Чем лечить синдром хронической усталости МИДа
Активная внешняя политика – это широкий комплекс воздействий, обусловленный возможностями страны

Александр Халдей

Российский МИД устал – это практически всеобщая оценка российского экспертного сообщества. Дискуссия о неадекватности российского МИДа и перспективах его главы в этой связи упирается в тему споров между управлениями АП о приоритетах внутренней и внешней политики. МИД ориентируется на эти установки и потому не сам определяет свой курс, а следует предписаниям. Ведь у нас внешнюю политику определяет президент, а не глава МИДа.

Приоритетом российской внешней политики остается всемерное уклонение от конфликтов, а если они неизбежны, то выбирается стратегия самого мягкого их прохождения. Это рационально – возможность силового плеча в российской внешней политике ограничена. Здесь при прочих равных доминирует медицинский термин "не навреди", а если нанесение вреда неизбежно, то "не навреди сверх неизбежного".

Нужно напомнить, что в США Госдепартамент всегда существовал как разновидность спецслужб, одно время там даже осуществляли так называемую работу с открытыми источниками информации, что потом переложили на ЦРУ. Госдепартамент США – уникальный орган, также как и ФРС. Нигде в мире таких больше нет, даже в Британии. Это именно государственный департамент для управления заморскими колониями, даже если они называются "союзники".

Госдепартамент в корне отличается от классического МИДа, задачей которого является именно диалог и дипломатическая защита позиции своей страны на международной арене. Госдеп – это не инструмент защиты, это инструмент нападения. Такова природа государства США и таков его главный внешнеполитический орган.

Надо напомнить, что Кондолиза Райс издала перед своим уходом специальную директиву под названием "О задачах Госдепартамента при осуществлении специальных операций политического влияния", где были расписаны должностные инструкции каждого сотрудника от мала до велика в деле содействия цветным революциям и проникновения мягкой силы США в каждую страну.

Даже советский МИД эпохи харизматичного Громыко такими функциями не обладал, занимаясь в основном традиционными функциями прикрытия спецслужб и контактами с различными ВИП-персонами. Надо сказать, что перестройка и демократия в наименьшей степени коснулись МИДа, оставив в неприкосновенности цели и методы страны, оказавшейся в слабой переговорной позиции, но с интересами элиты в адаптации к внешней среде, где господствовал победитель в Холодной войне.

И это далеко не только офшоры и личные активы, но и сохранение внешнеторговых связей и защита контактов на уровне корпораций. Ведь Россия, несмотря на импортозамещение, до сих пор не ушла от зависимости от импорта в целом ряде важнейших позиций.

Сейчас от российского МИДа требуют превратиться отчасти в подобие Госдепа. Это невозможно не только потому, что Россия – не США. В России действует технологическое разделение функций, где разведка и дипломатия разделены, и МИД не является органом вербовки агентуры влияния и не включен в контур проведения операций по проникновению в чужое внутриполитическое пространство.

Говоря советским языком, МИД не занимается экспортом революции. Для работы с массами в чужой стране через головы местной элиты сначала должна поработать разведка и нейтрализовать сопротивление. Когда это невозможно, МИД ищет контактов с элитами, то есть это работа с аристократами, говоря старым языком.

Это преемственная российская дипломатическая школа, переданная в СССР из царской России и сохранившаяся в России либеральной. Вы можете поставить во главе МИДа любого силовика с его специфическими навыками, но невозможно перевести туда весь аппарат разведки - сами мидовские сотрудники должны стать другими. Они должны быть бойцами, а не непонятно чем. Дипкорпус в России не заточен под задачи экспорта революции, его не готовят к этому, да и Россия не ставит пред собой таких задач.

В СССР экспортом революции занимались специальные отделы ЦК КПСС. Не МИД и не КГБ – отдельные спецслужбы, оформленные как подразделения для связей с братскими партиями и прочих неброских функций, типа отдела административных органов, где утверждали комсостав спецслужб и инфильтровали туда свою агентуру, неизвестную руководству этих спецслужб. Ничего подобного в структуре российской власти сейчас нет. А перекладывать на МИД несвойственные ему функции – это лишь испортить и без того довольно рыхлое ведомство.

Если российский МИД начнет проводить операции политического влияния, то он для этого потребует соответствующего обеспечения, которое сводится к комплексным возможностям государства влиять на иностранные элиты. Для этого нужна экономическая и военная мощь, позволяющая наказывать непослушных. Пока даже Китай такими возможностями не обладает. Надо не забывать, что всего 30 лет назад распался СССР, и ельцинско-козыревская Россия полностью следовала в русле политики США.

Активная внешняя политика – это широкий комплекс воздействий, обусловленный возможностями страны. Политика России активна, но это не активность МИДа. Чтобы МИД мог развернуться, должны сначала поработать другие ведомства. Нынешний МИД находится в стадии ожидания новых контуров меняющегося мира.

В США сменился президент, политики которого пока никто не знает, есть лишь предположения. Вызревают и оформляются конфликты внутри НАТО, возникают новые игроки типа Турции, меняются отношения США и ЕС, Китай ищет опору в изменившихся условиях.

Новая реальность говорит о том, что все страны стремятся к многовекторности, и даже сверхдержавы не могут их в этом ограничить. Даже советские лимитрофы позволяют себе не слушаться США – несмотря на директивы Госдепа времен Кондолизы Райс и полное подчинение постсоветских элит. Внешняя политика – это столкновение своей активности с активностью других, и тут важно не оказаться в неуправляемом конфликте.

Смена условного Лаврова на условного Нарышкина позволит внести новую струю в работу ведомства, но не стоит это переоценивать. МИД не заменит национальный бизнес, армию и спецслужбы. Именно они создают основу для влияния государства. МИД лишь скрепляет печатью то, что продавили по другим каналам. Что не отменяет некоторой активизации мидовцев, которая скорее будет сводиться в корректировке некоторых акцентов в их работе.

И самое главное, чего не может МИД – это элитный консенсус. Пока в элитах сохраняется конфликт интересов и нет согласованной позиции, МИД вынужден быть пассивным и следовать минимальной оптимальности. Иными словами, активность МИДа – это то, чего удалось добиться государству по всем каналам проецирования влияния. В этом смысле смена правительства и конституционная реформа дают на порядки больше поводов для усиления влияния России, чем смена главы МИДа. МИД – верхушка айсберга, тогда как все влияние основано на том, что скрыто от глаз.

Для активизации МИДа должны возникнуть не только внешние угрозы, но и внутренние предпосылки. Российский трансфер – не лучший период для смены внешней политики. Однако график трансфера не совпадает с календарем выборов, и это является главной проблемой, решать которую приходится не главе МИДа, а президенту. Именно он определяет степень требуемой активности МИДа, и это надо учитывать в первую очередь.

Публикация: ТГ-канал "Русский Демиург"