Секс, евреи и конец света

Василию Розанову скоро исполнится 165 лет
Алиса Ганиева
Редактор приложения НГ-Exlibris
28 апр. 2021

Василий Розанов был юдофилом и юдофобом
одновременно. Игорь Пархоменко. Портрет
Василия Розанова. 1909. Государственный
литературный музейВ воскресенье, 2 мая, вы сможете отпраздновать 165 лет со дня рождения философа, публициста, литературного критика Василия Розанова (1856–1919). Фигура эта была столь противоречивая, что к нему и по сию пору относятся неоднозначно. Что чаще всего знают о Розанове? Ну, во-первых, то, что, будучи учителем географии в елецкой гимназии, он так сильно разругался со своим учеником, будущим писателем-природолюбом Михаилом Пришвиным, что того исключили из четвертого класса за дерзость учителю. Позже Пришвин напишет: "Розанов – послесловие русской литературы, я – бесплатное приложение".
Во-вторых, не преминут сказать, что Розанов так беззаветно любил Достоевского, что женился на его любовнице Аполлинарии Сусловой, причем будучи на семнадцать лет младше невесты. Аполлинария и вправду персонаж роковой. Она и Достоевскому изрядно потрепала нервы: то грозилась покончить с собой, то требовала развестись с чахоточной женой, то сбегала с каким-то французом, то устраивала бесчисленные скандалы. Достоевский, вдохновившийся эскападами Сусловой на создание галереи истеричных женских образов, называл ее "больной эгоисткой", а все же любил и страстно звал замуж. Суслова за Достоевского не вышла, а вот за молодого консерватора и студента-отличника Розанова – с радостью. Брак получился крайне неудачным, Суслова всячески унижала мужа, называя его сочинения глупостями, устраивала ему ревнивые сцены и тут же напропалую изменяла и флиртовала с его друзьями. Дважды Суслова бросала Розанова, и тот со слезами возвращал ее. Когда наконец философ встретил другую женщину, с которой завел семью и детей, Аполлинария из вредности двадцать лет отказывалась давать развод, и новый брак Розанова, по сути, считался нелегальным, а пятеро детей его – незаконнорожденными.

Эта дилемма, даже двоеженство, во многом и определила зацикленность Розанова на вопросах семьи и пола. И эта философская повернутость на поле и сексе, кстати, третья вещь, которой он славится. Розанова многие видели мефистофелем, демоном, циником, антихристом, чуть ли не извращенцем, а все потому, что он поругивал Новый Завет за проповедь ханжества и асексуальности. Ведь половое влечение по Розанову – не грязь, а как раз наоборот, почти религиозный, чистый полет целомудрия. На этом чистом влечении и строится брак. В этом смысле ему гораздо больше нравился Ветхий Завет, где место семейной, телесной жизни еще не выжжено самоистязанием и аскезой, а земное еще не вытеснено скорбным ожиданием небесного. Церковь ущемляет пол в пользу безбрачия и монашеского целибата, тогда как Розанов, по собственным словам, считал "это" священным: "Да как же иначе, если у меня есть дети? Как же иначе, раз я имею отца и мать?"

Но самое распространенное представление о Розанове звучит еще более сомнительно: он был повернут на евреях. Антисемитствовал неотступно. Во время нашумевшего "дела Бейлиса" без устали публиковал статьи, в которых как бы оправдывал обвинение в адрес евреев, мол, они и вправду склонны к совершению ритуальных убийств, ведь жертвоприношение лежит в основе еврейского культа. Из-за этих душноватых статей Розанова даже исключили из Религиозно-философского общества. В то же время Розанов евреями восхищался, тянулся, интересовался, а ветхозаветный иудаизм и вовсе воспевал. В "Апокалипсисе нашего времени", своем последнем сочинении, он и вовсе обличил Евангелие и христиан в гонениях на евреев. "Живите, евреи. Я благословляю вас во всем, как было время отступничества (пора Бейлиса несчастная), когда проклинал во всем. На самом же деле в вас, конечно, "цимес" всемирной истории: то eсть есть такое "зернышко" мира, которое – "мы сохранили одни". Им живите. И я верю, "о них благословятся все народы". Я нисколько не верю во вражду евреев ко всем народам. В темноте, в ночи, не знаем – я часто наблюдал удивительную, рачительную любовь евреев к русскому человеку и к русской земле".

Но так диаметрально противоположно Розанов судил о многом. Не только евреи у него и плохие, и хорошие, но и, к примеру, революционные события 1905–1907 годов – с одной стороны, раскачивают лодку, ломая скрепы и сея хаос, с другой – приближают прекрасную Россию будущего. Розанов считал, что на предмет надо иметь тысячу точек зрения. "Это "координаты действительности", и действительность только через 1000 и улавливается". Он и в газетах печатался с кардинально разных политических позиций то под своим именем, то под псевдонимами.

16-9-2480.jpg
Семья строится на сексе, и незачем этого
стыдиться. Эгон Шиле. Семья. 1918.
Галерея Бельведер, ВенаВообще современники сходились в том, что Розанов был тем еще перцем. Экзистенциалист Бердяев считал, что "в нем было что-то похожее на Федора Павловича Карамазова, ставшего писателем". С чем практически слово в слово соглашался интуитивист Лосский: "Его произведения не носили систематического или даже последовательного характера, но в них часто обнаруживались искры гения. К сожалению, его личность во многих отношениях была патологической; наиболее ярко подтверждает это его нездоровый интерес к половым вопросам. Он мог бы стать персонажем одного из романов Достоевского".
Третий философ, Павел Флоренский, провел с Розановым его последние нищенские и голодные месяцы в Сергиевом Посаде, где писался постреволюционный "Апокалипсис". "Были у него какие-то страшные видения. Когда увиделся с ним в последний раз, за несколько часов до смерти, то В Вч встретил меня смутно – уже прошептанными словами: "Как я был глуп, как я не понимал Христа". Перед смертью В Вч продиктовал своим бывшим друзьям и в особенности тем, кого считал обиженным собою, очень теплые прощальные письма. Мирился с евреями".

Перед смертью Розанов не только диктовал, но и продолжал активно писать. Пятая вещь, о которой часто говорят в связи с Розановым, – это то, что плодотворнейший публицист, эссеист, критик, комментатор, философ был еще и первым доинтернетным блогером. Его "Уединенное" (1912), "Опавшие листья" ("короб" в 1913-м и "короб" в 1915-м), "Апокалипсис нашего времени" (1918) и другие опередили свое время поразительной интимной откровенностью, краткостью и оперативностью не тайных дневниковых, а совершенно публичных откликов на окружавшие события. Тут живость устной речи, остроумие наблюдений, осмысление и прочувствование жизни вслух, в режиме реального времени. Тут и про крушение мира, России, бога с привычной ему национал-патриотической точки зрения, и про вещи совершенно мелочные, бытовые, очень личные. Тогда это шокировало, уязвляло.

Почитайте на досуге на майских праздниках, братьям-писателям в них тоже достается. "Вообще драть за волосы писателей очень подходящая вещь. Они те же дети: только чванливые, и уже за 40 лет" ("Опавшие листья").

А вот как пропесочивал Розанов нашего брата в более ранней статье (в декабрьском "Новом времени" за 1909 год): "Ложные писатели всегда были, а теперь они заняли на 3/4 поле "текущей литературы". Они, собственно, ничего не пишут, а все "составляют", "сколачивают", сочиняют самым жалким видом сочинительства. "Я как пишу, – хвастливо рассказывал мне один романист, – в 10 часов утра после кофею сажусь за письменный стол. Пишу до двух, как Зола, – не отрываюсь. Завтракаю и потом гуляю. Так делал и Диккенс. Придя домой, уже ничего не делаю. После обеда час отдыхаю и потом опять сажусь за тетрадь и пишу до десяти. В десять еду в гости к литератору". Потом, промолчав, продолжил: "В год я пишу один роман. Написав, никуда не несу, а дожидаюсь, когда редакторы пришлют запрос: "нет ли готового романа". Пишу в ответ, что есть, но не могу продешевить", и прочее. Дальше о мастерстве: "Когда пишешь роман, то ведь всякого понапишешь. Очень много лишнего. И вот, кончив, я начинаю вторую работу, я все лишнее убираю. Пишу я на одной стороне листа: и лишнее я не зачеркиваю, конечно, о нет! Я его выстригаю. Роман укорачивается и улучшается в живости и быстроте хода действия. Вторично прочитываю и еще выстригаю. Тогда роман кончен, и я его продам. А из того, что выстриг, я, немного прибавив, делаю повесть. Из маленьких же выстрижек – эскизец, очерк. И потом тоже в печать". Такое хоть сейчас в Facebook. Лайков наберется море. Если не заблокируют.