Цветущая сложность Евразии. Кавказу навязывают модель Збигнева Бжезинского
Валерий Коровин

На днях отметили год с окончания второй карабахской войны. Однако очевидно, что конфликт вряд ли можно считать исчерпанным. На данный момент лишь российские миротворцы удерживают ситуацию от нового кровопролития.

Пока не устранены предпосылки конфликта, он находится в замороженном состоянии и в любой момент может перерасти в полноценную войну. Предпосылки, приводящие к подобным конфликтам, требуют отдельного рассмотрения.

Из трех закавказских республик две христианские и одна исламская, которая при этом культурно представляет собой некий синтез персидской, тюркской и русской цивилизаций. Да и все Закавказье в целом столетиями было ареной противостояния России, Персии и Османской империи. Каждая из этих цивилизаций в достаточной степени повлияла на все множество народов и этносов Южного Кавказа. Здесь и влияние Турции на пространство нынешней Грузии, в том числе на языковом уровне; и культурное и языковое влияние персов на народы нынешнего Азербайджана, и Персии – на армян. Не говоря об определяющем культурно-цивилизационном влиянии России на весь регион на протяжении последних столетий.

Из всего этого можно сделать два противоположных вывода – один конфликтный, а другой, напротив, интеграционный. Первый заключается в том, что Кавказ – это территория противостояния трех цивилизаций: тюркской, персидской и русской, каковому противостоянию на протяжении веков сопротивляются сами народы Закавказья. Этой версии придерживаются внешние игроки, как правило, вообще не имеющие никакого отношения к Южному Кавказу – ни территориального, ни культурного, ни цивилизационного. Именно они продвигают и поддерживают эту конфликтную интерпретацию всего происходящего на Кавказе, разогревая взаимную ненависть, поджигая конфликты и разделяя народы, чтобы в конечном итоге властвовать над ними.

Иными словами, Кавказ является местом перманентного противостояния и войны только в западной парадигме. То есть, если смотреть на Кавказ глазами Запада с его цивилизационным расизмом, с его стремлением к унификации, к подгонке всего под свой западноевропейский социально-политический шаблон, то тогда да: культурное, языковое, этническое многообразие Кавказа является проблемой, которая одновременно также является способом создания множества конфликтов в интересах Запада. Конфликтогенность, столкновение всех со всеми и подгонка всех под свой цивилизационный стандарт – это подход западный.

Но есть и другой взгляд, интеграционный. Взгляд со стороны той цивилизации, которая считает Кавказ неотъемлемой своей частью, а значит, не заинтересована в разжигании конфликтов, как никто не желает никаких неурядиц и невзгод на пространстве, за которое несет ответственность. Россия видит Кавказ совершенно иным, нежели Запад, образом: как евразийское пространство, которое основано на взаимном познании тюрок и персов – мусульман, и русских, грузин и армян – христиан, на взаимном культурном обогащении. В этом смысле Кавказ – это, напротив, цветущая сложность Евразии, точка культурно-цивилизационного развития, культурного приращения и взаимного познания. Это совершенно иной взгляд, исходя из которого очевидно: никакой конфликтности, никакой войны русские на Кавказе не хотят, а, напротив, всегда являются фактором стабилизации любых трений, этнических конфликтов или каких-либо иных недопониманий. Русские – это сила, умиротворяющая Кавказ.

Русские видят Кавказ через стратегическое единство многообразия. Многообразие для русских является нормативным, потому что сама российская государственность является полиэтничной, мультикультурной, поликонфессиональной. Для России многообразие – это норма, то, что является само собой разумеющимся. А для Запада – нет. Запад настаивает лишь на своих цивилизационных стандартах, и в этом – два разных подхода к Кавказу.

Исходя из этого, несложно сделать вывод, что Запад стремится к дроблению Кавказа, провоцируя противоречия, как в культурном, религиозном, так и в политическом плане, в то время как России приходится эти противоречия умиротворять. Дробление, политическое давление – это цель Запада для установления своего стратегического контроля и присутствия. Русское сознание воспринимает Кавказ, наоборот, как зону интеграции и объединения.

По заветам Збигнева Бжезинского

Ныне покойный американский политолог Збигнев Бжезинский еще в середине 1990-х в своей известной книге "Великая шахматная доска", посвященной установлению американского контроля над Евразией, описал некую модель, концепт американского геополитического подхода, называемого геостратегией, реализуемого в военных стратегических интересах. Именно исходя из этого геополитического атлантистского подхода и действуют западные стратеги на постсоветском пространстве в целом и на Кавказе в частности. Суть его – максимально содействовать дроблению большого евразийского пространства на независимые национальные государства и затем по отдельности брать их под американский стратегический контроль. Но добиться этого американцам, действующим в чужеродной для них культурно-цивилизационной среде, возможно лишь сея противоречия и разжигая многочисленные междоусобные конфликты. Через конфликт, противоречия и возникающий вследствие этого хаос и заходят американцы, как и завещал им Бжезинский.

Однако это вообще не русский подход. Совершенно. И всякий раз, когда то или иное государство или народ Кавказа начинает какую-либо коллаборацию с Западом, взаимодействие, сближение – оно тут же подвергает себя опасности быть ввергнутым в хаос, подвергнуться дроблению, погрязнуть в политических противоречиях. Карабахский конфликт – это то, с чего началось рукотворное разрушение Советского Союза, первый межэтнический конфликт, разогреваемый извне, результат политического противоречия, зародившегося еще в рамках единого государства, но перешедший на уровень противостояния двух национальных государств.

Национальное государство – предпосылки распада

Собственно, само национальное государство – это западный концепт. Западная, нетрадиционная модель государственности, государство модерна, довольно поздняя, сложившаяся лишь в последние триста лет, и ее установление является лишь следствием того, что Запад навязал национальную государственность как единственно возможную. Республиканская форма государственного устройства в ее нынешнем виде, с разделением властей, представительской демократией и манипулятивными в отношении сознания масс выборами – это исключительно западный подход, возникший в результате западного цивилизационного исторического опыта. Это их тип государственности, ко всем остальным цивилизациям, ко всему остальному, не западному, человечеству – не имеет никакого отношения.

Наша, не западная, традиционная государственность основана на совершенно других принципах. Но на сегодня именно модель государства-нации как бы по умолчанию принимается как единственно возможная. Национальное государство не рассматривает коллективную идентичность народов, этносов, культур как нормативную, а считает ее тем, что нужно преодолеть.

И все конфликты, имеющиеся на сегодняшний день в мире, являются конфликтами национального государства с этим многообразием идентичностей.

Нация – категория исключительно политическая, которая видит человека как некоего атомизированного индивидуума, очищенного от коллективной идентичности: в каком государстве гражданин находится, ту идентичность он и должен принять на себя. Хочет, не хочет – должен! Но в тот момент, когда коллективная идентичность начинает отстаивать себя, у нее начинается конфликт с государством-нацией.

Сепаратизм – это единственный способ сохранить свою идентичность в рамках модели национального государства – выделиться из него, чтобы создать... свое национальное государство, ибо другой формы государственности на сегодня нет. И чем дробнее мозаика национальных государств в Евразии, тем веселее Збигневу Бжезинскому в аду. Нам же следует помнить, что государство-нация республиканского типа – это не наш концепт, как бы мы ни пытались придать ему своего, традиционного флера. И никогда здесь, у нас, на евразийском пространстве, да и нигде вообще, кроме Запада, этот принцип не будет реализован без провоцирования новых и новых конфликтов, разделения, политического разобщения, чтобы распадаться дальше.

Все нынешние многочисленные конфликты – сепаратизм или самоопределение, как ни назови, с какой стороны ни посмотри – рождены именно вот этим механистическим подходом к человеку как к атомизированному индивидууму, очищенному от какой-либо коллективной идентичности. Ибо человек есть не что иное, как часть коллективной идентичности, за которую он готов сражаться, в том числе с оружием в руках. Если, конечно, он не постчеловек.