Андрей Маслов
Полина Слюсарчук

Африка и Индийский океан нужны России не сами по себе, а чтобы чувствовать себя свободнее, выйти на простор, приобрести больше возможностей для сдерживания

Российский флот возвращается на берега Индийского океана. В ноябре президент Путин принял предложение правительства подписать соглашение о создании пункта материально-технического обеспечения ВМФ РФ в Судане. Следующий шаг – двустороннее соглашение с Суданом, которое поручено заключить Министерству обороны РФ. Зачем понадобился России этот "пункт обеспечения" и какое отношение к "возвращению в Африку" имеет его появление?

Зачем русским Красное море

Россия интересуется Красным морем еще с конца XIX века, когда в 1888 году самопровозглашенный "атаман вольных казаков" Николай Ашинов со товарищи отправился искать приключений на абиссинский берег Индийского океана и основал там колонию – "Новую Москву". Предприятие в "Московских ведомостях" поддержал известный консервативный публицист Михаил Катков, а вот писатель Николай Лесков, наоборот, критиковал Ашинова за наглость и скандальность.

Атаман вел переговоры с министерствами обороны и иностранных дел, но Александр III и его министры сочли нецелесообразным обострять отношения с Францией и Великобританией, дразнить их появлением русской колонии в Африке. В итоге Ашинов не получил государственной поддержки, а лишь некоторую финансовую. Новая Москва – первая и, наверное, последняя русская колония в Африке – просуществовала чуть больше недели, с 28 января по 5 февраля 1889 года, и была жестоко разгромлена французским флотом. Императорское правительство не стало возмущаться, назвав затею Ашинова частным предприятием.

Для России Красное море, как и Африка в целом в те времена были прежде всего остановками на морском пути из Петербурга во Владивосток. Для флота это и сейчас так. Выход НАТО к границам России, развертывание системы ПРО в Восточной Европе, присвоение России статуса основной угрозы для стран НАТО – все это внесло свой вклад в появление российской базы в Судане. Искать причины этого в значительной степени демонстративного решения Москвы следует в Европе, а не в Африке и не на Ближнем Востоке.

Для Европы и Азии Красное море и Суэцкий канал – стратегическая артерия, через которую идет основная торговля. Там размещена целая система военных баз – в Джибути США, Китай, Франция, Япония и Италия поддерживают контингенты общей численностью несколько десятков тысяч человек. Эти контингенты нацелены не только и не столько на решение задач в акватории Индийского океана, сколько на операции внутри Африки.

Российский же пункт, где cмогут находиться не более 300 человек из состава ВМФ и не более четырех военных кораблей, значительно уступит по своим масштабам и возможностям джибутийским базам вероятных противников. Хотя в будущем он может стать основой для расширения присутствия в регионе – проект соглашения предусматривает пересмотр допустимого количества кораблей и военнослужащих.

Советские традиции

Российское возвращение в Красное море идет по следам СССР. Советские военные базы в бассейне Индийского океана существовали до 1991 года. В 1964 году был построен пункт материально-технического обеспечения в Бербере, Сомали, – он действовал до 1977 года, когда СССР поддержал Эфиопию в эфиопско-сомалийской войне. В ответ власти Сомали потребовали вывести базу в трехдневный срок.

На замену новый пункт организовали на эфиопском острове Нокра в юго-западной части Красного моря. В 1991 году Эфиопия потеряла выход к морю в результате эритрейско-эфиопского конфликта, и советскую базу на Нокре закрыли.

После распада Советского Союза необходимость в базах на некоторое время отпала: Россия стремилась к доверительным отношениям с НАТО и была готова отказаться от глобального присутствия. Москва демонстративно закрыла аналогичные, хотя и более масштабные объекты на Кубе и во Вьетнаме.

Но эти уступки не оценили по достоинству, и теперь Россия возвращается в Мировой океан. Возвращается, чтобы преодолеть давление, которое ощущает все сильнее в Европе. Африка и Индийский океан нужны России не сами по себе, а чтобы чувствовать себя свободнее, выйти на простор, приобрести больше возможностей для сдерживания.

Слухи о возможном появлении российской базы в Африке ходили еще в 2019 году. Правда, тогда речь шла не о Судане, а о Центральноафриканской Республике. Поклонник России, президент ЦАР Фостен-Арканж Туадера сам намекнул на такую возможность в интервью на полях саммита Россия – Африка в Сочи.

Российская сторона опровергла обсуждение такого вопроса. База в ЦАР не нужна России: она ничего не прибавит к российской способности обороняться, а ведь именно мотив "обороны" – ключевой в суданском соглашении.

Называть военные объекты флота за рубежом "пунктами материально-технического обеспечения", а не "базами" – тоже советская традиция. Ее символическое значение можно передать просто: база – это опора для державы, которая пришла с моря, чтобы контролировать окружающую сушу, форпост для захватнических, колониальных действий. Россия же никогда не нуждалась в новых заморских территориях, ей были нужны не базы для захвата с моря, а пункты для поддержки флота в дальних морях и океанах, а сам флот – для сдерживания своих противников, а не для колонизации.

Значение для Судана

Впервые речь о российской базе в Судане зашла в 2017 году, во время визита в Россию тогдашнего суданского президента, а ныне заключенного Омара аль-Башира. На встрече с Путиным он попросил защитить страну от агрессивных действий США и предложил обсудить вопрос использования Россией "баз на Красном море".

Российская сторона не сразу поддержала эту инициативу, но с тех пор в Судане многое изменилось: произошел переворот, аль-Башира свергли, а курс страны сменился с прокатарского на проэмиратский. В Судане отменили женское обрезание, закон о вероотступничестве и разрешили продавать алкоголь немусульманам. Последнее можно было бы посчитать уступкой русским, но тут важнее то, что, по проекту соглашения, российских военных и их семьи будут судить по российским законам.

Скорее всего, возможность разместить базу начали прорабатывать еще при аль-Башире, но важно, что решение приняли уже при новом правительстве, которое получило международную поддержку и в целом выглядит гораздо более устойчивым. Россия постепенно отходит от ставки на союзы со слабыми и больными режимами, обращая больше внимания на их международную легитимность и внутреннюю устойчивость.

Россия была для Судана не единственным возможным партнером по строительству стратегического объекта, но исторически государства региона благосклонно относятся к присутствию российского флота. Весь их опыт говорит о том, что русские не хотят или не могут вести экспансию в глубь континента и порты нужны им по своему прямому назначению – как опора для базирования флота.

Для России условия выглядят привлекательно. В отличие от военных баз в Джибути, где за аренду платят десятки миллионов долларов, Россия не будет платить Судану ничего – по крайней мере, по официальному проекту соглашения. Выгода суданцев будет состоять в том, что их компании получат подряды и рабочие места, а опыт работы с русскими может пригодиться в других гражданских проектах.

Иных масштабных примеров экономического сотрудничества России и Судана нет и не предвидится. Работает пара золотодобывающих проектов, но их обороты таковы, что строительство пункта на 300 человек, скорее всего, легко обойдет их и займет место крупнейшего российского предприятия в Судане.

Региональный контекст

Есть у появления российской базы в Судане и региональная рамка. В последние годы на Ближнем Востоке сформировались две устойчивые военно-политические коалиции, противостояние которых в значительной мере определяет и инвестиционные потоки в регионе. В первой ведущие роли играют ОАЭ, Египет и Саудовская Аравия. К этой коалиции примыкают Марокко, Судан, группировки Восточной Ливии, Чад, отчасти Сирия и ряд других стран и группировок.

Противоположный блок формируется вокруг Катара и Турции, где Турция выступает демографическим и военно-политическим полюсом, а Катар – финансовым. К ним примыкает Триполи (режим Западной Ливии), отчасти Тунис, группировки Северной Сирии, Азербайджан, ряд других сил.

Оба блока стремятся поддерживать ровные отношения с Китаем и США, а также с Россией, хотя ее все чаще относят к партнерам первого блока. И действительно, отношения Москвы с эмиратско-египетским блоком в целом ближе, чем с катарско-турецким.

Нейтральных в этом противостоянии стран на Ближнем Востоке остается все меньше. В него втягиваются даже неарабские государства: Израиль налаживает отношения с блоком ОАЭ – Египет, а Иран тяготеет к поддержке инициатив Турции и Катара, развивая с ними и экономическое сотрудничество.

С прежним, подсанкционным режимом аль-Башира Турция обсуждала строительство базы в Суакине, это чуть южнее, – давняя точка османских интересов. Был заинтересован закрепиться на побережье Красного моря и Катар. Но в 2019 году аль-Башира свергли, и новая суданская власть переориентировалась на сотрудничество с Египтом и ОАЭ, а катарские и турецкие инициативы свернули. Интересно, что в числе основных внешнеполитических ориентиров нынешнего суданского режима также числятся США. Санкции сняты, и суданской дипломатии пришлось приложить для этого немало усилий.

База как база

Основной задачей России как было, так и остается освоение собственного огромного пространства, построение единой и связной страны. А российская экспансия в Африку – в значительной степени фантом, созданный американскими, французскими и британскими медиа, которые интерпретируют действия Москвы исходя из собственных нынешних или прошлых реалий. Это их экономические машины, запертые в границах своих стран, нуждались или нуждаются в экспансии, колонизации, прочном присутствии на дальних берегах за многими морями.

С российской стороны этот фантом поддерживают ультрапатриотические публицисты, наследники Каткова, воображающие, что Россия должна ввязаться в соревнование держав за право осваивать Африку. Они уже патетически называют суданскую базу "воротами в Африку". Но никакой реальности, никакого плана Путина для Африки за этой риторикой и штампами нет.

Для западного – восходящего, скорее всего, к британскому – восприятия база – это звено в цепи экспансии, от которого начинается проникновение в глубь материка. Сейчас так на базы склонна смотреть Турция. Но у России – обратная последовательность обоснований.

Российская база на Красном море – это просто база. Россия противостоит НАТО, защищает свои интересы. Опора на берегах Индийского океана нужна флоту, втянутому в глобальное противостояние. Чем сильнее будет внешнее давление, тем больше российского флота будет в Индийском океане, тем больше будет появляться "пунктов материально-технического обеспечения". Немало стран к югу от Судана будут рады обсудить предложения, а современные Ашиновы уже ищут подходящие локации.

Другим мировым державам стоит отойти от восприятия российского пункта базирования в Судане как части игры с нулевой суммой и посмотреть на нее как на инструмент сдерживания, например, сомалийских пиратов, с которыми ВМФ России довольно успешно борется в Индийском океане. Или как на стабилизирующий фактор для самого Судана. А попытки надавить на суданский режим, чтобы предотвратить появление базы, приведут только к росту встречных усилий.