Андрей Мельников
Заместитель главного редактора "Независимой газеты", ответственный редактор приложения "НГ-Религии"

Духовный лидер талибов Хайбатулла
Ахундзада может оказаться закулисным,
но реальным правителем Афганистана.

Террористическое и запрещенное в России движение "Талибан" обнародовало состав так называемого временного кабинета министров. Это позволило международной общественности чуть-чуть продвинуться в понимании того, какого типа государство строит в Афганистане радикальная группировка, стремительно захватившая практически всю страну.
Пока что известно, что талибы установили драконовские правила жизни для женщин. Они также преследуют и даже уничтожают своих политических противников и их родственников. Так, правящие террористы убили брата бывшего вице-президента Афганистана. Но при этом движение заявляет о себе как о государствообразующей силе, и для этого ему необходимо взаимодействовать с соседями страны и основными игроками в новой Большой игре на Востоке.

Если тактика более-менее определена, то о стратегии говорить рано. "Талибан" проявляет себя как очень закрытое сообщество. Поэтому мало что можно сказать о том, каким ему видится политическая система в завоеванной стране. Появились кое-какие предположения, но политологи и востоковеды опровергают их одно за другим.

Известно только, что талибы назвали свое государство "Исламский эмират Афганистан". Как во время своего предыдущего хозяйничанья в стране в 1990-х годах, они повсеместно вводят строгие шариатские суды. Чтобы понять намерения талибов, их сравнивают с другими исламскими политическими системами, с которыми мир познакомился в конце XX – начале XXI века.

Некоторые эксперты на Западе соотносят режим "Талибана" с исламской республикой в Иране, где существует формальная демократия, но верховный надзор осуществляет духовный лидер, рахбар, то есть дословно "кормчий". Это происходит в соответствии с традиционной шиитской доктриной "правления законоведа", или "велаят-е факих", приспособленной лидером исламской революции 1979 года имамом Рухоллой Мусави Хомейни для современного государства. СМИ пишут, что в "Талибане" такую роль может играть лидер самой группировки Хайбатулла Ахундзада. Он воспринял от "крестного" отца талибов, муллы Мухаммеда Омара, погибшего в 2013 году, титул "амир аль-муминин", то есть "повелитель правоверных". В 1996 году мулла Омар вышел в Кандагаре перед полевыми командирами, накинув на плечи хранящуюся в городе святыню – плащ пророка Мухаммеда, и так обрел верховную религиозную власть.

Другие эксперты, чтобы была какая-то точка опоры, сравнивают действия талибов с попыткой создания всемирного "халифата" силами террористической и запрещенной в России группировки "Исламское государство" (ИГ). Но талибы, судя по всему, ограничивают свою деятельность пределами Афганистана. Хотя возможна с их стороны помощь Пакистану в Кашмире – в благодарность за поддержку Исламабада, выпестовавшего талибов, обучившего и вооружившего их. Здесь же опять вопросы вызывает титул "амир аль-муминин". Существует множество трактовок. Мусульмане помнят, что так начиная с Умара называли халифов в первые века владычества арабов на большей части Азии и Северной Африки. Претендует ли Ахундзада на экспансию исламизма, подобно ИГ и "Аль-Каиде" (террористическая группировка, запрещенная в РФ), с которой талибов некогда связывали союзнические отношения?

"Амир аль-муминин – должность религиозная, – пояснил "НГР" директор Центра изучения современного Афганистана Омар Нессар. – В разное время лидеры многих других организаций, в том числе радикальных, приносили клятву верности своему амиру аль-муминину. Сам титул выходит за рамки этнические и географические. Если сейчас талибы объявят о верховенстве "повелителя правоверных", это будет означать возвращение к той модели, которая существовала при мулле Омаре. Его влияние выходило за рамки Афганистана и распространялось на весь регион".

"Значение титула в том, что его носитель провозглашается амиром, вождем всех правоверных. А уж где территориально это осуществляется – это второй вопрос, – сказал "НГР" директор информационно-аналитического центра "Религия и политика" Олег Симаков. – Но в самом "Талибане" нет единства, как минимум сосуществуют две-три группировки внутри движения. Есть верховное руководство, есть военное крыло, политическое крыло, есть полевые командиры. Все союзы, которые входят в "Талибан", могут оказываться недолговечными, и все договоренности могут быть в одночасье нарушены. То, что провозглашает духовный лидер, – одно, то, о чем ведет переговоры политическое руководство, – другое, а на местах каждый полевой командир сам себе голова".

О раздробленности и противоречиях в движении говорят и другие эксперты. "По составу правительства уже видно, что там фракции, более или менее воинственно настроенные, соперничают друг с другом, – подчеркнул в разговоре с "НГР" старший научный сотрудник Центра проблем Кавказа и региональной безопасности МГИМО Ахмет Ярлыкапов. – Все зависит от того, какие силы одержат верх. В отличие от ИГ талибы пошли по пути договоренностей".

"Если радикалы и прагматики договариваются между собой – это один вариант, если начнется фракционная борьба – другой вариант, – высказал предположение в комментарии "НГР" востоковед Алексей Малашенко. – Есть Ахундзада, есть Шура и есть правительство. Уже три фактора".

Эксперт напомнил о той ситуации, которая существовала в 1990-х годах, когда решения в Афганистане под властью талибов принимались по сложной схеме. Правительство в Кабуле обращалось за одобрением своих действий в так называемую Шуру, или совет полевых командиров в Кандагаре, где располагалась верхушка террористического движения.

Окончательное решение всегда принимал мулла Омар. Однако "при мулле Омаре движение зарождалось и было более однородным, чем сейчас", напоминает, в свою очередь, Симаков.

Сравнивая правление талибов с исламской системой у аятолл, Симаков обращает внимание на то, что "в Иране была революция, и на этой волне пришел духовный лидер, которого на тот момент поддерживала большая часть населения". "А здесь пришла к власти сила, которая устраивает не всех, да еще признается миром террористической организаций, – подчеркнул эксперт. – С учетом ошибок они будут выстраивать то, что у них и было ранее. Афганистаном овладела наиболее боеспособная военная сила. В Иране же это было народное движение. Исламскими идеями была увлечена большая часть населения, и под их взгляды выстраивалась система. В Афганистане далеко не всех устраивает то, что привнесли талибы. Шиитов, которые представляют собой третью по численности группу населения, "Талибан" не устраивает вообще".

"В исламской республике нужна конституция, нужны выборы", – говорит Малашенко. "Пока талибы дают понять, что выборы для них неприемлемы, – указывает Нессар. – Сходство в том смысле, что есть верховный лидер, этим и исчерпывается, тем более что непонятно, в чем будут состоять функции амира аль-муминина, ведь даже о его провозглашении талибы внешнему миру не объявили". "Как и у ИГ, у талибов – набор смутных идей, а не стройная доктрина, – продолжает эксперт. – У них есть несколько тезисов, вокруг которых строится политическая составляющая движения: исламского равноправия, порочности Запада, противодействие иностранному вмешательству". В этом согласны и другие востоковеды. "Такой концепции, как иранское "правление законоведа", у талибов нет, но четкое осознание себя в определенных политических координатах присутствует. Что касается "велаят-е факих", то эта доктрина зиждется на тонких шиитских представлениях, понимании природы власти", – подчеркнул Ярлыкапов.

Малашенко тоже не советует сравнивать Афганистан и Иран: "В Иране были духовные авторитеты, а тут нет такого человека, который бы именем ислама всех объединил. Чтобы повторить иранскую систему, нужен такой человек, как Хомейни, с его энергией и популярностью". "Амир аль-муминин претендует на верховную власть, но он не тот человек, который может играть роль абсолютного лидера. А заниматься государственными делами будут другие люди", – считает он. В качестве примера раздробленности и множества личных амбиций среди талибов, а также прихотливой политической игры внутри движения эксперт привел в пример судьбу Абдул Гани Барадара. На этапе наступления талибов на правительство президента Ашрафа Гани в минувшем августе он стал лицом движения для международного сообщества. Малашенко напомнил, что его прочили в премьеры, а в итоге он стал лишь заместителем главы правительства. В последние дни появились слухи, что в результате междоусобицы Барадар вообще убит.

Хромает и сравнение с теократией, которую установил и поддерживал на захваченных территориях Ирака и Сирии лидер "Исламского государства" Абу Бакр Аль-Багдади, пока не был в 2019 году убит. "У талибов есть концепция создания эмирата. Это будет государство с ярко выраженным исламским уклоном. Но это не халифат. Талибы претендуют на национальное государство, а халифат заявляет о своем универсальном характере, он претендует на весь исламский мир", – сказал Малашенко. "Талибы пока не претендуют на расширение земель, установление повсеместно своего миропорядка, как ИГ. Здесь локальные задачи. Поддерживают "Талибан" прежде всего пуштуны, да и то не все пуштуны", – пояснил Симаков. Пуштуны, напомним, составляют примерно половину населения Афганистана, и, хотя исторически доминировали в стране, сами раздроблены на племена. Кроме них есть таджики, узбеки, туркмены, а еще хазарейцы, которые в отличие от других народов Афганистана исповедуют не суннитскую, а шиитскую версию ислама.

"В ИГ приезжали разные люди из разных стран, получившие исламские знания в самых разных местах в отличие от талибов, у которых определенная традиция исламского образования. Это локальный вариант ханафитского ислама с деобандийскими корнями", – рассказал Ярлыкапов. Движение деобандийцев называется по городу в Индии, где оно развилось как антиколониальное течение и в наше время питает учебную среду пакистанских и афганских медресе, где обреталась основная масса талибов.

В отличие от игиловцев "талибы не имеют никакого отношения к салафитам", напомнил Ярлыкапов. По отношению к богословско-правовой школе они ханафиты-матуридиты. "У салафитов свое понимание многих вероучительных вещей, в частности, взгляд на природу Бога, на то, каким Бога представлять, что очень отличает их от остальных мусульман. Салафиты критически относятся к мусульманской философии. Философско-богословская школа матуридитов салафитами абсолютно не признается", – пояснил эксперт. "Но даже при коренных различиях талибы пытаются с салафитами в некоторых областях взаимодействовать, и салафиты проявляют интерес к такого рода сотрудничеству", – уточнил он.

Ярлыкапов в этом комментарии подошел к очень чувствительной теме: многие боятся, что успехи террористического движения в Афганистане воодушевят сторонников радикальных идей в Средней Азии и России. В российском антиэкстремистском дискурсе утвердился стереотип, что опасность представляют сторонники чистого ислама, а противовес им видят в так называемых традиционных мусульманах, которые якобы лояльны к политическим системам в своих странах. "Талибы – традиционные для своего региона мусульмане, – ломает стереотип Ярлыкапов. – Очень сложно дать четкое определение этим людям и включить их в какую-то систему координат. Традиционные-нетрадиционные мусульмане – талибов очень тяжело в эту картину вписать. Они не вписываются в западную картину". "Но в нее не вписываются и другие. Саудиты тоже не жалуют женщин", – отметил эксперт. Он считает, что "Талибан" – это "локальная история". Малашенко напоминает, что "афганцы всегда были на периферии ислама" и не смогут возглавить "исламистский интернационал", как арабы Аль-Багдади или Усамы бен Ладена. Однако Ниссар Омар напомнил "НГР", что "талибы уже заявили, что будут поднимать голос в интересах мусульман других стран". "Они упомянули Кашмир, но со временем, думаю, их амбиции распространятся дальше", – считает эксперт.

Пусть талибы и провозглашают возврат к традиционной для Афганистана версии исламской жизни, но для нынешних жителей страны, особенно женщин, их правление уже сейчас становится тяжким бременем, о чем говорят уличные акции протеста в Кабуле и других городах против действий новой власти. Пытаясь найти определения для происходящего в Афганистане, в добавление к сказанному можно прибегнуть к историческим аналогиям. Так и хочется сказать, что это опричнина на исламистский манер. Террористическая группировка обособилась от народа, наводит ужас на население и пользуется его трудами, облагая налогами и принуждая к покорности. Расширяя исторические аналогии, можно добавить, что талибы строят общество победившего терроризма в отдельно взятом государстве. Но сказанное вовсе не значит, что весь остальной мир это не должно волновать.