Раззаков, Сталин и "Манас"

На прошлой неделе в Нацакадемии наук устроили презентацию необычной толщины книги–рекордсменки. Сборник документов "Манас" Института языка и литературы имени Айтматова включает удивительные и скандальные материалы об изучении и издании эпоса "Манас" в 1925–2016 годах. Всего 1260 страниц плюс 24 страницы иллюстраций, которых больше 150!

Вождь сердится, значит, он не прав

Как сказал "ВБ" главный редактор книги, директор Института языка и литературы академик Абдылдажан Акматалиев, "сборник охватывает материалы, содержащие судьбоносные решения в сфере развития манасоведения".
Расскажем об одном таком впервые полностью публикуемом судьбоносном решении, которое... не было выполнено. Лично Сталин отменил.
Сталин не одобрил важную записку с подписями главы правительства Киргизской ССР Исхака Раззакова и первого секретаря ЦК Компартии (большевиков) Киргизии Николая Боголюбова. Они знойным летом 1946–го представили к награждению наивысшей тогда премией, Сталинской, главных участников изданной в Москве книги "Манас. Кыргызский эпос. Великий поход".
В Центргосархиве общественно–политической документации КР сохранилась копия этой записки, подлинник отправили по адресу: "Москва, Кремль".
Как впоследствии с черным юмором вспоминал поэт–переводчик "Манаса" Семен Липкин, в тот год враждебные вихри начали реять над азербайджанским "Китаби деде Коркуд", узбекским "Алпамышем", кыргызским "Манасом", да и над остальными восточными эпосами. То, что раньше поощрялось, что всесоюзно праздновалось, теперь становилось подозрительным, антисоветским.
Эти эпосы, и "Манас" тоже, стремительно стареющий великий вождь товарищ Сталин вдруг начал обвинять в "элементах антинародности", в "протаскивании чуждых народу феодальных идеалов".
Подозрительному Сталину не могли понравиться слишком смелые эпитеты из записки Раззакова: "Эпос "Манас" является величайшим творением устной поэзии, которое по праву ставится научными авторитетами в ряд с такими памятниками мировой эпической поэзии, как "Илиада", "Одиссея", "Шахнаме", "Слово о полку Игореве". В богатырских образах Манаса и Семетея народ олицетворил свою мощь, придавая им лучшие черты своего собственного облика - отвагу и честность, любовь к свободе, верность в дружбе, мужественную стойкость в борьбе с врагами".

Песня свободы

Первым в списке кандидатов на Сталинскую премию был обозначен "КАРАЛАЕВ САЯКБАЙ, выдающийся современный сказитель (манасчы). Народный артист Киргизской ССР и орденоносец".
Вот редкостные воспоминания о манасчы побывавшего в Кыргызстане в сентябре–октябре 1947–го выдающегося писателя Василия Гроссмана: "Во Фрунзе мы слушали сказителя–манасчы Саякбая Каралаева - кыргызского Гомера. Каралаев не играет, не актерствует, а вновь и вновь, должно быть, видит битвы и пиры Манаса, горестно плачет, смеется, торжествует, гневается, когда в душе и в мозгу его возникают и меркнут видения правды и лжи отошедших веков.
Что я слышал о Каралаеве? Он охотник, у него живет прирученный беркут, с ним Каралаев охотится на волков, лис, зайцев. Беркута Каралаев называет своим братом, подолгу беседует с ним и жалуется ему, когда бухгалтерия неаккуратно выплачивает гонорар, который ему положен в академии за записи "Манаса".
У него семья - жена, дети, хозяйство, свои овцы, сад. Он любит плотно и вкусно поесть, выпить, пошутить, посмеяться, покичиться перед соседями. Он умен, мило лукав, честолюбив. Но разве все это может объяснить чудо этого человека? Когда–то Анатоль Франс, описывая героя своего гениального романа Эвариста Гамелена, с восхищением и отчаянием написал: "Этот человек непостижим. Впрочем, все люди непостижимы".
Мне хочется рассказать о последней путевой встрече. Когда мы уже подъезжали к Фрунзе, возвращаясь с Иссык–Куля, нас обогнал легковой автомобиль - манасчы Каралаев возвращался из поездки по колхозам. Пока обогнавшая нас машина не ушла далеко вперед, я видел большую стриженую голову Каралаева в белой киргизской шапке. Голова его мерно покачивалась в такт движению в зеркальном прямоугольном окне. В этой голове жил эпос народа, тысячу лет передававшийся от певца к певцу.
Исчезло без следа государство Тимура, обратились в пыль великие деспотии прошлых веков. И лишь песня о свободе, о праве человека быть человеком дошла до наших дней", - такие смелые слова написал Гроссман о Каралаеве в самый разгар сталинской деспотии!
Вождь правильно учуял: нельзя давать такому манасчы Сталинскую премию.
...Фрунзенский–бишкекский старожил Владимир Дайнеко недавно рассказал "ВБ", что в те годы Каралаев жил в своем доме с садом, другом–беркутом и овцами неподалеку от нынешней вечеркинской редакции, в начале переулка Глинки. Тот переулок давно исчез под застройкой микрорайона "Восток–6", у пересечения улиц Ибраимова и Чуйкова.
Володе Дайнеко Каралаев запомнился как "хороший дядька". Однажды попросил местных хулиганистых подростков - "только пожар здесь не устройте!".

Первый среди равных

На Сталинскую премию Раззаков выдвинул и большую тройку поэтов–переводчиков.
Первым номером в этой тройке, и не только по алфавиту, просто как самый лучший, идет СЕМЕН ЛИПКИН (годы его длинной жизни: 1911–2003). "Член Союза Советских Писателей СССР. Орденоносец. Один из лучших в СССР поэтов– переводчиков с национальных языков на русский. С 1936 года работает над переводами произведений кыргызских поэтов", - так его презентовали Сталину. Cвой первый орден, "Знак Почета", Липкин получил за свои высококлассные переводы "Манаса". Потом у Липкина были еще два "Знака Почета" за его переводы, орден Отечественной войны как ветерану Великой Отечественной, он воевал на Волжской военной флотилии в дни Сталинградской эпопеи и в рядах 110–й Калмыцкой кавалерийской дивизии.
И - внимание! - уже в XXI веке, в 2001–м, Липкин был награжден орденом "Манас" III степени "за большой вклад в развитие кыргызской литературы, многолетнюю плодотворную переводческую деятельность, взаимообогащение национальных культур".
Среди его высоких званий и наград есть и такие: лауреат Премии президента России, Госпремии Таджикистана имени Рудаки, Заслуженный работник культуры Узбекской ССР, Народный поэт Калмыцкой АССР, Герой Калмыкии с вручением платинового с бриллиантами и рубинами высшего калмыцкого ордена Белого Лотоса.
Главное же, что Липкин - непревзойденный поэт–переводчик и замечательный "просто" поэт и мастер прозы. С 1934 года юный Семен переводил поэзию, преимущественно эпическую, с восточных языков. Лучшими в мире стали его переводы кыргызского "Манаса" и аккадской "Поэмы о Гильгамеше", калмыцкого "Джангара", татарского "Идегея", индийской "Бхагавадгиты". Переводил стихи великой кашмирской поэтессы XIV века "бабушки Лал–дэд" и певца индо–мусульманского единства XV–XVI веков Кабира для "Библиотеки всемирной литературы".
Липкин был членом Союза писателей СССР с момента его основания в 1934–м. В 1979–м вместе с женой Инной Лиснянской и Василием Аксновым вышел из СП СССР в знак протеста против исключения из него Виктора Ерофеева и Евгения Попова.
Автор нескольких книг ярких стихов и романа "Декада", воспоминаний о Гроссмане, Мандельштаме, Шенгели, Тарковском, Заболоцком. Считается, что "в стихах Липкина запечатлен опыт сопротивления и выживания, опыт стойкого неприятия лжи и зла". В разгар брежневско–черненковского застоя книги липкинских стихов "Воля" и "Кочевой огонь" триумфально издавались в США.

Закон Бога - русскому манасчы

Уникальны по богатейшей фактуре липкинские воспоминания "Бухарин, Сталин и Манас". Впервые он опубликовал их в суперпопулярном в горбачевскую перестройку журнале "Огонек". Затем чудо–мемуары не раз перепечатывали в Бишкеке и Москве. Жаль, что не перепечатали в нынешнем сборнике документов "Манас".
Липкин рассказывает в своих огоньковских мемуарах и о дружбе с Каралаевым: - Мы с ним дружили. Я любил его, восторгался им, и он это чувствовал, благосклонно мне говорил: "Ты тоже мастер". Он боролся с басмачами во время Гражданской войны, поэтому ему особенно удавались батальные сцены, которыми изобиловал эпос. Держа в руках комуз, он вскакивал со стула, его лицо, два круглых и смуглых яблочка, заливалось пламенем, узкие глаза сверкали, как два лезвия, он заражал своим волнением слушателей, забывал себя и весь окружающий мир, вдохновляясь картинами богатырских схваток и битв, каждый раз находя неожиданные сравнения, краски, глубокие рифмы. Как–то он мне сказал:
- Помни, Семеке (уважительно–ласковое от Семен), что манасчы должен чистую душу иметь. Нельзя нам грязную душу иметь. Плохо для нас грязную душу иметь. Манас накажет, если будешь грязную душу иметь. Даже если ты русский манасчы, ты должен закон Бога и лицо Пророка в душе иметь!
Еще одним выдвинутым на Сталинскую премию был поэт–переводчик Лев Пеньковский (1894–1971). Он - первопроходец: чуть раньше Липкина начал переводить на русский "Манас", узбекский "Алпамыш", казахский "Кыз–Жибек". С большим успехом переводил Иегуду Галеви, Гейне, Гете, Беранже, Гюго, Леконта де Лиля и много еще кого.
Консолидированное мнение энциклопедий: "Переводы Пеньковского отмечены высокой поэтической культурой".
Как и Липкин, Пеньковский писал прекрасные стихи. Романс на его слова, юношеское творение, "Мы только знакомы" популярен до сих пор.
МАРК ТАРЛОВСКИЙ (1902–1952), как и Липкин с Пеньковским, победил на конкурсе переводчиков "Манаса" в середине 1930–х. Тоже был не только переводчиком, но и прекрасным оригинальным поэтом, автором книг стихов - "Иронический сад", "Бумеранг", "Рождение родины". Но его четвертый сборник, "Борение иронии", так и не напечатали - "слишком непролетарский!".
Пеньковский попал в мясорубку сталинских репрессий. Однако повезло: "Сидел, но меньше года".
В 2000–м вдруг посмертно опубликовали "Оду на Победу", написанную Тарловским 9–13 мая 1945 года и чудом сохранившуюся в его архиве. Это сложное произведение вызвало волну интереса к Тарловскому. Блестящая пародия на октавы Державина!
Тарловский писал: "Лениноравный маршал Сталин! Се твой превыспренний глагол Мы емлем в шелестах читален, Во пчельной сутолоке школ, Под сводами исповедален, Сквозь волны, что колеблют мол...". И так далее, в общем, прямая дорога с такими стихами к расстрельной стенке.
Так что "не зря" хитромудрый Сталин вычеркнул Каралаева, Липкина, Пеньковского и Тарловского из числа кандидатов на свою премию. Равно как и автора вступительной статьи в издании эпоса 1946 года белорусского литературоведа ЕВГЕНИЯ МОЗОЛЬКОВА (1909–1969), ответредактора УМАРКУЛА ДЖАКИШЕВА (1909–1978), замечательного фрунзенского первого театрального художника и первого иллюстратора "Манаса", автора недавно обнаруженных машинописных воспоминаний ГЕОРГИЯ ПЕТРОВА (1901–1993), манасоведа ЫБРАЯ АБДЫРАХМАНОВА (1888–1967).
...Как бы от имени всей этой великолепной восьмерки и от имени всего их перекореженного Сталиным поколения тот же Тарловский с горечью сформулировал: "Мы все расстреляны, друзья. Но в этом трудно нам сознаться".

Александр ТУЗОВ