Национальные особенности украинской элиты 

ДМИТРИЙ ДЖАНГИРОВ

Материал подготовлен: Международным Институтом Политической Философии (IIPP, Украина)

Применение теории элит к украинским реалиям дает внешне парадоксальную картину: правящий класс/элита представлена симбиозом олигархов и государственно-бюрократической системы, контрэлита – компрадорами, действующими в связке с внешними бенефициарами, анти-элита – "людьми модерна". Однако, все становится на свои места, если мы признаем тот факт, что в Украине установилась неофеодальная общественно-политическая формация как следствие того, что вместе с социализмом украинский правящий класс избавился и от модерна 

Вступление

Прежде всего, необходимо уточнить, что целый ряд признаков, присущих современному западному обществу, не определяет общественно-политическую формацию, установившуюся в Украине как капиталистическую. Проще говоря, некоторые признаки капитализма, которые выглядят, как имманентные, не являются таковыми, во всяком случае – в украинских условиях.

Например, тот уровень современного научно-технического прогресса (НТП), благами которого практически наравне с Западом пользуются украинцы, является следствием не капиталистического общественно-политического уклада, установившего в Украине, а глобализации. Разумеется, НТП на Западе – прямое следствие капитализма, а, точнее, важнейшего свойства капитала – его инвестиционной и инновационной составляющих. На Украине же достаточно высокий уровень НТП никак не отражает, а, тем более – не определяет господствующую общественно-экономическую формацию.

Также не являются признаками капиталистического уклада в Украине ни абсолютное преобладание частной собственности, ни пребывание украинских олигархов в "списках Forbes" рядом с "несомненными капиталистами" Запада, ни признание украинской экономики рыночной как западными экономистами, так и международными институциями, включая МВФ. В данном случае мы просто сталкиваемся с типичной смысловой ловушкой: описывая сложившуюся в Украине социально-экономическую систему в терминах капитализма и рыночных отношений, мы, разумеется, приходим к выводу, что она – капиталистическая.

Главное же свойство, оно же – предназначение капитала состоит в создании добавленной стоимости и извлечении прибыли. Но если мы аккуратно вычтем все бонусы и преференции, гарантированные бизнесу украинских олигархов законодательными, подзаконными и регуляторными актами, все прямые и косвенные субсидии из государственного и местных бюджетов, все "правильные" решения судов и ангажированность правоохранительной системы в целом, то вскроется весьма показательная картина:

во-первых, в чистом виде, бизнес-деятельность украинских олигархов является, интегрально, не прибыльной, а глубоко убыточной;
во-вторых, эта бизнес-деятельность de facto не создает добавленную стоимость, а последовательно уничтожает часть стоимости сырья, оборотного капитала и рабочей силы, участвующих в процессе производства.

Исходя из этого, активы, находящиеся в распоряжении украинских олигархов, не являются капиталом, а сами отечественные олигархи не являются капиталистами. В крайнем случае можно говорить о "псевдо-капитале" и "псевдо-капиталистах", но применять к ним критерии успешности и эффективности с точки зрения капиталистической системы – совершенно некорректно!

В первом приближении, украинские (как и все постсоветские) олигархи являются группой лиц, которые перераспределяют созданную другими добавленную стоимость в свою пользу. Ниже мы сделаем важное уточнение и дополнение к этой формулировке.

Правящий класс/Политическая элита  

Ядро украинского правящегося класса сформировалось в период развала Советского Союза из части государственно-бюрократического аппарата, "красных директоров" и адаптировавшихся к новым реалиям "предпринимателей" начала 90-х.

Появление независимой Украины запустило два основных тренда: выход из состава СССР стимулировал "обустройство территории", а разрыв с социалистической системой – встраивание в международное разделение труда в рамках капиталистической системы. И далеко не сразу стало очевидным, что эти тренды в значительной степени антагонистичны; в любом случае требовался достаточно высокий уровень государственного менеджмента, чтобы их совместить. Отсутствие необходимых знаний/умения/опыта вкупе с увлечением "обустройством территории" привело к тому, что украинская экономика практически не сумела встроиться в международное разделение труда своими отраслями с высокими уровнями передела/добавленной стоимости; с каждым годом структура украинского экспорта становилась все более сырьевой (в 2020-м году доля АПК в украинском экспорте достигла 45%, черных металлов и изделий из них – 17.5%, минеральных продуктов – 10.5%; доля экспорта высокотехнологической продукции не достигает 10%).

Объективные и субъективные причины того, почему Украине не удалось встроиться в международное разделение труда высокотехнологичными отраслями, мы разберем в одной из следующих статей.

Начиная с начала 90-х основой функцией государственно-бюрократического аппарата стало "обустройство территории"; "красные директора" занялись "обустройством" в новых условиях своих субъектов хозяйствования, иногда выходя на масштаб отраслей; часть предпринимателей была включена в процессы "обустройства территории" и "обустройства субъектов хозяйствования" в качестве механизмов перераспределения общественных (бюджетных) средств и общественной собственности в частные руки.

В результате этих процессов сформировался правящий класс в виде симбиоза государственно-бюрократического аппарата и олигархов. И здесь важно отметить, что несмотря на внешнюю парадоксальность, именно вторые являются "младшими партнерами" первых, а не наоборот. Украинские олигархи являются ключевым элементом перераспределения бюджетных средств в пользу государственно-бюрократического аппарата; в масштабе макроэкономики речь идет о перераспределении добавленной стоимости[1], созданном всем обществом в пользу небольшой группы лиц.

Прослойка "красных директоров" постепенно исчезла в ходе приватизации за ненадобностью (как избыточный элемент в системе), лишь в крайне незначительной степени пополнив ряды олигархов.

В этой системе нет места крупному капиталу (а, соответственно – капитализму) в его прямом смысле, как самовозрастающей стоимости, использующей инвестиции (капиталовложения) и инновации (новые сферы приложения капитала).

В итоге в стране сложилась преимущественно[2] неофеодальная система, как результат того, что вместе с социализмом украинский правящий класс отказался и от модерна. Очевидно, что парадоксальная развилка между капитализмом и неофеодализмом возникла в Украине, да и на всем постсоветском пространстве в силу развала социалистической системы[3].

Перераспределение ранее "общенародной"/государственной собственности между гражданами могло пойти как по капиталистическому, так и по неофеодальному пути: в первом случае собственность и/или активы превращаются в капитал, во втором – в богатство.

Приумножение капитала связано, в первую очередь с инвестициями и инновациями, и опирается на экономические знания и то, что называется "дух предпринимательства".

В основе приумножения богатства лежат привилегии, которые мы упрощенно именуем "близостью к власти", определяемой личной лояльностью. В отличие от классического феодализма, где объектом лояльности является суверен/сюзерен, при неофеодализме таковым объектом выступает государственно-бюрократический аппарат, зачастую олицетворяемый отдельными чиновниками.

Нынешние украинские олигархи – это крупные собственники, прошедшие "искусственный отбор" отечественной государственно-бюрократической системы и доказавшие свою способность с ней взаимодействовать в качестве ключевого элемента личного обогащения за счет государственного бюджета.

И если успешный капиталист - это человек, являющийся экспертом и знатоком природы капитала, включая понимание многочисленных специфических сфер современного менеджмента и маркетинга, то успешный украинский олигарх является экспертом и знатоком природы украинской власти и человеческой натуры чиновников, принимающих ключевые для него решения.

Отсутствие de facto в стране крупного капитала и, соответственно, крупных капиталистов, делает необходимым пересмотреть еще три "капиталистических стереотипа", не применимых к украинской социально-экономической формации.

"Эффективный собственник". Предполагается (со всеми оговорками и натяжками), что в условиях рыночной конкуренции собственником капитала становится тот, кто умеет наиболее эффективно извлекать из него прибыль и добавленную стоимость. В противном случае этот капитал (предприятие, фирму, финансовое учреждение и т.п.) ждет гибель (банкротство).

В украинской неофеодальной системе "эффективным" считается собственник, который сумеет привлечь к финансированию своего актива как можно больше бюджетных средств и обеспечить ему как можно большее число льгот и преференций через принятие соответствующих решений органами власти. И именно под контроль таких "собственников" стремится передавать активы государственно-бюрократическая элита.

"Украинская системная коррупция искажает капиталистическую/рыночную систему". Здесь мы снова становимся заложниками избранной терминологии. То, что в рамках капиталистического уклада мы вполне справедливо именуем коррупцией, является неотъемлемой частью неофеодализма. Т.е., данные de jure криминальные деяния являются не просто составной частью, а de facto неотъемлемым экономическим базисом сложившейся системы.

Именно в силу этого и системная, и бытовая коррупция пока неискоренимы в Украине в принципе, независимо от усовершенствования законодательства и создания "независимых" антикоррупционных органов.

Здесь важно в очередной раз отметить, что при капитализме конечной целью коррупции является извлечение дополнительной добавочной стоимости, т.е. приумножение капитала; можно сказать, что коррупция является несправедливым и незаконным способом повышения эффективности имеющегося капитала. При этом полное (точнее – почти полное) искоренение коррупции делает систему более эффективной и позволяет усилить ее социальную составляющую, о чем свидетельствует опыт стран Северной Европы, а также Новой Зеландии.

В рамках же неофеодальной системы, связи, по аналогии именуемые коррупционными, являются ее неотъемлемой составляющей и представляют собой форму феодальной ренты – плату неофеодалов государственно-бюрократической системе за полученные "в кормление" отдельные базовые предприятия, целые отрасли/сферы экономики, иногда – территории.

Важно отметить, что в неофеодальной системе в связи с de facto отсутствием капитала, практически стерта грань между приумножением богатства в сфере государственной службы и частного бизнеса. Именно поэтому отдельным кланам/группам в разное время "в кормление" передавались как некоторые таможенные пункты, так и вся таможенная служба в целом; в этом же списке – налоговая служба, финансовая система, Нацбанк, здравоохранение …

"Рыночное/капиталистическое" законодательство, действующее в Украине, задает рамки капиталистической социально-экономической формации". Дело в том, что формально "капиталистическое" законодательство с "феодальными" нюансами в законах, подзаконных актах и практике правоприменения порождают неофеодальные отношения.

Одним из следствий de facto неофеодальных отношений в de jure капиталистической системе является особый характер социальных лифтов.

Упрощая, можно утверждать, что социальные лифты – важнейший элемент социальной инфраструктуры – при феодализме формируют в первую очередь привилегии, дающие доступ к тому или иному уровню богатства. Доступ к привилегиям можно получить через происхождение и/или лояльность, при этом лояльность по отношению к "распределителю" привилегий обязательна в любом случае.

При капиталистическом же социально-экономическом укладе социальные лифты формируются через образование и/или способность эффективно управлять капиталом, при этом эффективность использования капитала – обязательна. Разумеется, происхождение также имеет немаловажное значение, но уже опосредованно – как трамплин к более качественному образованию.

Завершая обзор украинского правящего класса/элиты, отметим, что неофеодальная общественно-политическая формация, сложившаяся в Украине, вполне органично накладывается на доминирование феодального дискурса (или феодального кода) на уровне "коллективного бессознательного". Т.е., "средний украинец" и мыслит, и описывает реальность преимущественно в терминах неофеодализма. 

Контрэлита

Украинская контрэлита, в полном соответствии с теорией элит, борется за доступ к ресурсу, которым на сегодня владеет правящий класс. А этим ресурсом, как мы показали выше, является феодальная рента. Таким образом, контрэлита не ставит своей целью разрушение сложившейся в Украине неофеодальной социально-экономической системы, основанной на перераспределении создаваемого общественного продукта в пользу узкого круга лиц. Цель украинской контрэлиты – перенаправить эту ренту в пользу внешних бенефициаров, представляющих "коллективный Запад".

Украинская контрэлита носит ярко выраженный компрадорский характер и на сегодня, кроме широкого представительства в правительстве и парламенте, она de jure контролирует наблюдательные советы государственных корпораций, de facto выводя их из-под контроля государства и перенаправляя непрозрачным для украинского общества образом значительную часть доходов[4] иностранным бенефициарам.

Украинская контрэлита, в противоположность правящему классу, стремится к уменьшению роли государства, либерализации/дерегуляции экономики.  Это связано с тем, что контрэлита берет под контроль инфраструктуру страны – сферу, в которой национальные корпорации являются естественными монополистами. И государственное регулирование – препятствие на пути установления монопольно высоких цен. Т.е., вместо коррупционных схем взимания феодальной ренты через льготы, преференции и т.п. (см. выше), применяемых правящим классом, компрадорская контрэлита использует свое монопольное положение в сфере инфраструктуры для перераспределения общественного продукта в пользу небольшого количества зарубежных бенефициаров.

В рамках такого противостояния понятна роль антикоррупционных органов (Национальное Антикоррупционное Бюро – Национальная Антикоррупционная Прокуратура – Высший Антикоррупционный Суд), создание которых было буквально навязано Петру Порошенко вместе с их "неприкасаемым" руководством: минимизировать получение феодальной ренты правящим классом и перенаправить ее под контроль компрадорской контрэлиты, выступающей в качестве операторов внешних бенефициаров.

Наиболее наглядный пример – НАК "Нафтогаз", хотя подобного рода схемы примеряются, и к "Укрпочте" (активно лоббируется передача последней функций банка с дальнейшей приватизацией). Из других ярких "кейсов" – приватизация "Укрспирта" прошла по правилам (и в интересах) неофеодальной элиты, а за контроль над ГП "Укрзалізниця" идет жесткая борьба между неофеодальной элитой и компрадорской контрэлитой.

Схема зеркальная – если олигархи являются механизмом для перераспределения созданной в Украине добавленной стоимости в пользу верхушки государственно-бюрократического аппарата, то компрадоры выступают в роли механизма для такого же перераспределения в пользу представителей иностранных государственно-бюрократических аппаратов, способных обеспечить в Украине политическую "крышу" для деятельности компрадорской контрэлиты.

В качестве нюанса можно отметить, что если в случае правящего класса можно говорить о партнерских отношениях чиновников и олигархов в процессах перераспределения, то в отношении контрэлиты речь идет всего лишь о зарплатах (хотя и о высоких и сверхвысоких) для компрадоров, которыми их обеспечивают иностранные бенефициары за счет … украинского бюджета.

Противоречия между украинской элитой и контрэлитой зачастую вступают в острую фазу, например, там, где олигархи лоббируют льготы и преференции, компрадоры настаивают на монопольно высоких ценах. В этой ситуации, часть государственно-бюрократического аппарата начинает метаться между внутренними и внешними "сюзеренами".

Здесь, к слову, проявляется одно важное отличие классического феодализма эпохи "высокого средневековья" от современного постсоветского неофеодализма: сегодня не всегда очевиден "сюзерен"; более того, наряду с возможностью перехода от одного "сюзерена" к другому, не являются редкостью ситуации "слуг двух господ".

Однако, главное противоречие элиты и контрэлиты заключается в отношении к государственно-бюрократическому аппарату: "проект Украина", который продвигает украинская контрэлита, предполагает радикальное сокращение функций государственно-бюрократического аппарата и, как следствие – его столь же радикальное сокращение.

В то же время, у контрэлиты отсутствует проект возврата Украины в модерн и преодоления неофеодального кода; их задача – перестройка существующей неофеодальной системы под внешних сюзеренов.

В заключение раздела необходимо отметить, что уже сегодня контрэлита очень глубоко проникла в правящий класс, являясь его неотъемлемой частью. Но главным социальным лифтом для представителей контрэлиты являются в первую очередь не электоральные процессы, а НКО и прочие структуры "гражданского общества", финансируемые из-за рубежа бенефициарами компрадорского способа перераспределения общественного продукта.

Антиэлита

В качестве анти-элиты в Украине выступают "люди модерна", для которых неприемлема сложившаяся в стране неофеодальная система. Как и "положено" анти-элите, у них нет собственного проекта развития страны.

Украинская анти-элита мыслит категориями модерна и капитализма (независимо от своего отношения к данной общественно-политической формации): прогресс/развитие, добавленная/прибавочная стоимость, инвестиции, инновации и т.п.

Анти-элита считает коррупцию искажением рыночных отношений и призывает к законодательной борьбе с ней. Также эти люди верят в возможность создания благоприятного инвестиционного климата в стране, хотя в системе, в которой, как мы показали выше, отсутствует de facto крупный капитал, серьезные капиталовложения (= инвестиции) невозможны по определению.

Картина мира представителей анти-элиты вполне соответствует мейнстриму "коллективного Запада", но оказывается неадекватной в украинских реалиях.

Они осознают деградацию государственных институтов, экономики и общества, но не могут сформулировать конечную цель своей борьбы с властью. Более того, "людьми модерна" мы их называем исключительно с точки зрения "системы координат", используемой в данной статье; сами они находятся далеко за пределами данного дискурса.

Вместо целей украинская анти-элита воспроизводит некие пожелания, основанные преимущественно на стереотипах – сделать "как в США", "как в Швеции", "как в Польше", "как в Китае", "как в Германии", "как в Чили при Пиночете", "как в Гонконге", "как на Западе" и т.д. При этом такое пожелание обычно касается одного-единственного элемента экономической системы (социального, фискального, антикоррупционного, стимулирующего и т.п.), без рассмотрения его взаимосвязей с другими элементами социально-экономического уклада страны, приводимой в качестве образца.

Не сильно упрощая ситуацию, можно констатировать, что все экономические программы представителей анти-элиты сводятся к формуле-оксиморону: "налоги – снизить, бюджетные расходы – увеличить!"[5]      

Мы имеем дело с пассионарными людьми, которые бунтуют против существующей системы, ограничивающей возможности реализации их потенциала, но неспособные создать иную систему. В данном случае – против системы, перераспределяющей созданный украинским обществом (ими – в том числе!) общественный продукт.

Анти-элиту попеременно используют в своем противостоянии украинские элита и контрэлита; первые – под лозунгами борьбы с внешним управлением, вторые – борьбы с коррупцией. Однако, ни в одной из этих коалиций анти-элита не будет бенефициаром. Для нее это битва Чужого с Хищника – кто бы не победил, анти-элита в проигрыше!

[1] В данном случае мы для простоты используем понятный "капиталистический" термин "добавленная стоимость".

[2] Строго говоря, украинскую социально-экономическую систему можно охарактеризовать как многоукладную при доминировании неофеодального уклада.

[3] Существует мнение, что система, de facto в экс-СССР установилась система "государственного капитализма", но с точки зрения рассматриваемых вопросов взаимоотношений граждан и собственности, это совершенно не принципиально.

[4] Как и ранее мы не употребляем термин "прибыль", который характерен для капиталистической социально-экономической системы, потому как контрэлита не претендует на слом сложившегося неофеодального уклада.

[5] Британская шутка о лозунгах оппозиции

Авторский коллектив:
Константин ГРИГОРИШИН – бизнесмен
Виктор САВИНОВ – философ
Дмитрий ДЖАНГИРОВ – политический консультант

***

Национальные особенности украинской элиты (ч.2) 

Материал подготовлен: Международным Институтом Политической Философии (IIPP, Украина)

В первом материале на данную тему авторский коллектив IIPP в рамках теории элит обосновывал тезис о том, что украинский правящий класс существует в рамках (нео-)феодальной, а не капиталистической общественно-политической формации. Соответственно, в таких же рамках существует и украинская контрэлита, которая с переменным успехом борется с элитой за контроль над (нео-)феодальной рентой. И только маргинальная (по отношению к общественному мейнстриму) украинская антиэлита пытается описывать общественно-политическую формацию, сложившуюся в Украине, в терминах капитализма и модерна. В предложенной аналитике мы более подробно обоснуем тезис о том, что вместе с социализмом украинский правящий класс отказался и от модерна, а также покажем, что для украинского общества (нео-)феодальный код оказался вполне приемлемым и естественным

Авторы в целом разделяют один из постулатов современной политической философии постмодерна[1], согласно которому культура является экономическим феноменом. Соответственно, капиталистический культурно-социальный код (производственные отношения) в естественном виде может существовать и регламентировать социум только в идеологических обществах модерна. Низвергая модерн, мы неизбежно возвращаемся к культурному коду премодерна, который является феодальным.

Национальные особенности возврата к (нео-)феодальному культурному коду в результате демонтажа общества модерна, мы анализируем на примере Украины, хотя, по нашему мнению, такая ситуация – в той или иной степени – характерная для всего постсоветского пространства.

Капитализм, как порождение эпохи модерна

Избегая длительной дискуссии, мы сразу же постулируем, что эпоха модерна, порожденная научно-техническим прогрессом, первична по отношению к капитализму, как общественно-политической формации.

При этом очевидно, что модерн не мог существовать в рамках феодальной общественно-экономической формации, ориентированной на стабильность представлений об окружающем мире, где основой цикличности процессов выступали суточные и сезонные циклы.

Наглядный пример: мануфактура, как предприятие с разделением труда на отдельные производственные операции – базисное явление капитализма[2] – не стала драйвером экономического развития Испанской империи, так как оказалась в крайне неблагоприятной для своего существования общественно-экономической формации. Чисто "феодальные" налоги: ежегодный сбор с каждого станка и 10%-я "алькабала" (налог с торговых сделок) угнетали любые более или менее сложные производственные цепочки и производство товаров с высоким переделом в Испании.

Кроме того, испанская финансовая система, наивно исходившая из того, что печать золотых и серебряных монет из металлов, вывозимых из испанских колоний в Латинской Америке, обогащает Корону, также не соответствовала капиталистической формации, при которой прирост богатства нации обеспечивается созданием добавленной/прибавочной стоимости.

Своеобразным методом "проб и ошибок", а нередко, и войн – как, например, испанско-голландские и испанско-английские, капитализм как общественно-политическая формация стал основой модерна.

Или, немного упрощая, капитализм стал оптимальной системой управления обществом модерна. Из собственности людей естественным образом выделилась значительная (нередко – большая) часть, используемая в инвестиционных и инновационных процессах – КАПИТАЛ.

Относительная стабильность уровня богатства в эпоху пре-модерна сменилась рисками значительных потерь, как плата за ожидание значительного прироста богатства в результате того или иного приложения капитала. Однако, для участников этой своеобразной "азартной игры" появился ранее невиданный, а потому весьма привлекательный "бонус": победители получали возможность за короткий срок резко повысить свой социальный статус.

Теперь риски приложения капитала могли окупиться таким уровнем положения в обществе, которые ранее давало только "благородное происхождение" или несравнимо более высокие риски военной карьеры.

Инвестиционный и инновационный характер капитала породили как необходимость постоянного соотнесения инвестиционных и инновационных рисков с ожидаемыми в будущем прибылями, так и новые отношения между людьми (в первую очередь, капиталист – лично свободный наемный работник), а также новые виды ответственности и распределения рисков (например, лицо принимающее решение – рядовые акционеры).

Со своей стороны, развитие капитализма радикально повлияло на изменение институтов, определявших "лицо" эпохи пре-модерна: государство, которое от налогообложения собственности/богатства и торговых операций перешло к налогообложению добавленной стоимости и/или прибыли, было вынуждено постепенно отказываться и от иных характерных признаков феодализма (например, от основных сословных привилегий, всех форм "крепостной" зависимости крестьян).

Кроме того, буржуа нуждались в "боге", который бы благословлял бы их предприимчивость, а, на самом деле – эгоизм и индивидуализм, неизбежные при рисках, порожденных инвестиционной и инновационной природой капитала. Ответом на эти "нужды и чаяния" собственников капитала выступил протестантизм, в ХХ веке вообще "плавно перетекший" в атеизм, прекрасно уживающийся с культом "невидимой руки рынка".

Альтернативы капитализму

Следующий важный момент, на который мы будем опираться: капитализм –не единственная общественно-политическая формация, соответствующая эпохе модерна и реализующая идеи прогресса.

Модернистский позитивизм и прогресс лежали в основе и фашизма[3], который сошел с исторической арены, и социализма[4], которые сохранился в маргинальных (Куба, КНДР, Венесуэла) либо радикально видоизмененных в сторону капитализма (КНР, Вьетнам) формах.

Фашизм и социализм полностью воспринимали такие неотъемлемые элементы модерна, как индустриализация, урбанизация, секуляризация и развитие институтов государства. Научный позитивизм у них встраивался в идеологические конструкции, т.е., познаваемость мира безусловно признавалась, но результаты процесса познания предвосхищались идеологическими установками (в первую очередь – в социальных науках).

В отличие от классического понимания "гражданского общества", при фашизме и социализме общественная жизнь, безусловно, существовала и в весьма разнообразных формах, но большинство этих форм "затачивалось" под государственные интересы. Так, например, занятия молодежью спортом рассматривалось в качестве подготовки к армейской службе, а литературная деятельность – в качестве подспорья идеологическому воспитанию.

Альтернативные общественно-политические формы модерна стали во многом реакцией на:

цикличность капиталистической экономики, неотъемлемым элементом которой считались регулярные экономические кризисы[5];
очевидное размывание капитализмом консервативных ценностей, в первую очередь – на десакрализацию государственной власти.

В экономическом плане фашизм и социализм отвергали главенствующую роль капитала в прогрессе; фашизм – через подчинение капитала государственным/национальным интересам, социализм – через искоренение капитала и трансформацию его инвестиционных и инновационных свойств в централизованно планируемые элементы хозяйствования. Цикличность экономики модерна, определяемая господствующим в мире капиталистическим укладом, преодолевалась[6] административными методами, в первую очередь – государственным планированием.

В философско-идеологическом плане фашизм/нацизм и социализм/коммунизм представили миру модели ре-сакрализации власти, например, как "хранителя славного прошлого" либо как "создателя светлого будущего", не нуждающихся в дополнительной легитимизации путем выборов (Точнее, выборы превратились в мистерию обновления присяги верности со стороны народа своей власти).

Украина: от социализма к пре-модерну

Отказ от социализма, как общественно-политической формации, не означает неизбежного перехода к капитализму, даже в случае принятия соответствующего законодательства и использования "либерально-рыночной" терминологии. Это весьма неочевидный, и на первый взгляд – парадоксальный вывод, который, тем ни менее, полностью подтвержден украинским "кейсом".

Прежде всего, можно с большой долей уверенности утверждать, что Украина вместе с социализмом в значительной мере избавилась и от дискурса эпохи модерна, вернувшись по уровню осознания общественных процессов в поздний пре-модерн, грубо говоря – в дискурс Гоббса и Локка XVII века, переходную эпоху трансформации феодального общества.

Не удивительно, что в украинском обществе время от времени возникает дискуссия об Общественном Договоре, как форме существования Государства, что является прямой отсылкой к эпохе перехода к модерну, которой соответствовал поздний феодализм. Ну, а относящаяся у той же эпохе дискуссия о путях формирования политической нации в Украине вообще не прекращается все 30 лет независимости.

Еще более характерным признаком возврата Украины к позднему пре-модерну являются дискуссии вокруг "государственного языка" и "государственной церкви", как фундамента государственности и неотъемлемого признака суверенитета. В то время как именно секуляризация является одним из важнейших признаков эпохи модерна.

В целом же, украинское общество совершило переход от социалистических отношений эпохи модерна к нео-феодальным отношениям эпохи пре-модерна. Тут необходимо отметить важный нюанс: нео-феодальные отношения в современной Украине являются практически полностью неформальными, но, несмотря на это – определяющими для установившейся общественно-экономической формации. 

Вкратце перечислим характерные признаки украинских нео-феодальных отношений, которые состоят в отсутствии у общества, власти и "реформаторов" представлений о:

Разнице между собственностью и капиталом, по итогу – между богатыми людьми, владеющими собственностью, и капиталистами, "запускающими" в работу свой капитал, который представляет из себя самовозрастающую стоимость.

В результате, государственно-бюрократический аппарат в партнерстве со сверхбогатыми собственниками, именуемыми "олигархами", перераспределяет через государственный и местные бюджеты созданную обществом добавленную стоимость. Уже в силу этого украинская власть действует вопреки интересам украинских капиталистов, приумножающих свой капитал в конкурентной среде благодаря наличию предпринимательских способностей. (В первом материале мы доказали, что что украинские олигархи, по сути, не являются капиталистами).

Разнице между инвестированием частного капитала в проект и финансированием проекта за счет заемных средств.

В результате, идея "государственно-частного партнерства" существует на сегодня исключительно на бумаге, государственным и региональным чиновникам намного проще привлекать займы, несмотря на их очевидную дороговизну, нежели вступать в непонятные и взаимно ответственные "инвестиционные отношения". Не говоря уже о наличии третьей возможности – напрямую финансировать проекты из государственного либо местного бюджета.

Бюджетном субсидировании и льготном налогообложении, как факторах, стимулирующих развитие капитала.

В результате, бюджетные субсидии и налоговые льготы в Украине являются формой феодальной ренты, извлекаемой нео-феодалами ("олигархами") в партнерстве с государственно-бюрократическим аппаратом.

И в завершении: децентрализация, которая в эпоху модерна рассматривается как механизм передачи части бюджетных финансов и полномочий "на места" в интересах развития регионального капитала, в украинских реалиях превращается в "феодализацию", т.е. в передачу "в кормление" определенных территорий местным нео-феодальным кланам. И местные выборы, даже проведенные в соответствии с демократическими нормами, только легитимизируют этот процесс "феодализации" (а не "децентрализации"!)

При этом можно отметить следующее явление, которое вполне соответствует доминированию нео-феодального дискурса на уровне "коллективного бессознательного". С одной стороны, украинское общество крайне негативно воспринимает капиталистов, причем не только "олигархов", но и просто успешных капиталистов, удачно инвестировавших свой капитал и выстроивших прибыльный бизнес.

Однако, в то же время, украинское общество весьма лояльно к "удельным князькам", контролирующим те или иные территории в качестве своих полноправных вотчин. Яркими примерами стали триумфальные переизбрания мэров ряда крупных городов, чья коррупционная деятельность является не просто публичным, а "общепризнанным" фактом так сказать "общенационального значения". Ну, "вишенкой на торте" стало избрание 25 октября главой Подвысоцкой ОТГ Голованевского района Кировоградской области Виктора Лозинского – de facto хозяина этой ОТГ, который вместе с прокурором района и начальником райотдела милиции совершил здесь в 2009 году циничное убийство егеря во время охоты, и получивший за это 10 лет, из которых отсидел 5-ть, выйдя "по состоянию здоровья"…

P.S. В третьем материале мы проанализируем, насколько предрешенным для Украины было "выпадение" из модерна. Забегая вперед, укажем – шансы остаться в модерне и перейти из социализма в капитализм были, но весьма незначительные.

[1] Согласно работам Фредрика Джеймисона, Умберто Эко, Поля Рикера.

[2] Существовавшие в Древнем Риме мануфактуры были формой организации рабского труда, т.е., с точки зрения современных представлений и "капиталом", и основными "средствами производства" были рабы. В силу того, что античная мануфактура была полностью "встроена" в рабовладельческую формацию, она не порождала запроса на общественно-экономический прогресс и отмерла вместе с институтом рабовладения. Отдельные исследователи считают, что дополнительным фактором, прочно связавшим античную мануфактуру с рабовладением, был крайне низкий социальный статус наемного работника, а сам наемный труд считался более презираемым, нежели рабский.

[3] Воплощения фашизма мы видели в нескольких формах: классической (Италия), относительно либеральной (Испания, отдельные периоды в ряде стран Латинской Америки, Сингапур), радикально-националистической с изрядной долей пре-модерна (Германия), азиатской (императорская Япония, 1950-е – 80-е годы в Южной Корее), имитационной (Португалия, отдельные периоды в ряде стран Латинской Америки).

[4] Социализм также существовал в ряде воплощений, причем, даже в СССР в разные периоды он принимал различные формы: военный коммунизм, НЭП, "развитой социализм". Военный коммунизм de facto существовал в Албании, de jure присутствует сегодня в Северной Корее; относительно либеральный вариант военного коммунизма демонстрирует Куба. Свои формы социализма существовали в ряде стран Восточной Европы (в первую очередь – Польше), отдельным феноменом стал "югославский социализм". Азиатский вариант социализма дал примеры Китая и Вьетнама, ныне активно трансформирующихся. И, разумеется, ряд стран Азии и Африки, стремившихся заполучить в союзники Советский Союз, демонстрировали имитационные модели социализма.

[5] У современной экономической науки имеются альтернативные точки зрения на проблему цикличности капиталистической экономики, в т.ч. – и на характер этих циклов, но мы в данном случае ссылаемся на базовые представления экономической науки на момент "оформления" альтернатив капитализма в государственные форматы.

[6] Во всяком случае – в теории.

Авторский коллектив:
Константин ГРИГОРИШИН – бизнесмен
Виктор САВИНОВ – философ
Дмитрий ДЖАНГИРОВ – политический консультант