Ворух в воспоминаниях. Бек Нарзи о том, как крепость дала трещину и стала "анклавом"

Бек Нарзи, специально для Asia-Plus

"Сегодняшний ярлык "анклав" – острый нож для всех, кто знает, чем был и чем мог бы стать Ворух в наши дни. Без вороха провокаций и раздоров".

Блогер Бек Нарзи вспомнил детство и объяснил, почему случай Воруха – это больше, чем проблема одного села.

Ворух тесно связан с историей моего рода, моей семьи. Прадед Нарзибек был членом сельсовета Воруха. Погиб он от рук басмачей, оставив свою жену с детьми на руках в тяжелых условиях. Годы были голодные, время роковое.

12:04 5 апреля
Как Ворух стал "анклавом". История таджикско-кыргызского конфликта

Дабы прокормить сына (моего деда) мать отдала его в интернат – в ту пору многие поступали так, чтобы обеспечить детям хотя бы какое-то пропитание. Трудные годы, условия, в которых приходилось не жить, а выживать, закалили моего деда. Он вырос сильным, суровым, мужественным. Он никогда не пасовал и не сдавался. И этому, спустя годы, учил и меня.

Он не только вырос, выдюжил, получил образование, но и, как говорят сегодня, сделал карьеру. Тогда выражались иначе: "Большим человеком стал!" Градоначальником. Не рядовым, не случайным, а оставившим по себе добрую память. Седовласые жители Воруха подтвердят, а врать они не будут. В Ворухе, в пору, когда был жив мой дед, было, как у нас дома, а попросту говоря: "Не забалуешь!"

Село было славным, люди в нем жили гордые, работящие, умеющие работать и отдыхать, всегда готовые прийти на помощь. Сегодня Ворух иначе как анклавом не называют, поминая это название в разных спекулятивных материалах. А ведь Ворух это в переводе (одно из значений) – крепость.

Крепость народа, характера, сила места, известного с древних веков. Этот сегодняшний ярлык "анклав" – острый нож для всех, кто знает, чем был и чем мог бы стать Ворух в наши дни. Без вороха провокаций и раздоров.

Ворух – это мое детство, мой земной рай. Меня отправляли туда закаляться: чистая еда, свежий горный воздух, прелести сельской жизни. Чуть рассветет, мы шли в горы, или пасти овец, а то и коров доить. Дед меня не щадил, а считал, что я должен все уметь, всему учиться и не бояться труда.

Главным развлечением была охота на кекликов, горных куропаточек. Мы не стреляли в них, а расставляли самодельные ловушки и приманивали пташек, имитируя звуки самочек. Это было целое искусство! Иногда ловили по семь штук, если день был удачным и настрой боевым.

Ворух наградил меня брюшным тифом из-за того, что я нахлебался воды в арыке, в которой и стирали, и купались, и мылись…. Местным все было нипочем, а меня, городского шкеда, водичка пробрала до кишок. Этакое боевое крещение.

Но одарил меня Ворух не только хворобой, но и тем, что невозможно выучить или вызубрить – душой, понимаем людей, открытостью, щедростью… Да и профессию свою, дело жизни я обрел там.

Именно в Ворухе я, будущий ресторатор, научился готовить. В горах мы собирали зиру для плова. Мои тетушки учили меня орудовать допотопной маслобойкой, и я делал настоящее сливочное масло из настоящих сливок. Ничего общего с нынешними суррогатами.

По местному обычаю представители каждой большой семьи зазывали моего деда вместе со мной, к себе в дом на угощение. Отказаться значило бы нанести великую обиду.

11:06 25 июля, 2020
"Мы таджики, мы носители корон". О чем эта песня и как к ней относиться

Восточное застолье это не европейские миниатюрные канапе и крошечные тартинки, а сказочные пиршества. Может оттого, что люди там с большим сердцем и широкой душой, и был во всем такой размах, полнота и полнокровие жизни во всех ее проявлениях.

Нанести визиты нужно было в каждый дом, хотя бы четвертью часа внимания и небольшим разговором, но уважить земляков. Разумеется, наедаться до полного обездвижения не нужно было, но маленький я оказался не готов к такому океану гастрособлазнов, который открылся мне.

В каждом доме я пробовал что-то новое, вкусное, домашнее. Здесь плов, там фисташки, тут конфеты, а рядом – сливки коровьи, густые, свежие с теплой ржаной лепешкой. Макаешь ее в крынку и запиваешь сладким чаем. Лепота!

На базаре тут часто не торговали, а обменивались друг с другом: тот, кто выращивал морковь, мог поменяться с соседом на картошку. Лица у всех были приветливы и выразительны. Я часто вспоминаю их, думая о том, что и сегодня Ворух мог бы обрести новую жизнь, став чем-то вроде эко-парка, знакомящего новые поколения наших соотечественников и туристов с традициями страны, промыслами, культурой. Еще живы те, кто мог бы передать мастерство, научить, поделиться…

Пусть в Ворухе не было электричества (печи топили кизяком) и теплого клозета, но там было хорошо, потому что все было настоящее, природное, такое, каким и было задумано свыше, и не успевшее испортиться под влиянием людей.

Ворух – это такая маленькая Швейцария, но без привычной нам сегодня инфраструктуры. Дороги были хорошие, сообщение между селом и "материком", как говорится, нормальным, удобным. Изредка мы встречали людей в высоких колпаках, живших обособленно и тихо. Это были киргизы, как объяснили мне друзья. Кажется, в том и было различие, они в колпаках, мы в тюбетейках, а в остальном – соседи, добрые соседи. А не оккупанты и завоеватели, о которых я читаю сегодня…

Время было советское, тогда никто не считался, это мое, это твое, говоря о землях. Жили вместе, работали, любили, мечтали…

А потом… Чего только не было потом. Мои связи с Ворухом оборвались, наша семья вынуждена была покинуть Родину. Для моей мамы и двух ее сыновей началась новая трудная жизнь на чужбине. Нелегче пришлось и оставшимся. Былое великолепие померкло, "крепость" дала трещину и стала анклавом…

Политика помутила умы. Наши когда-то адекватные соседи словно ощутили себя потомками Чингисхана, и в них проснулись завоевательные амбиции. На трезвую голову они говорили одно, в подпитии – делали совсем другое. И потихоньку-полегоньку оттяпали приличную часть соседней территории. Еще чуть-чуть и Ворух будет поглощен.

Не знаю, на что надеется руководство страны, но, надеюсь, что они отдают себе отчет, что народ не простит, если Ворух будет потерян. Это будет необратимой и непростительной, фатальной политической ошибкой.

10:40 31 марта
Хамрохон Зарифи: "Земля Воруха – территория Таджикистана навсегда"

Промедление, как говорят, смерти подобно. Нужно действовать. Я вижу ситуацию со стороны, а со стороны, многие вещи виднее. Деградация и загнивание власти на самом высоком уровне носят, в некоторых случаях, вопиющий характер.

Должности продаются, люди на правительственных должностях расписываются в полной некомпетентности. Можно, конечно, ржать над политиками, которые стали регулярными поставщиками мемов и анекдотов, но стыд и ужас охватывают, когда сознаешь, что в руках этих людей судьба страны, ее детей, ее будущего.

Ворух не был анклавом. Он оказался низведен до этого унизительного состояния усилиями, а точнее, политическим бессилием. Эти чиновники вроде и не делают ничего, но не понимают, что бездействие их преступно! Отсюда все эти разговоры с высоких трибун о гордости, духоподъемности, великой истории отдают такой фальшью.

Историей и памятью предком мало гордиться, ей надо соответствовать и не порочить ее. Мало нести себя как "носители корон", надо и делом доказывать свое право на трон.

Политики, если вы не окончательно оглохли и не забаррикадировались от своего народа, услышьте, что пускать судьбу страны на самотек – это преступление. Пригласите хотя бы пару дипломатов, способных разрулить ситуацию, а не разрушить все то, что наживалось и создавалось нашими предками. Они верили в нас, а мы их подвели…

А наши дети и внуки не простят этого бездействия и пассивности нам. Точка невозврата еще не пройдена, но мы стоит на ее пороге, а точнее на краю пропасти. Случай Воруха – это больше, чем проблема одного села. В нем, как в капле воды, отражается нынешнее положение региона. Унизительное, плачевное, тяжкое. Так оставим? Рассосется? Меня не колышет?

Если промолчим, будем оглушены последствиями. История учит, но неужели мы опять завалим экзамен по ней. Пересдачи не будет. Другой жизни не будет. И другой Родины у нас нет. Политики смертны, а позор перейдет на наших детей. Как вам такое наследство?