Наталья Никитина
Узбекистан

Сотрудничество Узбекистана и ООН в области прав человека длится уже почти 30 лет, в июне 2020 года оно вышло на новый уровень – страна присоединилась к более чем 80 международным договорам и протоколам, обязующим защищать эти самые права. Однако в минувшем сентябре Комиссия США по международной религиозной свободе обнародовала отчет, из которого следует, что в тюрьмах Узбекистана до сих пор содержатся тысячи осужденных по религиозным и политическим мотивам, к заключенным применяются психологические и физические пытки. "Медиазона" разбиралась в ситуации со свободой вероисповедания в Узбекистане, где, несмотря на объявленные демократические реформы, еще во многом царят порядки времен Ислама Каримова.

Очередные президентские выборы в Узбекистане состоятся 24 октября, главным и очевидным кандидатом на победу считается Шавкат Мирзиеев - действующий глава государства. За время его правления с 2016 года в стране были инициированы реформы с целью ускорить экономическое и политическое развитие страны, поднять престиж Узбекистана на Западе и демократизировать узбекское общество в целом. Шавкат Мирзиеев активно проводит ребрендинг прежнего режима, который, в силу своей длительности - 25 лет - и несменяемости Ислама Каримова, так и называется - "каримовский".

Частичная либерализация государственных институтов при Мирзиееве привела, помимо прочего, к отмене принудительного труда (в том числе, детского) при сборе хлопка, некоторому ослаблению контроля над СМИ и поощрению свободы слова, а также смягчению религиозной политики - количество людей, проходивших по особым спискам за связи с экстремистскими организациями уменьшилось в разы, порядка тысячи заключенных по религиозным статьям были амнистированы.

В то же время, наблюдатели из Комиссии США по международной религиозной свободе (USCIRF) отмечают, что в Узбекистане по-прежнему ущемляются права человека и ведется довольно жесткий контроль над общественно-политической жизнью, а реформы Мирзиеева постепенно стагнируют. Доказательством этому служит новостная лента местных СМИ, где в последнее время довольно часто появляются сообщения о штрафах для блогеров или журналистов, пишущих на религиозную тематику, и арестах участников исламских организаций. Также власти республики по-прежнему отказываются назвать точное количество осужденных, отбывающих срок за приверженность какому-либо религиозному учению.

В сентябре USCIRF обнародовала отчет по Узбекистану, из которого следует, что до сих пор в тюрьмах республики находятся более двух тысяч заключенных по религиозным и политическим мотивам. "Медиазона" обсудила текущее положение дел с автором исследования и докладчиком Конгресса США по правам человека в Центральной Азии Стивом Свердловым.

- По каким статьям в Узбекистане обычно судят людей, попавших под уголовное преследование по религиозным мотивам?

- В основном к обвиняемым по религиозным или политическим мотивам применяют известную статью [159 УК] об "антиконституционной деятельности" , которая является калькой со статьи советского Уголовного кодекса об антисоветской пропаганде. Также применяют первый и второй пункты статьи 244 и статью 216.

- Когда в независимом Узбекистане началось преследование верующих?

Кампании против независимых мусульман, как их принято называть в правозащитных кругах, был дан старт в начале 90-х, когда Ислам Каримов инициировал массовые аресты мирных верующих. Эти задержания привлекли внимание организаций по правам человека, поскольку даже на постсоветском пространстве поведение представителей узбекистанских силовых структур и милиции поражало правозащитников своей жестокостью, эффективностью и количеством заключенных.

Сбором сведений об арестах и пытках, которым подвергались верующие, занималась организация Human Rights Watch (HRW), также весомые тома с именами и фамилиями были составлены российским обществом "Мемориал". И, конечно, эти гонения получили новое развитие с началом антитеррористических операций на Западе. Каримов нашел оправдание своим действиям в риторике Джорджа Буша, объявившего войну терроризму. Именно тогда, в 2002 году, в прессе стали появляться репортажи о многочисленных смертях людей от пыток в местах заключения. Особенно резонансной стала история двух религиозников, буквально сваренных заживо в колонии "Жаслык".

Тюрьма "Жаслык" была основана в 1999 году на месте бывшего советского полигона химического оружия на территории Каракалпакстана. Для этого региона на северо-западе Узбекистана характерен суровый климат: холодная и ветреная зима и очень жаркое и засушливое лето.

В колонию "Жаслык" в первую очередь направляли осужденных за религиозный экстремизм - тех, кого арестовали вследствие терактов 1999 года в Ташкенте. В 2002 году представители правозащитных организаций, в том числе, Human Rights Watch, зафиксировали два случая насильственной смерти заключенных в "Жаслыке".

Как удалось выяснить правозащитникам, врачи, видевшие тела погибших Музафара Авазова и Хуснидина Алимова, засвидетельствовали множественные ожоги, получить которые можно было лишь при погружении человека в кипяток. Также документально было подтверждено наличие кровавой раны на затылке, множественных синяков на лице и шее одного из заключенных и специфические раны на пальцах, свидетельствующие о вырывании ногтей.

Позднее, в мае 2005 года, произошли беспорядки в Андижане, где по мирным жителям - мужчинам, женщинам и детям, собравшимся на главной площади города на митинг против текущей политики, бедности и безработицы - правительственные войска открыли огонь на поражение. Лозунги собравшихся не носили религиозный характер, однако впоследствии официальные власти заявили, что митингующие призывали к свержению конституционного строя и требовали установления Халифата.

- Насколько сильна бывает доказательная часть для осуждения на реальный срок по подобным обвинениям?

Можно сказать, что обвинения в религиозном экстремизме всегда сопровождались очень трагичными ситуациями и редко когда имели под собой безупречную доказательную базу. С самого начала было очевидно, что судебные процессы над людьми, обвиненными по религиозным или политическим мотивам, не содержат в большинстве случаев состава преступления, ведутся с многочисленными нарушениями, не соответствуют международным стандартам справедливого суда и международным обязательствам, добровольно подписанным правительством Узбекистана.

Конечно, необходимо признать - у каждого государства, включая Узбекистан, есть право на защиту от экстремистских групп. Но также следует учесть, что в судебной практике именно обвинитель несет на себе ответственность и должен доказать виновность или связь с экстремизмом, особенно, когда речь идет о заключении человека на такие длительные сроки, вплоть до 25 лет. Поэтому главной задачей моего исследования стал поиск хотя бы каких-то фактов связи обвиняемых с насилием или угрозой насилия. Ни в одном из рассмотренных мною дел подобных доказательств обнаружено не было.

- В отчете говорится о 81 человеке, личности которых удалось подтвердить документально. Кто эти люди и по какой причине получилось идентифицировать именно их?

- Еще пять лет назад мне не удалось бы провести подобное исследование на территории Узбекистана. В 2010 году, когда я был директором ташкентского бюро Human Rights Watch, министерство юстиции Узбекистана подало иск в Верховный суд о ликвидации представительства HRW в Ташкенте и меня депортировали.

Через семь лет официальный Ташкент разрешил делегатам правозащитной организации вернуться и возобновить сотрудничество с властями, что стало для меня полной неожиданностью. Появилась возможность не только свободно приехать в Узбекистан и провести встречи со многими представителями госведомств, имеющих отношение к моему исследованию, но и посетить тюрьмы.

Мне был открыт доступ к определенной части официальной информации, например, к данным об общем количестве заключенных в стране, но представители власти отказались отвечать на главный вопрос - сколько людей отбывают наказание по экстремистским статьям, формулировки которых настолько широки и расплывчаты, что сами по себе нарушают основы международного права в области прав человека.

Так как эта информация не была предоставлена, мне пришлось искать источники среди бывших заключенных, осужденных за экстремизм и уже вышедших на свободу. Я провел более 113 интервью, общался с ведущими правозащитниками в области религиозной свободы. Эти специалисты и активисты в основном проживают в Ферганской долине, отметившейся большим количеством арестов за все эти годы. Среди моих консультантов был, например, известный правозащитник Сурат Икрамов.

Сурат Икрамов (Икромов) - создатель и на протяжении 19 лет бессменный руководитель Инициативной группы независимых правозащитников Узбекистана (ИГНПУ).

За время своего существования организация провела мониторинг сотен судебных процессов, оказав помощь тысячам узбекистанцев. Работа Икрамова была сосредоточена на выявлении фактов жестокого обращения и пыток задержанных, а также фальсификаций доказательств по обвинениям в религиозном экстремизме.

Правозащитник последовательно критиковал режим бывшего президента Ислама Каримова, в частности, называя расстрел митингующих в Андижане одним из самых ужасных преступлений, которое остается нерасследованным и безнаказанным до сих пор.

Икрамов скончался на 77 году жизни в мае 2021 года.

- Применяется ли сейчас пресловутая 221 статья?

- Эта статья действительно печально известна правозащитникам, поскольку из-за нее добавлялись сроки, как правило на 3-5 лет, по совершенно абсурдным обвинениям - например, за "неправильно" почищенную морковь на тюремной кухне или за тапочки, оставленные не в том месте. Много лет Узбекистан подвергался критике международного правового сообщества за применение такой практики.

Характерной особенностью настоящего времени стали заявления сотрудников силовых ведомств представителям HRW и мне лично, что использование этой статьи прекращено. Однако возникает вопрос - почему так много людей до сих пор остается за решеткой и почему у них такие большие сроки заключения?

Ответом является практика вторичного осуждения заключенного в то время, когда он уже отбывает срок. Обвинения в основном строятся на том, что заключенные пытаются создать экстремистскую группировку в стенах исправительного учреждения. Подобные обвинения обнаруживались в ходе исследования довольно часто, по ним судят человека второй раз и уже как рецидивисту дают очень большой срок.

Можно сказать, что применение 221-й статьи формально ушло, но внутри системы судопроизводства и пенитенциарных органов ничего не изменилось.

- Идут ли власти Узбекистана на контакт с правозащитниками?

- Больше, чем раньше, конечно. Я уже отмечал, что вновь могу свободно посещать страну, со мной встречаются официальные представители различных ведомств. Я даже преподавал курс по правам человека в ташкентском университете, что может служить определенным показателем степени открытости и готовности к сотрудничеству.

В 2016 году президент Шавкат Мирзиеев инициировал ряд реформ, направленных, в том числе, на освобождение заключенных по некоторым статьям, включая религиозные. На сегодняшний день освобождены более 65 высокопоставленных политических заключенных, большая группа правозащитников, независимых журналистов и оппозиционеров.

Однако до сих пор многие призывы и рекомендации, которые звучат со стороны правозащитного сообщества еще со времен Каримова, остаются без ответа. С началом пандемии появилось ощущение, что реформы замедлились, а в некоторых случаях виден явный регресс. Например, в мае этого года был осужден на 6,5 лет блогер Отабек Сатторий, неоднократно критиковавший местных чиновников в соцсетях.

Статья
"Мирзиеев разрешил". На юге Узбекистана по обвинению в вымогательстве арестован блогер, ставший врагом местных чиновников

По-прежнему существуют искусственно созданные барьеры для регистрации негосударственных некоммерческих организаций (ННО), которые могли бы заниматься защитой прав осужденных по религиозным статьям и другими озвученными темами. Складывается ощущение, что министерство юстиции и правительство используют прежний "каримовский" подход.

К сожалению, многие статьи Уголовного кодекса не изменились с советских времен. Нынешняя политическая элита боится открыто и трезво говорить о том, кем был Каримов. А если нет готовности признать свое прошлое во всей красе и разобраться с ним, the past can take revenge - прошлое может отомстить.

Те дефекты системы, которые по-прежнему в ней существуют, не исчезнут без парламентских слушаний и комиссий по реабилитации тысяч людей, которые отбывали наказание и были подвергнуты истязаниям в "каримовский" период.

- Как сейчас, в президенство Шавката Мирзиеева, образ Узбекистана воспринимается на Западе? Отмечаются ли какие-то положительные изменения по сравнению со временем Ислама Каримова?

- В силу своего геостратегического положения, численности населения и степени влияния в центральноазиатском регионе, Узбекистан, сотрудничая с Западом, всегда получал некие привилегии и имел возможность торговаться. Особое значение это взаимодействие приняло с началом антитеррористической кампании США, когда в Карши-Ханабаде располагалась американская военная база.

Статья
Черная жижа и зеленая вода. Чем могли отравиться американские солдаты на авиабазе в Узбекистане

После расстрела мирных жителей в Андижане и отсутствия независимого расследования этих событий, на Узбекистан были наложены санкции, а в отношениях руководства республики с западными партнерами произошло некое охлаждение, застой в политической и экономической сферах. Конечно, все это нанесло имиджу республики определенный урон. Также всегда негативно воспринималась информация о практиках принудительного труда - в особенности, детского - при сборе хлопка. Перемены, принесшие позитивную волну, начались со смертью Каримова и сменой руководства.

Сейчас, когда Кабул захвачен талибами, Узбекистан вновь становится значимым геостратегическим партнером для Запада. С августа можно наблюдать регулярные визиты в республику представителей Европейской комиссии и высокопоставленных американских дипломатов. Узбекистан начинает играть в игру лоббирования. К слову, его соседи - Казахстан и Азербайджан - давно научились это делать, создавая положительный имидж своих стран в Вашингтоне.

Я склонен смотреть реалистично и оптимистично на общую ситуацию с правами человека в Узбекистане. Основной победой на данный момент можно считать завершение кампании по принудительному труду детей на хлопковых полях. Но система по-прежнему остается авторитарной, поэтому нельзя сосредотачиваться исключительно на военных интересах и забывать о правах человека.

Очень важно поймать момент обсуждения ключевых вопросов вокруг Афганистана и связать с ними требования соблюдения прав человека, освобождения политических заключенных и осужденных по религиозным мотивам. До тех пор, пока авторитарный строй Узбекистана и влияние спецслужб остаются такими, как сейчас, будет очень сложно найти надежного партнера на Западе.

- Насколько реален рост экстремистских настроений в узбекистанском обществе, особенно учитывая события в Афганистане?

- Эти опасения были у прежнего руководства республики, есть они и у нынешних элит. Афганистан может стать магнитом для радикально настроенных людей. Но до сих пор у нас очень мало доказательств, подтверждающих экстремистские настроения или существование каких-то радикальных групп в Узбекистане, поскольку долгое время страна была закрыта для подобного рода исследований.

Иногда экспертам и чиновникам удобно утрировать эту угрозу и использовать ее в своих интересах. Есть опасение, что на фоне успехов талибов произойдет "закручивание гаек" в области религиозных свобод и прав человека. Нельзя не отметить, что само узбекское общество стало более мусульманским, чем 20 лет назад. Поле смерти Каримова произошел некий ренессанс ислама в стране, например, недавно правительство дало добро на ношение хиджаба в образовательных учреждениях.

С другой стороны, многие активисты, занимающиеся правами женщин, с обеспокоенностью смотрят на эти тенденции в узбекском обществе, поскольку пока нет прочной демократической почвы. На фоне отсутствия демократических систем и учреждений, именно исламизация создает больше всего проблем для меньшинств, женщин и других уязвимых групп.

Поэтому я бы призвал правительство и президента идти по дороге демократизации и открытости, только таким способом можно повысить уровень стабильности и спокойствия в обществе, а также противодействовать экстремистским настроениям.

- После смерти Каримова многие предрекали Узбекистану внутренние конфликты, в том числе, на религиозной или национальной основе, однако ничего подобного не произошло: есть ли в этом заслуга Мирзиеева или это больше эффект от каримовских репрессий?

- Сложный вопрос. Известно, что во времена Каримова дискуссии о национальных меньшинствах всегда подавлялись. Именно поэтому сейчас очень важно проводить исследования на эти темы. Стоит учитывать, что люди чаще всего выражают недовольство из-за плачевного социально-экономического положения, выходят на митинги против отключения газа, воды или электричества.

Скорее, именно эти причины являются дестабилизирующими, чем этническая принадлежность или религиозная идентичность. Есть множество факторов, о которых я, пожалуй, воздержусь говорить, поскольку это приведет нашу беседу совсем в другое русло.

Статья
Трубы гниют. По чьей вине жители Узбекистана каждую зиму десятками гибнут из-за взрывов и утечек газа

- Как узбекистанские СМИ относятся к освещению темы свободы вероисповедания? Имеют ли общественный резонанс судебные процессы над обвиняемыми по "религиозным" статьям?

- К сожалению, судебные процессы, связанные с экстремистскими статьями УК, шпионажем или изменой родине, как правило, проводятся в закрытом режиме. Информации о них очень мало, за исключением скупых новостных сюжетов о том, что "была задержана террористическая группа из нескольких человек" в одном из городов республики.

Отношение правительства характеризуется сильной рукой, патернализмом, сверхцензурой, что неоднократно подтверждалось в ходе моих встреч с представителями Комитета по делам религий.

Страх открыто обсуждать религиозную повестку часто выражается и в самоцензуре. Среди узбекистанских медиа, на мой взгляд, одним из самых смелых в этом отношении является Kun.uz. Кстати, в середине минувшего лета один из учредителей этого издания, Махсуджон Аскаров, был оштрафован за интервью с наместником имама, новость о хиджабе для полицейских в Новой Зеландии и поздравление редакции с началом месяца Рамазан.

Махсуджона Аскарова признали виновным в распространении материалов религиозного содержания (статья 184-2 КоАО), а основанием к открытию административного делопроизводства послужил "интернет-мониторинг", проведенный Главным управлением по борьбе с терроризмом и экстремизмом МВД.

Работа редакции была парализована на несколько дней. Медиасообщество высказало беспокойство по поводу состояния свободы слова в Узбекистане и выразило солидарность с коллективом Kun.uz. Сейчас издание продолжает работу в штатном режиме.

- Кто, по-вашему, подвергается наибольшим гонениям в Узбекистане - ваххабиты, Свидетели Иеговы или представители иных религиозных сообществ?

- Среди этих двух тысяч осужденных по религиозным мотивам, которые по сей день остаются за решеткой, можно отметить действующих или предполагаемых членов "Хизб ут-Тахрир". Это объединение пользовалось большой популярностью среди узбеков, в том числе в Ферганской долине.

Другая большая группа - это представители Исламского движения Узбекистана, также есть более расплывчатая категория "джихадистов" (слово "ваххабиты" сейчас используется редко и немного отличается от использования этого термина на Кавказе) и, конечно, ИГИЛ.

Статья
"Из-за вас, таких тварей, наша нация разрушается". За что в Узбекистане и Таджикистане мусульманам бреют бороды

Для меня до сих пор остается загадкой, почему преследования со стороны узбекистанских властей в первую очередь направлено на членов "Хизб ут-Тахрир", а не иных, действительно радикальных организаций. В то же время, когда последователи этого движения отбывают в тюрьме двадцатый год своего заключения, мы получаем информацию о том, что были возвращены женщины и дети из Сирии и Ирака, которые были активными участниками ИГИЛ. И их не судят, а напротив, реабилитируют, иногда даже дают квартиры. А вот эти люди, попавшие за решетку после процессов без адекватной доказательной базы и проведенных вопреки всем нормам международного права, остаются сидеть.

Аплодисменты и похвала за возвращение женщин и детей с территорий ИГИЛ. Но как быть с теми, кто сидит в тюрьме на территории республики? Как так, почему такие двойные стандарты? Ведь можно перевести под домашний арест, пересмотреть ряд дел.

Это возвращает меня к главному тезису - политика не поменялась. Те, кто так или иначе выпускались на свободу, были обязаны просить прощения, чтобы получить помилование. А большая часть тех самых двух тысяч человек просто отказались это делать, отказались играть в эту игру, потому что они виновны только в том, что их идеология не совпадает с официальной.

- Что можно сказать о реабилитации тех, кто был осужден по религиозным мотивам?

- Есть единичные случаи, когда люди, вышедшие на свободу, подавали в суд, чтобы пересмотреть обвинения и реабилитировать себя. В моем докладе упоминается один такой человек - Джахонгир Кулиджанов - мирный шиитский верующий и правозащитник, который провел более двух лет за решеткой исключительно за свои религиозные убеждения. Он был освобожден в 2018 году после международной кампании в его защиту. В настоящее время Кулиджанов проходит полную юридическую реабилитацию, ему удалось добиться пересмотра и отмены одной из двух статей, по которым он отбыл свой срок.

Уголовно-процессуальный кодекс Узбекистана содержит статью о реабилитации осужденных, но не существует единого подхода к ее применению, поскольку - опять-таки, это означало бы, что пришлось осудить самого Каримова и его действия по отношению к гражданам, несправедливо обвиненным по политическим и религиозным мотивам. Я считаю, что пришло время это сделать.