Говоря о событиях на Ближнем Востоке, справедливо будет заметить, что в них присутствует некая цикличность. Точнее, они имеют свойство повторяться в логике современной военной политики, которая, как ни крути, в целом носит линейный характер. И, на наш взгляд, в нынешнем цикле явно усматриваются аналогии с ситуацией, подобной той, что переживало курдское движение в западном (сирийском) Курдистане, именуемом Рожавой, в конце 2015 и на протяжении 2016 года.

Ход последних месяцев, прошедших с начала Анкарой 15 июня этого года военной операции против Рабочей партии Курдистана (РПК) в южном (иракском) Курдистане, в которую турецкая сторона активно попыталась втянуть Тегеран, показывают следующее: до начала постконфликтного урегулирования в Сирии, особенно в Рожаве (автономной территории на сирийском севере и северо-востоке, которая частично оккупирована Турцией и подконтрольными ей исламистскими бандформированиями) еще очень далеко. Продолжающееся противостояние на отдельных площадках в Ираке и Сирии с активным вовлечением экстерриториальных игроков, проецирующих свое деструктивное влияние на положение дел, все более нарастает. Тем самым вопрос о мирном строительстве откладывается на неопределенную перспективу.

Говоря о событиях на Ближнем Востоке, справедливо будет заметить, что в них присутствует некая цикличность. Точнее, они имеют свойство повторяться в логике современной военной политики, которая, как ни крути, в целом носит линейный характер. И, на наш взгляд, в нынешнем цикле явно усматриваются аналогии с ситуацией, подобной той, что переживало курдское движение в западном (сирийском) Курдистане, именуемом Рожавой, в конце 2015 и на протяжении 2016 года.

Есть нечто схожее между ситуацией в тот период времени и нынешним положением дел, которое развивается с момента, когда Турция в октябре 2019 года приступила к своей операции на северо-востоке Сирии по созданию т.н. "30-километровой зоны безопасности", которая по факту стала зоной военной опасности, мародерства, террора и всевозможных преступлений. Мы не ради иронии взяли слово "безопасность" в кавычки, потому что фактически продолжающееся военное вторжение турок в Рожаву продлило полосу нестабильности от Африна далеко на Восток. В этой связи кто-то вправе задать вопрос: извольте, а что общего вы находите в нынешней динамике и в ситуации, складывавшейся в регионе в 2015-2016 годах?

Ответ дадим сразу и далее по тексту обоснуем свои выводы. Речь пойдет о кардинальных изменениях региональной "тектоники", ввиду которых не только рассматриваемый нами регион обретает новый вид, но и меняется состав игроков, определяющих его развитие на дальнее будущее.

За длинной вереницей быстро сменяющихся событий, действующих лиц и скоротечных политических решений, на фоне которых у простого обывателя apriori не может сформироваться цельная картина происходящего, из нашего поля зрения почему-то выпал некогда активно продвигавшийся Ираном проект создания т.н. "курдской оси". Да, в 2016 году он де-факто провалился, но замысел Тегерана носил уникальный по региональным меркам смысл и предполагал создание единого геополитического поля с выходом к средиземноморскому бассейну с тем, чтобы образовать полноценный транспортно-логистический коридор от Кандиля (горный район в ирано-иракском курдском пограничье) через КПП "Фейш-Хабур" и Синджар до северной Латакьи. И что интересно: именно эта несбывшаяся ось и стала отправной точкой для вторжения турецкой армии сначала в Джераблюс, который тогда полностью контролировался террористами ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ), а позже и оккупации Африна - одного из трех кантонов Рожавы наряду с Кобани и Джазирой.

Вопрос этот, полагаем, надо рассматривать в двух измерениях: геополитическом и геоэкономическом:

с точки зрения пространственно-географической, для Ирана было важно использовать фактор РПК-YPG для нейтрализации сил джихадистского "интернационала" и укрепить свои позиции в Рожаве, сохраняя территориальную целостность этого региона и не допуская его окончательной фрагментации;
с точки зрения геоэкономики, для Тегерана было важно наладить бесперебойность логистики вплоть до алавитской зоны в Сирии через Ирак, где он делал ставку на дружественные силы в лице "Патриотического союза Курдистана", а также движения "Горан".
Случись это, вряд ли, конечно, Иран создал бы там нефтегазотранспортную инфраструктуру, но вот нанести ущерб углеводородным интересам Катара, Турции и США в регионе за счет претворения в жизнь военно-политического замысла по созданию "курдской оси" он мог. И это должно было всерьез и надолго изменить региональный баланс сил в пользу Тегерана. Не случилось, не довелось… Но вместе с тем провал идеи "ирано-сирийской оси" через объединенный Курдистан фактически не оставил каких-либо вариантов, которые могли бы устроить автономные власти Рожавы в их диалоге с Дамаском.

Итак, что же происходило в те далекие (по нынешним меркам) дни пятилетней давности? И как именно Тегеран пытался разыграть "курдскую карту" в региональном разрезе?

Стремительный рост самосознания курдов Рожавы, начавшийся в пору "Арабской весны" 2011 года одновременно с появлением надежд на получение автономии, быстро наткнулся на препятствия в виде наседавших с Юга джихадистов и их "патрона" в лице политических кругов и силового блока Турции, фактически выступившего для них тыловой базой.

Понимая, к чему приведет слияние турецкой элиты и "салафитского интернационала", Иран решил сделать ставку на курдов в попытке форсировать Евфрат летом 2015 года и развить наступление на направлении "Менбидж - Эль-Баб - Аазаз" для прорыва фактической блокады кантона Африн и соединения его с другими составными частями Рожавы. Африн оставался отрезанным от Заевфратья как естественными географическими преградами, так и укреплением Анкарой политико-экономической оси "Шанлы-Урфа - Ракка", которая тогда была столицей террористического "Халифата".

Глядя на карту северной Сирии, невольно напрашивается вывод о глубокой стратегической проработке иранцами своей стратегии в пику внешнеполитическим интересам Анкары, которая, следуя своим амбициям, в то время неплохо организовала топливную логистику с террористами.

Стремясь рассечь этот альянс, отрезав Анкару от нелегальных источников нефти, добываемой ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ), и выйти с востока к Алеппо (а на тот момент город был в руках джихадистов), Иран, естественно, сделал ставку на наиболее адекватную в политическом плане региональную силу - курдов. При этом он поощрял стремительное развитие военных "Отрядов народной самообороны" (Yekineyen Parastina Gel - YPG), которые были тогда усилены как живой силой в лице бойцов из родственной партии PJAK, так и оружием и боеприпасами. Об этом не очень-то любят вспоминать курдские эксперты, особенно сторонники антииранских взглядов, но факты эти имели место и потому достойны объективного анализа.

Теперь немного о том, в чем, собственно, состоял замысел Тегерана и почему ему все-таки не суждено было реализоваться.

На момент летней кампании YPG 2016 года Алеппо был еще спорной территорией, наполовину контролировался "халифатчиками", на четверть салафитами "Джабхат ан-Нусры" (организация, деятельность которой запрещена в РФ), на четверть (если брать район Шейх Максуд) курдами, у которых имелась неплохая тыловая поддержка со стороны Африна, который получал тогда снабжение по воздуху и поддерживался российским участием. И если бы летнее наступление YPG параллельно с форсированием Ефрата "Хезболлой" и отдельными частями КСИР благополучно завершилось установлением цепи курдских опорных пунктов от Кобани до Менбиджа и далее на Африн, то первый этап иранского плана был бы выполнен. Вторая фаза состояла в том, чтобы отрезать Идлиб от границы с Турцией, на что курдские отряды, усиленные прибывающими в Рожаву бойцами РПК, вполне могли пойти, взяв под контроль пограничные районы. Это требовало от правительственных войск Асада при поддержке "Хезболлы" разбить джихадистов в районе Хамы (благо, что в то время противоречия между "Нусрой" (организация, деятельность которой запрещена в РФ) и ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ) перешли в формат боевых действий) и перейти в наступление на направлении Маарет эн-Нуман, взяв под контроль трассу М-4.

К слову сказать, в то время прямые контакты между РПК и "Хезболлой" явно не прослеживались, но ныне покойный генерал Кассем Сулеймани следил за тем, чтобы ливанские "прокси" оказывали поддержку YPG в районе Алеппо активными действиями. Все как бы шло по плану, который по сути своей был абсолютно верным и своевременным, дававшим курдам надежду заполучить в будущей Сирии - "Сирии без террористов" - достойное место с правами широкой автономии с возможностью развертывания самостоятельных органов самоуправления.

Однако этому замыслу не было суждено реализоваться. Очаговый характер позиций террористов, если выражаться языком тактики, не позволил "Хезболле" создать полноценно с юга фронт поддержки курдского наступления на севере. В итоге мы помним, как города Эль-Баб и Аазаз попеременно переходили из рук в руки на фоне жестоких боев. Помнится, как в самом Алеппо террористы прибегали к активным действиям на переднем крае в Шейх-Максуде.

И все-таки у читателя, наверняка, возникает вопрос, почему нам вспомнился именно этот сюжет? Ведь прошло уже пять лет (хотел там что-то Иран намутить и что тут…) и зачем былую историю привязывать к нынешней ситуации? Наш ответ будет таким.

Во-первых, с военной точки зрения неудавшееся наступление привело к откату курдских сил YPG на Восток, за Евфрат, после чего Турция впервые официально ввела свои войска на территорию страны, начав известную операцию "Щит Евфрата". В итоге Африн оказался окончательно отрезанным от контактов с внешним миром.

Во-вторых, неудача летней кампании 2016 года, фактически ознаменовав собой стратегическое поражение Ирана и откат на Юг в пользу Турции с переброской подразделений "Хезболлы" на Дейр эз-Зорский фронт, имела только одно прочтение: не получилось, значит, не время. Фактически Иран тогда бросил своих союзников. Генерал Сулеймани покоится с миром, так что спросить не с кого. Хотя количество жертв, которые понесли YPG - РПК трудно оценить сегодня.

С какой целью Иран, вообще, пошел на эту авантюру? На первый взгляд, ответить на этот вопрос не сложно. Ведь даже в тот момент времени Тегеран весьма неплохо ощущал себя на северо-иракском участке в т.н. "зоне обороны Мидии" центрального командования Народных сил самообороны Курдистана (Hêzên Parastina Gelê Kurdistan - HPG). Напомним, что именно там начиная с 15 июня сего года продолжается военная операция Турции против РПК. Вряд ли, конечно, Тегеран рассчитывал использовать "курдскую ось" в каких-то своих геоэкономических интересах. Едва ли им двигала мысль построить там трубопровод, когда безопасность его будет обеспечивать так же сложно, как и стабильность самого региона. Никак нет. А вот рассечь альянс Турции и исламистского "интернационала" в Сирии, продемонстрировать Дамаску приверженность идее целостности страны, а также попытаться кооптировать курдов в диалог с ненавистным им режимом Башара Асада - все это имело место и было призвано добавить авторитета институту иранских советников.

Военно-политический альянс РПК с YPG и Партии Демократический союз (PYD) с Союзом общин Курдистана (Koma Civakên Kurdıstan - КСК) был способен претворить в жизнь проект "третьего пути" для ближневосточного урегулирования, который курдские лидеры предлагают и сегодня. У Ирана в тот момент просто не хватило сил переломить давление со стороны Турции, которая как тогда, так и сегодня чувствует себя в этой части Сирии и в Рожаве более чем вольготно. Тегеран не был готов тогда к серьезной стычке с Анкарой, что, по сути, означало бы прямое военное столкновение на сирийском плацдарме. Поэтому мы и называем этот неудавшийся проект авантюрой, которую после кратковременной неудачи быстро забыли. Забыли все, кроме курдов.

Итак, отвечая на вопрос о цикличности процессов в регионе и повторении ситуации вокруг курдского движения в Рожаве, стоит сказать, что каждый из представителей региональных держав и экстерриториальных игроков, реализуя свои, в первую очередь политические, интересы, рассматривал свою версию отношений с курдским движением. Defacto курды были в очередной раз использованы под благовидным предлогом, поверив в обещания широкой автономии и соответствующего расположения со стороны Дамаска в переговорном процессе, но были оставлены один на один с возникшим после этого status quo. Тогда еще шла война и любая осмысленная с политической и военной точки зрения попытка перехватить тактическую инициативу и выиграть в оперативном плане на северо-сирийском ТВД была абсолютно оправданна.

И все-таки, что общего находим мы в ситуации лета 2016-го и 2020-го? Ответ прост: возникла изоляция. Откат Ирана с севера и переключение его на южной стратегическое направление после провала военной операции 2016 года привели к физической изоляции курдов в Африне, Кобани и Джазире, к нарушению связи между ними. Курдов оставили тогда выживать самостоятельно. С этого момента начался процесс интенсивного втягивания РПК и YPG-PYD в орбиту Запада. Альянс с США как вынужденная мера, продиктованная необходимостью получения оружия, боеприпасов и иного снаряжения, поставили курдский авангард на время в положение зависимости от заокеанских "друзей", которые, как главный кукловод в регионе, решали исключительно свои задачи. Но уже тогда, по всей видимости, Вашингтон рассматривал РПК и близкие ей YPG-PYD как своих временных союзников. Поверенным же в делах курдов (от Запада) уже тогда был выбран "Курдский национальный совет" (ENKS) - структура для Рожавы, согласованная между США и Турцией и финансируемая через структуры барзанистов в Сирии (ДПК-С).

Фактическая оккупация рассматриваемых районов Турцией при поддержке исламистских бандгруппировок сопровождается активным продвижением в структуры власти Автономной администрации Северо-Востока Сирии именно членов ENKS, о предательской роли которого нами говорилось достаточно много. Вывод напрашивается сам собой: любой вариант использования экстерриториальными игроками РПК и YPG-PYD ведет к политической изоляции передовых сил курдского движения в Рожаве и других частях Большого Курдистана. Итог этого очевиден - наблюдаемый нами глубокий кризис внутри этого движения.

В сущности, именно с 2016 г., после провала иранского проекта по созданию "курдской оси", была заложена основа событий, свидетелями которых мы сегодня являемся. Потеря Африна в 2018 только усилила их разрушительный эффект. Как всегда в истории, курдский авангард был использован в сиюминутных играх. Теперь же, не сумев удержать в Рожаве единый политический контур, РПК вынуждена была открыть масштабные военные действия против Анкары, активно продвигающейся в южный Курдистан, что дает все основания заявить о его оккупации. Деструктивная роль, которую ныне играет ENKS, будучи креатурой клана Масуда Барзани и возглавляемой им ДПК, высвечивает положение "цугцванга" для РПК, при котором единственным из возможных шагов становится война на внешнем и внутреннем фронте.

Владислав
Руднев - политолог, эксперт Аналитической группы "Левый поворот", соавтор Telegram-канала @jiyana_nu.
30.10.2020