Реальная политика требует жертв

Алексей Алешковский
сценарист

Идея демократии вроде бы заключается в том, чтобы привести общество к торжеству общечеловеческих ценностей. Но на практике торжество демократии в несвободных странах лишь активирует животный инстинкт национализма. Так было в постколониальной Африке, в бывших советских республиках после распада СССР и в Югославии после Тито. Оправдание любого насилия требует своего языка, и сегодня – это язык политкорректного гуманизма.

А что такое политкорректный гуманизм? Это гуманизм, в котором общечеловеческие ценности по-ленински подчинены конкретной идеологии. В общем-то, старая добрая готтентотская мораль, только под модным соусом, который называется "это совсем другое дело". Скажем, движение BLM – это не черный расизм? Ну что вы, это совсем другое дело! Белый господский расизм легитимизировал власть одних над другими, черный – стал инструментом господствующей идеологии.

"Несомненно, самым главным вопросом всякой революции является вопрос о государственной власти. В руках какого класса власть, это решает все", – писал Ленин. Вопрос о власти актуален и без революции. Более того, распад СССР во многом был продиктован именно инстинктом сохранения власти республиканских элит, которые не сумели предотвратить, но смогли возглавить возрождающийся национализм. А национализму всегда нужен противник.

Если противника больше нет, его необходимо выдумать. Революционная Украина, которая почти четверть века после провозглашения независимости мирно жила с памятниками Ленину и прочей коммунистической символикой, внезапно решила с ней воевать. Лозунг "москаляку на гиляку", стоит напомнить, появился еще до возвращения Крыма и войны в Донбассе. Независимо от внешних интересантов, которые стояли за Майданом, аппетит к национализму приходит во время еды.

Карабахский конфликт вспыхнул 30 лет назад не на ровном месте – он был предопределен исторически, когда большевики отдали земли одного народа другому. Он был предопределен геноцидом армян и враждой соседей. Однако время лечит любые раны – в советские времена принудительного интернационализма (а он практиковался и в Югославии – стране с не менее серьезными национальными проблемами) армяне и азербайджанцы жили вполне мирно.

Но вот пришли перестройка и гласность. Считается, что своим расцветом и бурным ростом националистические движения обязаны КГБ. Даже не углубляясь в конспирологические мотивы, заметим, что эту плесень культивировать совсем не сложно. Каждому человеку свойственно любить свой народ, народу свойственно гордиться своей историей. Самоидентификация человека довольно тесно связана с национальным мифом, который состоит из побед и поражений.

Поражения вызывают ресентимент: чувство взывающей к реваншу несправедливости. Это – страницы истории многих народов. Ницше, которому мы обязаны этим термином, писал: "Говоря на ухо психологам, в случае если им будет охота изучить однажды ressentiment с близкого расстояния – это растение процветает нынче лучшим образом среди анархистов и антисемитов, как, впрочем, оно и цвело всегда, в укромном месте, подобно фиалке, хотя и с другим запахом".

Понятие ресентимента, нуждающегося в образе врага, обычно употребляется в презрительном, "реваншистском" контексте, но даже у Ницше "не все так однозначно": "Как много уважения к своим врагам несет в себе благородный человек! – а такое уважение и оказывается уже мостом к любви… он и не выносит иного врага, кроме такого, в котором нечего презирать и есть очень много что уважать!".

И далее: "Представьте же теперь себе "врага", каким измышляет его человек ressentiment – и именно к этому сведется его деяние, его творчество: он измышляет "злого врага", "злого" как раз в качестве основного понятия, исходя из которого и как послеобраз и антипод которого он выдумывает и "доброго" – самого себя!.." Собственно, "расчеловечивание" соперника или оппонента, превращение его во врага и есть главный признак ресентимента.

Должны ли были азербайджанцы, живущие в конце тысячелетия, отвечать за своих предков начала века? Были ли армяне Сумгаита и Баку в ответе за националистов Еревана и Степанакерта? Имел ли Нагорный Карабах право на самоопределение? Должен ли был первый демократический президент Эльчибей развязывать войну с соседями, которая стоила Азербайджану пятой части территории? Могла ли Армения за 30 лет урегулировать отношения с соседями миром?

Сегодня эти вопросы выглядят риторическими, но компромисс возможен для людей, которые в состоянии воспринимать чужую правду. Правду врага воспринимать нельзя по определению. Чтобы добиться своих целей, политикам необходимо разделять и властвовать, превращая оппонентов во врагов. Но чтобы на другой стороне были звери, на этой должны быть гуманисты. Только белые одежды могут оправдать любое насилие. Справедливость – вечно новое платье любого голого короля.

К сожалению, политика любой страны весьма грязна. И в констатации этого факта нет нравственного релятивизма, в котором привыкли обвинять "запутинцев". Любое государство руководствуется своими выгодами и заботами о собственной безопасности. Альтруистами прикидываются только мошенники. Украинская и армянская революции казались маршами идеалистов, а оказались эпизодами прокси-войн. Решать свои проблемы лучше за чужой счет, не правда ли?

Любая война нуждается в идеологической подготовке. Разбудите пещерный национализм, закутайте его в белые демократические одежды, научите риторике политкорректного гуманизма, вручите ему знамя борьбы с коррупцией и начинайте считать жертвы. Разделяйте, властвуйте и умножайте прибыли. Погибшие солдаты, сожженные дома, убитые мирные жители, отчаявшиеся беженцы – вот инструменты Большой игры. Реальная политика требует жертв.