа среди соседних азиатских государств и также, как доказательство, что Россия все может сплотить и объединить, когда обстоятельства того потребуют", и считал присутствие Куропаткина „крайне полезным и необходимым для предстоящего разграничения с Персией и для обсужденья основных начал организации края". Аргументы ли Скобелева возымели действие или уже ставшее ясным, что войны с Китаем удалось путем переговоров избежать, но Высочайшим повелением был назначен отряд из туркестанских войск, которому было предписано явиться в Ташкент и затем отправиться в Петро-Александровск, чтобы быть там около 10 ноября. Командующим отряда назначался полковник Куропаткин.

Противостояние же, России и Китая завершилось бескровно. Цинская империя не решилась на войну и в Петербург, для заключения мирного договора, был отправлен высокопоставленный чиновник Цзэн Цзицзэ - старший сын Цзэн Гофаня, весьма почитаемого основателя всех китайских "генеральских кланов". В Петербурге известие об отправке китайской мирной миссии встретили с огромным облегчением. Компромисс был достигнут, и в феврале 1881, за 17 дней до убийства Александра II, новый русско-китайский договор был подписан. В его преамбуле говорилось: "желая, для скрепления дружественных между ними отношений, разрешить некоторые пограничные и торговые вопросы, касающиеся пользы обеих империй".

В итоге России досталось чуть менее трети территории "Илийского края". Китай заплатил России девять миллионов рублей серебром.

В пределы России начался массовый исход мусульманского населения Илийского края, не желавшего оставаться под китайским правлением. Общее количество переселившихся и принявших российское подданство уйгур, казахов и дунган, составило приблизительно 70 тыс. человек. Затем из Кульджи начался вывод российских войск. "Илийский кризис" был мирно разрешен, но обе стороны тут же принялись укреплять свои общие границы, прежде всего, на Дальнем Востоке.

Через 20 лет, в 1901 году, в бытность Куропаткина военным министром, России все-таки пришлось воевать в Маньчжурии. В коалиции с европейскими странами и США, русские войска приняли участие в подавлении "боксерского восстания" в Китае. Но это уже совершенно другая история, а мы возвратимся к нашему герою.

Быстро сформировав на месте, в Кульдже, свой маленький штаб и приказав ему немедля отправляться в сборный пункт в город Джизак, Куропаткин отправился в Ташкент, где, получив инструкции от генерала Кауфмана, сам выехал к месту сбора отряда. Ему, вновь предстоял дальний и тяжелый поход.

*****

Последний губернатор Туркестана. Глава тринадцатая

Триумф и трагедия Алексея Куропаткина
Из цикла Туркестанские генерал-губернаторы

На половине пути

Двое суток потратил Алексей, находясь в Джизаке, на подготовку похода: закупали фураж, провиант, водоподъемные средства, палатки. Лошадей купили, какие нашлись, надеясь приобрести хороших в Хивинском ханстве. Наконец, лично все проверив, Куропаткин дает команду на отправку.

Рано утром, 24 октября, отряд отправился в дорогу. Путь в Петро-Александровск лежал через пустыню Кизил-Кум, по тому же маршруту, каким в 1873 году прошли Туркестанские войска под командованием Кауфмана.

Погода благоприятствовала русскому отряду: стояла прозрачная, ясная осень с холодными ночами и утрами. Каждый день, встав с восходом солнца и наскоро выпив чаю, садились на лошадей и двигались дальше, по дороге обгоняя верблюдов, уходивших с ночлега раньше.

На границе с бухарскими владениями, отряд встретил Нуратинский бек при полном параде, со свитой в раззолоченных халатах, сидящих на убранных золотом лошадях.

Среди безжизненной пустыни, для встречи русских воинов был раскинут целый лагерь из зеленых палаток и юрт, устланных коврами. Куропаткина и офицеров провели в огромную шелковую палатку где уже был накрыт стол, уставленный горячими кушаньями с бесчисленным множеством фруктов и сластей. Бек сыпал цветами восточного красноречия, говоря, что Великий эмир строго приказал им заботиться о благополучии своих дорогих гостей, так как Россия и Бухара издавна составляют одно целое и нераздельное государство, связанное узами тесной дружбы. Нижним чинам был роздан, только что приготовленный плов. Подобные торжественные встречи продолжались во все время пока войска шли по бухарским пределам. Не доезжая до Хал-атинского урочища отряд догнал джигит из Самарканда с письмом от генерала Иванова. В письме начальник Зерафшанского округа уведомлял, что большая партия конных и пеших текинцев на верблюдах переправилась через Аму-Дарью выше Питняка и в данное время хозяйничает среди российских подданных правого берега: туркмен и кызыл-кумских киргизов. Куропаткин отнесся к этой информации более чем серьезно, и дальнейшее продвижение отряда проходило с военными предосторожностями. Вперед и назад, в качестве разведчиков, высылались по одному казаку и джигиту. На ночь из верблюжьих тюков устраивался маленький вагенбург (укрепление из повозок для обороны от противника), выставлялись часовые, Один из офицеров назначался дежурным и не спал всю ночь.

От Адам-Крылгана до озера Сардоба-Куль потянулись высокие барханы сыпучего песка. Этот путь никогда не забудут участники Хивинского похода. До сих пор тут и там можно было увидеть груды верблюжьих костей, указывающих направление армии Кауфмана.

Скоро на горизонте показались Уч-Учакские холмы, с которых открывался вид на красавицу Аму-Дарью, на другом берегу которой темным пятном вырисовывались Питнакские сады. Навстречу отряду выехал седобородый старик – комендант крепости на озере Сардоб-Куль. Он рассказал, что два дня назад туркмены нападали на крепость, но были разбиты и теперь бродят недалеко в окрестностях. Куропаткин приказал выслать по берегам озера разъезды, которые подтвердили слова старика - следы пребывания шайки были еще свежими. Тем не менее ночь прошла спокойно и на следующий день, сделав еще два больших перехода по берегу Аму-Дарьи, отряд, 8-го ноября, прибыл в Петро-Александровск.

Город этот был заложен в 1873 году и был назван в честь императора начавшего, и императора, закончившего покорение Хивинского ханства. В городе шла оживленная подготовка отрядов к походу в Ахал-текинский оазис, поскольку 2 октября начальником Амударьинского отдела полковником Гротенгельмом от командующего войсками округа получена телеграмма, в которой предписывалось сформировать из войск Аму-Дарьинского отдела отряд в 3 роты пехоты, две сотни казаков при 3-х ракетных станках и 2-х орудиях. Начальником этого отряда, назначался командир Туркестанской стрелковой бригады - полковник Куропаткин. Отряду присваивалось название Туркестанского действующего. А за полгода до прибытия в Петро-Александровск Куропаткина, туда подошли из Самарканда три сотни 2-го Уральского полка под командованием подполковника Гуляева.

Таким образом, когда до места сбора дошел Алексей, к походу, практически, все было готово. Закуплены ватные хивинские халаты, теплые сапоги, пошиты меховые шапки для пехоты, и, конечно, собраны верблюды. За некоторыми вещами, как на пример турсуками (кожаные мешки), кожаными ведрами и шубами, пришлось посылать в Бухару, поскольку в хивинском ханстве их производство было недостаточным. Для подкрепления сил слабых верблюдов в пустынных местах были заготовлены так называемые верблюжьи консервы „Кунджура" (выжимки из кунджутного масла).

Нельзя сказать, что Куропаткин не доверял начальникам подразделений, тем не менее, перед выступлением он лично проверил готовность отряда к походу: принимал и тщательно осматривал каждого верблюда, верблюжьи седла и арканы, требуя в обязательном порядке по 2 длинных волосяных аркана на каждое верблюжье седло.

- Верблюды-то плохи - замечал командующий уездному начальнику Чеботареву. - Вот этих, совсем взять нельзя: они никуда не годятся.

- Этти?! – с уральским диалектом отвечал Чеботарев - Шохрани Бог! Помилуйте! Этта, можна шкажать просто корабль, а не верблюд! Ей Богу! Извольте хоть шию минуту приказать вьючить, - пойдет куды угодно! Конечно, они шичас, маленечко пугаются, от этого вам так и показывается.

- Конечно, любезный Фрол Федорович, - усмехался Куропаткин, - может быть, ваши корабли и хороши, но нам плыть на них опасно, потрудитесь-ка нам поскорее дать других.

- Как вам угодно, шию минуту".

И сконфузившийся Чеботарев отправлялся исполнять приказ.

Проводников-туркмен Куропаткин отбирал, также сам, подробно экзаменуя каждого желающего получить эту должность. Развернув на крыльце дома карту Алексей просил кандидата схематически начертить на земле маршрут отряда и подробно рассказать о всех встречающихся по дороге колодцах и урочищах, а также местности внутри Ахала. Платили проводникам хорошо, поэтому желающих было много и отбор проходил жестко.

10-го ноября Куропаткин официально вступил в командование отрядом и провел смотр войск, после чего те прошли перед командующим церемониальным маршем. Туркестанский действующий отряд, назначенный для участия в экспедицию против туркмен-текинцев состоял из следующих подразделений: 1-я рота 13-го Туркестанского линейного батальона, 3-я рота 5-го Туркестанского батальона, 1-я сотня 1-го полка Оренбургского казачьего войска, 5-я сотня 2-го полка Уральского казачьего войска, взвод 4-й батареи 1-й Туркестанской артиллерийской бригады (горный). Ракетный взвод казаков Оренбургского казачьего войска. Тридцать пять штаб – и обер-офицеров и 849 нижних чинов. Обоз состоял из 900 верблюдов, на части которых должна была ехать пехота. Дополнительно в отряде состояли 4 проводника, 15 джигитов и 153 лауча (верблюдовожатых). Еще одно подразделение - 3-я стрелковая рота 13-го батальона, должна была присоединится по пути на колодцах Чаглы.

В этот же день от Скобелева была получена телеграмма, в которой командующий Ахал-Текинской экспедицией, сообщал, что ждет отряд Куропаткина к началу боевых действий. Тут же была отбита ответная телеграмма, в которой уведомлялось, что отряд выступает 12 ноября. Ну, а накануне полковник Гроттенгельм устроил прощальный вечер. В просторных комнатах, бывшего ханского дворца, собралось все небольшое петроалександровское общество. Благодаря широкому гостеприимству и радушию хозяев вечер прошел чрезвычайно оживленно и весело. За ужином, после официальных здравиц, были сказаны горячие, задушевные слова, искренние пожелания успеха и военной удачи. Пожалуй, нужно сказать два слова об Александре Александровиче Гроттенгельме. заслуженном боевом офицере, участнике Крымской войны. Во время Хивинского похода 1873 года он командовал 2-м оренбургским линейным батальоном. Отличный знаток Азии и ее жителей, Гроттенгельм 10 лет прослужил начальником Аму-Дарьинского отдела, зорко следя за Хивой. Хивинские сановники безмерно уважали Музафат-Хакима, как они его называли и даже сам хан в важных делах, ничего не делал без совета полковника.

Командир сводного Оренбургско-Уральского казачьего дивизиона в составе Туркестанского действующего отряда А. Л. Гуляев, фотопортрет неизвестного мастера и начальник Амударьинского отдела (1877-1887) А. А Гроттенгельм, фотопортрет Конради (Варшава), изображение помещено в альбоме "Севастопольцы. Сборник портретов участников обороны Севастополя в 1854-1855 годах". Вып. 3, СПб, 1905 г.

Холодным ранним утром 12-го ноября петроалександровцы высыпали на улицы города, чтобы проводить уходящих в поход воинов. Как пишет очевидец: "На площади служили молебствие, войска были выведены с ружьями, знаменами, отдали честь отряду и прошли мимо друг друга церемониальным маршем. после чего отряд, свернувшись в походную колонну, с музыкою и песнями тронулся в далекий путь. Все население высыпало провожать уходящие войска; жены, дети и товарищи шли вместе до самого ночлега. Провожающие землячки и друзья шли рядом, усердно угощая водочкой себя и земляков; у многих в виде резерва, из карманов шаровар торчали горлышки бутылок. - „Прощайте, тетушка Ивановна! Не поминайте лихом!" - кричал запевала головной роты бравый ефрейтор высокой бабе, стоявшей возле кабачка; и затем вдруг, откашлявшись и тряхнув головой, молодецки затянул с коленцами любимую Скобелевым песню".

Вскоре Петро-Александровск скрылся за пыльной пеленой. Впереди была неизвестность.

*****

Последний губернатор Туркестана. Глава четырнадцатая

Триумф и трагедия Алексея Куропаткина
Из цикла Туркестанские генерал-губернаторы

Через пески

С погодой на этот раз не повезло. Шел дождь, с Аму-Дарьи дул ледяной, штормовой ветер, верблюды скользили на раскисшей почве и поминутно падали. Поэтому пройдя менее 20 километров пехота и артиллерия остановились на ночлег в поселке населенным ссыльными уральцами, - трудолюбивым народом, занимающимся охотой и рыбной ловлей. Кавалерия отправилась дальше и остановилась на отдых в городке Шах Аббас-Вали, расположенным в 35 километрах от Петро-Александровска. На следующее утро погода не изменилась: холод, пронзительный ветер, сбивающий с ног, затруднял движение отряда. С трудом добрались до переправы через Аму-Дарью у селения Бий-Базар и не теряя времени приступили к переброске войск на ту сторону на 4-х больших хивинских каюках. Грузоподъемность этого плавсредства была такова, что за один раз на нем можно было переправить 25 казаков с вьюками и лошадьми и человек до 50-ти пехоты. На обоих берегах у пристаней были назначены дежурные офицеры для наблюдения за порядком. К вечеру доставили еще 10 каюков и дело пошло быстрее. Наступила беспросветно-темная ночь, и Куропаткин приказал зажечь огромные костры на обоих берегах реки, и их яркое пламя освещало всю переправу до утра. Всю ночь древняя река слушала не умолкаемый рев верблюдов, ржание лошадей и крепкую русскую речь вперемежку с гортанным говором туземцев. Наконец, к вечеру 14-го ноября все войска были на том берегу. Алексей со своим штабом переправился последним. И поскольку теперь русский отряд считался гостем хивинского хана, то на берегу Алексея встретил Кушбеги (министр), который должен был сопровождать русский отряд во все время пребывания его в хивинском ханстве. Вместе с Кушбеги Куропаткину представился и гурленский бек - симпатичный молодой узбек. Как позже отметил Алексей цивилизация, проникла уже и сюда: бек был одет в длинные русские лакированные сапоги, курил папиросы и, втайне от своей свиты, не отказывался от вина.

На рассвете 15-го ноября, Куропаткин отдает команду двигаться дальше. Пройдя песками около пяти километров отряд вступил в благодатный край с непрерывно тянущимися садами и обширными полями, с тут и там разбросанными домами с высокими стенами и башнями. Вот, что пишет об этом участник похода Калитин: "Оголенные, громадные развесистые карагачи своими густыми шапками красиво выделяются на безоблачном голубом осеннем небе. Вот перед нами раскинулся маленький городок Гурлен с базаром и крепостью; в воротах виднеются ряды жителей с подносами хлеба и фруктов. Гурленский бек, проскакав вперед, слез возле ворот с лошади и в почтительной позе приветствует начальника отряда; городское население от мала до велика высыпало на крыши домов и, унизав стены, любовалось на наш отряд, проходивший мимо с музыкой и песнями". К вечеру отряд достиг селения Шейх-Кала, где по приказу Кушбеги уже были расставлены юрты, сложены топливо и фураж. Здесь Куропаткин получил телеграмму от Кауфмана в которой говорилось, что Скобелев, с нетерпением ожидающий своего боевого товарища, выслал ему на встречу хорунжего кубанскаго войска Стеценко. Утро 16-го ноября выдалось ясное и отряд, быстро продвигаясь вперед, вскоре достиг садов города и крепости Там-Хауза, издавна построенных хивинцами, как оплот от туркменских набегов. Именно отсюда начинались кочевья иомудов. В окрестностях Таш-Хауза разводились лучшие лошади в ханстве, и многие офицеры приобрели себе хороших коней у местных жителей по очень высокой цене – но они того стоили. От Таш-Хауза еще около восьми километров местность представляла собой хорошо обработанные пашни и сады, а затем, перейдя через заросший камышами горько-соленый канал Дарьялык, переходила в сыпучие пески, и перед тем как вступить в них, отряд сделал часовой привал. Ветераны Хивинского похода Кауфмана, вспомнили, что недалеко от этого места располагалось ровное, как стол, Чандырское поле. Здесь в ночь на 15-е июля 1873 года отряд генерала Головачева подвергся нападению партии в несколько тысяч конных и пеших туркмен. Нападение было отбито со страшным уроном для последних, и весь день 15 июля до самого вечера генерал Головачев продолжал преследование. Это поражение навело навсегда ужас на всех хивинских туркмен.

17-го ноября, пройдя местность с пашнями, покрытыми сетью арыков, и кибитками иомудов, отряд достиг колодцев Чаглы, где застал стоящий здесь с ранней весны Сарыкамышский отряд (2 роты, 2 сотни, 2 горных орудия), который охранял ученую экспедицию под началом генерала Глуховского.

Экспедиция была организована в 1879 году для исследования возможности поворота Аму-Дарьи в свое старое русло Узбой, чтобы река вновь, как встарь, впадала в Каспийское море. В этом случае открывался новый, водный путь из России по Каспию и Аму-Дарье, вплоть до Бухарского ханства и предгорий Памира. Это, со стратегической и экономической точек зрения, было чрезвычайно важно.

Заинтересовано было в этой научной экспедиции и военное министерство и лично генерал Скобелев, который даже часть расходов на ее проведение взял из бюджета своей кампании. Во-первых, новый обводняемый путь на Хиву, он хотел использовать для подвоза запасов оттуда, и, во-вторых, войска, предназначенные для охраны экспедиции, Скобелев предполагал перебросить к Геок-Тепе, когда в этом будет необходимость. Таким образом, отряд Куропаткина пополнился новыми бойцами. 18-го ноября в полдень к юрте Алексея подъехало пять джигитов, один из которых оказался посланный Скобелевым, переодетый Стеценко, с письмом к командующему. Стеценко и его спутники прибыли сюда переодетыми в туркменскую одежду на отличных текинских скакунах, имея при себе бурдюки для воды, ячмень, продовольствие и патроны. Путь оказался тяжелым и едва не закончился трагически. Половина лошадей пала и последние километры Стеценко, бросив груз, вынужден был идти пешком, таща в поводу измученных лошадей, вынеся все муки голода и жажды. За эту героическую поездку Стеценко впоследствии получил орден св. Георгия 4-й степени. От колодцев Чаглы, с солоновато-горькой водой, отряд перешел к озеру Кизил-Чагалды, вода в котором оказалась пресной и чрезвычайно вкусной. Здесь, Куропаткин объявил последний привал перед броском через пустыню Кара-Кум. Турсуки и бочки наполняются водой, спешно зашиваются старые турсуки и обильно смазываются салом новые. Алексей нанимает несколько новых проводников, главный из которых замечательная личность - туркмен Джума-Нияз. Он хорошо знает путь в Ахал и лежащие по нему колодцы. Чрезвычайно представительный и красивый мужчина, на прекрасной серой лошади, он держит себя с большим достоинством. Глубокий сабельный шрам на лице выдает в нем опытного воина. Зная по опыту, что в пустыне все зависит от проводников, Куропаткин щедро расплачивается за их услуги, давая сверх платы еще и премии.

Ранним утром 21 ноября, Алексей дает команду на выступление. Накануне прошел дождь образовав на дороге громадные лужи и целые озера воды. Пронизывающий до костей холодный ветер сбивал с ног животных,- спотыкаясь по замерзшим лужам и утопая в грязи, верблюды скользили, падали и развьючивались на каждом шагу, задерживая движение. Почти три недели, сквозь непогоду, продвигался отряд Куропаткина к главным силам армии Скобелева, когда, наконец, 8 декабря 1880 года не достиг конечной цели маршрута – селения Бами, где был встречен помощником командующего войсками Закаспийского края генерал-майором Н.Г. Петрусевичем. После краткого отдыха Туркестанский отряд под командованием Куропаткина выступил в направлении Геок-тепе и 15 декабря 1880 года, преодолев за четверо суток более 100 километров, прибыл в район крепости Егян-Батыр-кала, где размещались командный пункт Скобелева и штаб экспедиционного корпуса во главе с генерал-майором Н. И. Гродековым. Осмотрев прибывших, - примерно треть офицеров Туркестанского отряда Скобелев знал лично, - командующий нашел, что "все части, несмотря на столь трудный поход, имели вид молодецкий и вообще представились в отличном порядке". В своей телеграмме Кауфману от 15 декабря 1880 года, Скобелев отметил: "Продолжительное время, не видя туркестанских войск, с восторгом узнал в рядах отряда тот порядок, опрятность и истинную боевую дисциплину, которыми войска округа так вправе гордиться".

Войска под командованием Куропаткина влились в число штурмовых групп скобелевской армии – тех, кому предстояло брать крепость Геок-Тепе, защищаемую гарнизоном в 30 тысяч человек.

*****

Последний губернатор Туркестана. Глава пятнадцатая

Триумф и трагедия Алексея Куропаткина
Из цикла Туркестанские генерал-губернаторы

Падение цитадели

Куропаткин со своим отрядом прибыл в Ахал-Теке в момент, когда военные действия по взятию главной цитадели туркмен вступили в решительную фазу. Вообще, следует сказать, что операция по овладению Геок-Тепе осуществлялось в два этапа. На первом, отряд полковника Гродекова занял важное село Бамии в 115 километрах от крепости, и создал там главную базу на пути в глубь Ахал-Текинского оазиса. С занятием этого селения появилась возможность завершить Атрекскую линию железной дороги. Отсюда же лежала наиболее удобная дорога для движения пехоты и артиллерии. В Бами войска замерли почти на полгода, дожидаясь подвоза продовольствия и снаряжения. Скобелев лично контролировал процесс, объезжая все линии снабжения. С мая по ноябрь происходило занятие опорных пунктов на участке от Бами к пристаням на восточном берегу Каспийского моря. В этот период происходили небольшие стычки и производились рекогносцировки.

26 ноября началось движение русских войск к Геок- Тепе. В 22-х километрах от крепости было занято селение Егян-Батыр-кала, названная Самурским укреплением. Именно сюда прибывает туркестанский отряд под командованием полковника Куропаткина.

Оставалось последнее усилие, чтобы окончательно решить вопрос замирения туркменских племен и установления спокойствия на всей территории русской Средней Азии.

Укрепление Геок-тепе представляло собой расположенный в степи неправильный четырехугольник, обнесенный не очень высокой, в 4 метра, стеной толщиной в 10 метров у основания. В крепости находилось почти 30 тысяч воинов-текинцев, из них около 10 тысяч конницы. Правда, вооружение у защитников было слабое. До 5 тысяч старинных ружей и 600 винтовок Бердана. Артиллерия же состояла из одной 6-фунтовой пушки на колесном лафете и двух древних чугунных пушек на крепостных стенах. Но слабость вооружения компенсировалось беспримерной храбростью текинцев. "Храбрее и сильнее текинцев нет никого на свете, - говорили персы, - врукопашную сходиться с ними - обречь заведомо себя на смерть".

Для того, чтобы победоносно, одним могучим ударом, завершить поход, необходимо было, чтобы все силы текинцев сосредоточились в крепости. Именно на это рассчитывал Скобелев. Если бы противник перенес сопротивление в Теджент или Мерв и перешел к партизанской тактике, это привело бы к затяжке экспедиции и новым расходам. Поэтому командующий с большой тревогой относился к каждой вести о том, что текинцы собираются покинуть Геок-Тепе. В письме военному министру он пишет: "Более всего для нас невыгодно, чтобы неприятель сдал Геок-Тепе без боя. К счастью, все, что пока мне известно о намерениях текинцев, позволяет заключать, что они твердо решились отстаивать Геок-Тепе. Это, впрочем, единственный для них разумный исход, кроме, конечно, изъявления покорности".

Хорошие вести были получены от персидского губернатора Ильхани-Яр-Магомет-хана. В своем послании он писал: "Текинцы решили драться не на живот, а на смерть. Они укроют жен и детей в подземных помещениях и первоначально запрутся в крепости, но, когда русские подойдут очень близко к стенам, тогда сделают вылазку". И, как пишет в своих воспоминаниях А.Н. Куропаткин: "Понятны поэтому радость и удовольствие войск, когда при рекогносцировках подступов к крепости мы видели толпы текинцев, покрывавшие бугор Денгиль-тепе, и непрерывные линии их, унизывавшие крепостные стены".

Однако со штурмом Скобелев не спешит. Он приказывает строить редуты, укреплять позиции батарей, рыть траншеи, обстреливать крепость артиллерией с дальних позиций. К 28 декабря были вырыты две осадные траншеи, ведущие к городской стене. В ту же ночь одна из них была атакована. Не ожидавшие нападения русские потеряли 96 человек, из них 5 офицеров. Было похищено знамя 4-го батальона Апшеронского полка и одно горное орудие с двумя зарядными ящиками. Головы убитых текинцы унесли с собой в крепость. В следующую ночь, - непонятная беспечность - другая траншея подверглась нападению врага. На этот раз потери составили 53 погибших, захвачено еще одно горное орудие, боеприпасы. Кроме того, был пленен и уведен в крепость бомбардир-наводчик Агафон Никитин. Его немедленно допросили с целью узнать, как пользоваться захваченными орудиями. В своих записках один из участников тех событий поручик В. Познанский пишет: "С рассветом следующего дня Агафон Никитин был окружен текинскою знатью, которая убеждала его показать способ стрельбы из отнятых орудий, но Агафон Никитин отказался. Тогда они старались обольстить его деньгами и другими наградами, но Никитин оставался непоколебимым. Помня раз данную присягу, он исполнил ее свято и честно, несмотря на то, что текинцы сильно раздосадованные, перешли от обольщений к жестокости и стали истязать его: они выдергивали ему ногти на пальцах рук, отрубали пальцы, жгли кисти рук, сдирали с него кожу, вырезывая ее полосами, наконец положили его на раскаленные угли и стали жарить заживо. Несмотря на такие страшные истязания, Агафон Никитин был непоколебим, пока ему, совершенно истерзанному, не настал последний час. Перекрестившись, он испустил дух". Тело героя после занятия крепости было найдено и похоронено в братской могиле.

С ночными вылазками текинцев нужно было что-то делать. Выход подсказали сами солдаты: нужно не сидеть ночью в траншеях, где враг сверху, точно с коня, поражает их пикой или саблей, а залечь цепью за канавой да бить по "чакинцам" залпами, когда те появятся на валу, заметные, как на ладони. И эта тактика сработала: 4-го января, пользуясь темнотой, текинцы приблизились к траншеям и бросились вниз, чтобы привычно колоть и резать ненавистных "гяуров". Но в этот раз внизу никого не было. Русские, поднявшись в рост, сверху залпами расстреливали попавшего в западню противника. Очевидец писал: "Все траншеи горят перекатным ружейным огнем; оглушительная пальба орудий, визг картечи и громкая дробь скорострельных пушек. Сквозь тьму и пороховой дым доносятся нервные, громкие возгласы командиров: "Ро-та, пли! Ро-та, пли!"; остервенелый крик текинцев, напоминающий вой зверей, и торжественный марш Ширванского полка, играющий где-то и как-то оригинально звучащий среди всей этой дьявольской кутерьмы". С этого дня вылазок больше не было.

В ночь на 12 января была дана команда к штурму. К этому времени русская артиллерия проделала несколько брешей в стене с южной стороны крепости, а саперы, руководимые гардемарином Майером, вырыли подземную галерею и заложили большой заряд. Текинцы поняли по звукам, доносящимся из-под земли, что роется подземный ход. Однако, не знакомые с минной войной, подумали, что через него должна прорваться в крепость пехота, и за стеной, дожидаясь врага, постоянно дежурило несколько сотен вооруженных бойцов. Когда мина сработала, они вместе со стеной взлетели на воздух. В пролом, проделанный взрывом, и в бреши, пробитые пушками, ринулись штурмовые колонны под командованием полковников П. А. Козелкова, А. Н. Куропаткина и подполковника Н. К. Гайдарова.

Бой внутри крепости продолжался недолго. Обескураженный противник, побросав имущество, жен и детей, обратился в бегство. Но Скобелев не мог допустить их ухода, сам приняв участие в погоне. Русские кавалеристы преследовали и безжалостно рубили убегавшего врага, пока кони не выбились из сил. Вот как это описывает участник событий А.К. Гейнс: "В это же время все передовые части войск, конно-горный взвод и успевшие уже сесть на коней дивизион тверских драгун кинулись в пески для преследования ушедших текинцев. Если бы кто-нибудь захотел представить себе картину, как смерть, аллегорически изображаемая с косою, применяет свое оружие на манер косаря, то ничего лучше не могло осуществить эту воображаемую сцену, как производившееся тогда преследование. Поражение противника ужасом было достигнуто вполне: шашки, пули и картечь обходили только женщин и детей, без жалости устилали путь трупами и испещряли пески кровавыми лужами. Ужас текинцев выражался своеобразно и почетно в смысле военном: отступление их не было бегством под влиянием паники, а представляло разбросанную силу, вытесненную другою и потерявшую способность ко всякой активной обороне: часть текинцев на ходу покорно, принимали смерть, не выпуская оружия, а многие, дождавшись преследователей, поворачивались лицом к смерти и кидались в одиночный бой; без стона падали они и без признаков отчаяния отдавались страшной участи".

После овладения крепостью Скобелев отдает ее солдатам на трехдневное разграбление. Эта традиция уходит своими корнями в античные времена. "Горе побежденным" - говорили древние римляне. Однако в 19-м веке такого уже не было в армиях цивилизованных стран. Мародерство и грабеж были строжайше запрещены и в русской императорской армии и карались военно-полевым судом. Завоевание Хивы, Коканда показало, что вполне можно было обойтись и без резни и грабежа. Скобелев нарушил это правило, соединив европейскую военную науку и вооружение с азиатским способом ведения войны. Превосходство русских войск в военном отношении вполне позволяло обойтись меньшей кровью текинцев и, тем более, не устраивать грабежа. По меркам сегодняшнего дня приказ Скобелева ни в коем случае не может быть оправдан, и он был бы судим международным трибуналом как военный преступник. "К чести наших войск, – пишет участник событий Гуляев, - нужно отнести, что как ни было велико озлобление, все же не было случая, чтобы кто-либо, в пылу опьяняющего вида крови, убил женщину. После взятия, крепости, находили трупы женщин, и детей; но это были несчастные жертвы артиллерийского и ружейного огня. Солдаты и казаки, идя между кибиток, освобождали пленных персиан, томившихся у текинцев в цепях в ямах".

Известие о взятии Геок-Тепе в Петербурге встретили с восторгом. Еще бы, войну, рассчитанную на два года, Скобелев победно завершил в девять месяцев. Д. А. Милютин записывает в своем дневнике: "В 10-м часу утра государь прислал мне телеграмму, только что полученную от вел. кн. Михаила Николаевича, с известием о взятии неприятельских укреплений Геок-Тепе и полном поражении текинцев. По приказанию государя я немедленно же поехал во дворец. Государь был в большой радости, сознавался, что до сей минуты его сильно озабочивала текинская экспедиция, приказал произвести ген. ад. Скобелева в полные генералы и пожаловал ему орден св. Георгия 2-й степени. Скобелев, несомненно, заслужил эту награду. Все, даже не расположенные к нему, отдают справедливость его энергии, умению вести дело и замечательной выдержке, которой прежде в нем не признавали. Блистательный успех при Геок-Тепе, после прошлогодней неудачи Ломакина, несомненно поправит наше положение не только в Закаспийском крае, но и в целой Азии".

Взятие Геок-Тепе впечатлило и Европу, в первую очередь, конечно, Британию. Вновь обратимся к дневнику военного министра: "Блестящий успех Скобелева уже заметно произвел сильное впечатление в Европе, тем более, что он последовал вслед за неудачами, понесенными англичанами в Афганистане, и совпал с их поражениями в Южной Африке. Сегодня вторично заехал ко мне лорд Дефферин (посол Великобритании, - примеч. В.Ф.) и на этот раз застал меня дома. Он добродушно сопоставлял наши успехи с британскими неудачами, объяснял мне положение дел в Капской колонии, но более интересовался нашими видами в Закаспийских степях. Разумеется, я старался успокоить его; однако ж высказал, что, вероятно, Скобелев не остановится на полпути и закончит полное покорение Текинского оазиса".

И Милютин не ошибся. Сразу после взятия крепости Скобелев посылает прокламации к текинцам, обещая всем, кто откажется от дальнейшего сопротивления полную безопасность. И текинцы стали возвращаться в Геок-Тепе к своим семьям. 18 января от туркменских вождей приходит Скобелеву письмо с выражением полной покорности, и в этот же день отрядом полковника Куропаткина без единого выстрела был занят Ашхабад. "От Скобелева получены благоприятные известия, - пишет Милютин в дневнике, - передовой его отряд занял без боя Ашхабад и некоторые другие пункты на восточной окраине Текинского оазиса. Начинают являться от текинцев депутации с изъявлением покорности". 22 января более 1000 текинцев возвратились в Геок-Тепе. Предводителей текинцев Скобелев встречает с выражением глубокого почтения, награждая их халатами и медалями.

Мужество туркмен произвело на командующего огромное впечатление. "Текинцы такие молодцы, - утверждал он, - что несколько сотен такой кавалерии сводить под Вену - неплохое дело". Это желание было воплощено в жизнь, - через три с лишним десятка лет туркмены в составе русской армии действительно появятся под Веной. А джигиты Текинского полка будут служить личным конвоем прославленному генералу Л. Г. Корнилову.

Это были последние боевые действия где Куропаткин и Скобелев сражались плечом к плечу. Скобелев после усмирения Туркмении отправляется в Минск командовать армейским корпусом, а еще через год, в июне 1882 года, Белый генерал, таинственно умирает.

В биографическом очерке о своем боевом друге и командире, написанном в 1893 году, Куропаткин напишет: "Судьбе было угодно отнять Скобелева у России на 39-м году его жизни, но несомненно, что, живи Скобелев еще между нами, он в случае европейской войны должен был командовать армией, имея при этом все задатки выйти победителем и стать в ряды полководцев Русской земли, Суворову равных".

Сам же Алексей Николаевич 24 апреля 1881 года возвращается в Ташкент, продолжать командовать стрелковой бригадой.

Продолжение следует

В.ФЕТИСОВ