Армия медведей. Миниатюра из манускрипта Spiezer Chronik. 1484–1485. Источник: Burgerbibliothek Bern/burgerbib.ch

Александр
Баунов

Несмотря на желание сдержать или наказать Россию, Западу гораздо удобнее и выгоднее иметь дело с Россией, которая чуть было не напала на Украину, чем с Россией, которая действительно это сделала, и это одно из искушений, которому подвергаются в России желающие напасть
Нечасто в истории государство объявляло дату своего нападения на другое государство. Но еще реже третья страна объявляет дату нападения одного государства на другое.

Контраст в поведении Запада и России бросается в глаза. Россия угрожает действиями, Запад – словами. Буквально по старой формуле – "Россия выигрывает на поле боя, но проигрывает в газетах" – каждый выбрал то, в чем сильнее. Россия ведет себя так, будто готова воевать, но отрицает подобные намерения. Запад все увереннее говорит о неминуемой войне, но готовится к ней в основном при помощи слов.

Встречные действия одних и других привели к ситуации, которую можно назвать пиком эскалации – в том случае, если кризис останется предвоенным. Тем не менее границы предвоенного состояния, кажется, достигнуты, поэтому шаг или за них, или от них для многих выглядит настолько назревшим и неизбежным, что называются точные даты.

Невозможно слишком долго держать войска в угрожающем положении с намеком на использование и требовать быстрых ответов на проклятые вопросы, как поступает Россия. Это работает на коротком промежутке, но если процесс затянется, угроза девальвируется и сила принуждения тяжелой дипломатии уменьшится.

Ровно то же самое относится к статьям о том, что Россия вот-вот нападет на Украину, к встревоженным заявлениям политиков, эвакуации дипломатов, запретам полетов и отзывам страховки у воздушных судов, к чрезвычайным визитам поддержки в Киев и предупредительным визитам в Москву. Словесная эскалация или, если угодно, контр-эскалация не может всерьез работать на протяжении многих месяцев подряд. Сила принуждения такой словесной эскалации тоже подвержена эрозии временем.

Пророки или победители
Проанонсировав чужую войну, Байден выбрал удачную для себя стратегию. Если война состоится, он окажется прав, если не состоится – он остановил Путина. Остановил, не уступив по принципиальным вопросам и – что для него важно – в единстве с союзниками, от имени Запада как политического целого.

Ошибочно делать из этого вывод, что ему все равно, вторгнется Путин или нет. Когда ты остановил войну – ты сильный. Когда нет – ты недостаточно силен. В случае российского вторжения на Украину реакция, которую может себе позволить Запад, многим покажется недостаточной, несоразмерной столь чрезвычайному событию. Зато если не вторгнется, Запад будет выглядеть сильным, способным остановить агрессора. Это одна из причин, почему о неминуемой агрессии говорится с такой уверенностью. Чем она неминуемей, тем славнее любой другой исход.

Вторжение действительно кажется на Западе вероятным. Дело не только в броских заголовках таблоидов, над которыми можно сколько угодно иронизировать. Первые лица влиятельных государств не таблоиды, они не очень любят, чтобы над ними иронизировали, и не рвутся выставить себя на смех. А именно так выглядела бы необыкновенная дипломатическая активность и беспрецедентно тревожный тон заявлений, если для них нет серьезных оснований за пределами заголовков таблоидов.

Столь масштабный глобальный спектакль с целью опорочить Россию трудно себе представить. Ведь в контактах принимают участие представители Франции и Германии, которые обычно не рвутся выставлять Россию в невыгодном свете просто так, а для желающих найдется множество других поводов от полузабытого сейчас Навального до очередных кибератак.

Предыдущий раз информационная и политическая нервозность достигала сходных масштабов перед вторжением американской коалиции в Ирак, но тогда США были недавней жертвой крупнейшего теракта в истории, а активность Франции и Германии шла своим путем. Сейчас четыре державы – США, Великобритания, Франция и Германия – выстроились пусть не в одну линию, но в связке, пучком и в одном направлении.

Байдену важно выглядеть не одиноким алармистом или, тем более, соучастником эскалации, а лидером политически объединенного Запада. Его разделенная обеспокоенность и совместная работа с другими лидерами Запада выводит его из-под обвинений, если тревога окажется ложной.

Мирный и походный
Дело не только в заголовках таблоидов. Военный специалист отличит боевой, походный порядок армии от обычного. Видимо, военные разных стран отличили. И сделали вывод, что речь идет не просто о перемещении войск по территории России, на что страны действительно имеют право, пусть и с оговорками, содержащимися в международных соглашениях, а об их особом, походном, боевом состоянии.

Другое дело, что нынешнее состояние российской армии близ Украины, судя по всему, необъяснимо сочетает элементы боевого и небоевого порядков, чередуя их в пространстве и времени, а сам боевой порядок тоже можно интерпретировать как тяжелое подкрепление силовой дипломатии.

Обнаружив не просто скопление, а элементы боевого порядка вооруженных сил России, о котором открыто пишут профильные аналитики, западные военные и политики сделали вывод, что в таком состоянии их нельзя держать долго, это состояние должно разрешиться в ту или другую сторону. И надо дипломатией подтолкнуть Россию к тому, чтобы вернуть армию в состояние мирного времени. Но Россия сама в этот момент уже повела свою военно-дипломатическую игру.

Весьма вероятно, что в Москве действительно опасались в какой-то момент силовых действий со стороны Украины, ободренной победой Байдена, азербайджанской операцией по возвращению Карабаха, новым оружием и так далее. Поэтому, чтобы послать сдерживающий сигнал, весной собрали войска на украинском направлении.

Тогда же обнаружилось, что концентрация войск на украинском направлении действует как инструмент тяжелой дипломатии. Случилась серия интенсивных незапланированных контактов новой американской администрации с Кремлем и саммит президентов, которого в ином случае можно было бы ждать еще долго. И вообще, Россия переместилась с периферии к центру повестки новой администрации.

Добившись умеренных результатов умеренной и кратковременной концентрацией войск, Кремль решил максимизировать КПД этого инструмента. У России давно сложился список жалоб, на которые Запад никак не реагировал, даже отказывался их выслушивать как неинтересные и заведомо неперспективные. И вот нашлось средство, чтобы отреагировал. Это войска близ Украины в таком составе и порядке, который военные считывают как подготовку к вторжению.

Походное состояние войск отличается от военного похода тем, что никто пока никуда не идет и не обязательно пойдет. Но чрезвычайные инструменты требуют впечатляющих результатов. Снятие угрозы без убедительных результатов означает, что в следующий раз угроза применения силы не сработает как инструмент принуждения. Поэтому ее придется как-то применить или предъявить впечатляющие результаты. Или попытаться впечатлить теми результатами, какие удастся получить. Пока таким результатом – помимо открытия некоторых закрытых тем – является сама уникальная интенсивность дипломатических контактов.

Поединок
Во время этих контактов Путин выглядит человеком, которого устроит любой их исход. Или тяжелая дипломатия достигнет убедительных побед, или будет открыта дорога для того, чтобы Россия обеспечивала свою безопасность собственными силами и так, как считает нужным. Возможно, для обеспечения собственной безопасности она сочтет нужными какие-то действия в отношении Украины.

Мы видим, что Кремль любит разговаривать с Западом языком зеркальных примеров, и тут у него наготове целая линейка прецедентов – от Ирака и Ливии до свержения Януковича. Во время всех последних публичных выступлений российские спикеры упорно вспоминали две вещи: в основе нынешнего украинского режима лежит государственный переворот, и Украина не выполняет Минских соглашений.

Этими напоминаниями как бы задается вилка возможностей: либо режим узаконивает себя в наших глазах исполнением законных Минских соглашений, либо Россия решает вопрос нелегитимной власти в соседней стране сама. Хотя трудно представить себе применение военной силы только по случаю дипломатической неудачи или недостаточной удачи.

Те, кто думает остановить или наказать Россию при помощи санкций, должны понимать, что наиболее воинственная часть российской верхушки как раз не против введения западных санкций против олигархов, банков, компаний, долга и так далее. Идеал этого сектора во власти – социально-экономическая державная автаркия, прекращение связей с Западом, полная суверенизация элиты и замещение всего, что можно, пусть и при помощи дружественного Китая.

Изолированная Россия, полностью отторгнутая Западом, – идеальный исход и для некоторых кругов западного истеблишмента, который, по закону сходящихся крайностей, толкает ее туда же, куда российская партия войны. Путин, чтобы удерживать власть, никогда не отождествлял себя только с одним из секторов собственного режима, но по мере усиления одного из них под давлением внутренних и внешних обстоятельств будет смещать персональный баланс в сторону более сильной группы. То, что санкции способствуют усилению партии войны, – доказанная историческая закономерность.

Украина и Запад наказывали Россию санкциями, пытаясь наглядно доказать, что агрессором быть хуже, чем жертвой. Украина, напротив, как могла, монетизировала политически и экономически роль жертвы, престижную и уважаемую в современном мире, используя для этого не только современные обиды, но и выстраивая под них целостный исторический нарратив.

Путин явно ухватился за эту ее роль, чтобы наказать Украину за санкции, которым за нее подвергли Россию и к которым она продолжает призывать. Создав угрозу, которую подхватил и развил Запад, он сделал роль жертвы для Украины невероятно разрушительной. Столь любимое им искусство дзюдо состоит в том, чтобы использовать прием противника против него самого. Украине невозможно демонстрировать преимущества демократии и сближения с Западом, невозможно успешно развиваться и одновременно быть страной, на которую вот-вот нападут.

Сам Запад доказывает это отзывом граждан и гражданских воздушных судов, собственное бизнес-сообщество голосует чартерами и бизнес-джетами. Любое неосторожное действие России в такой заряженной обстановке вызовет волну пеших беженцев косовского образца и окончательно зафиксирует Путина в статусе Милошевича, что опять же для многих будет корректировкой положения Путина в правильную сторону, но за счет Украины.

У Байдена свое дзюдо, и он старается использовать прием Путина против него же. Невозможно развиваться и процветать, будучи страной, которая вот-вот нападет. К тому же Байден пришел с задачей сплотить Запад. Выход из Афганистана или поспешное создание AUKUS этому не способствовали.

Этому не способствовало бы и принятие Украины в ЕС или НАТО: еврооптимизм западных граждан сейчас не в зените, и тяжелые дебаты по этому поводу раскололи западные общества и правительства. Другое дело, защита Украины, которая выбрала Запад, но не является его частью. Россия в своем нынешнем состоянии не способна конкурировать с Западом, но она подходит для того, чтобы сплотить Запад против себя.

Синусоида
Не исключено, что, не добившись в полной мере дипломатического результата и не решившись на силовые действия, Россия превратит походное состояние армии близ Украины в постоянный или регулярно возобновляемый источник угрозы, который принесет Украине ущерба больше, чем западная помощь выгоды. Запад это тоже будет держать в напряжении, так что сама Украина и Запад в конце концов проявят большую гибкость. Не мечом, так измором.

Несмотря на желание сдержать или наказать Россию, Западу гораздо удобнее и выгоднее иметь дело с Россией, которая чуть было не напала на Украину, чем с Россией, которая действительно это сделала, и это одно из искушений, которому подвергаются в России желающие напасть. Байден пересоздал единство Запада на фундаменте предотвращения агрессии, но реальные боевые действия его снова расколют.

Точно так же расколет Запад признание Москвой ДНР и ЛНР. Такое признание – юридическое переоформление статус-кво на местности – будет гораздо безобиднее заявленного вторжения: российский выход из Минских соглашений, который Украина и Запад с ней не стали выполнять. По контрасту с вторжением это будет не худший вариант окончания кризиса, но и не лучший, и точно один из самых бесполезных для России, потому что закроет сам разговор по ее основным требованиям. Другое дело, если разговор по ним заранее объявлен оконченным.

Эскалация на местности повышает уровень тех вопросов, которые кажутся принципиальными. Теперь к ним для Запада относится самое главное – территория Украины хотя бы в ее нынешнем виде, ее право выбирать союзников и собственное правительство. А прежнее главное – Договор о ракетах средней и меньшей дальности, Минские соглашения, российские тревоги по поводу собственной безопасности – сдвинулось в сторону обсуждаемого.

Легко вспомнить, что нынешний кризис начался с неожиданной публикации писем немецкого и французского министров иностранных дел, призванной разоблачить их нежелание выполнять Минские соглашения вместе с Украиной. А закончиться этот кризис мог бы более детальным подтверждением исполнения Минска, включая неудобные статьи.

Но Запад пока не может решить, достаточно ли ему спасти Украину или нужно выйти из кризиса абсолютным победителем, то есть не уступив ничего, даже такой мелочи, как исполнение неприятных пунктов уже подписанных Минских соглашений. На переговорах с вооружившейся на чувствительном направлении Россией Запад ведет борьбу не только за безопасность Украины, но и за статус абсолютного победителя в холодной войне, который Россия оспаривает силой. Именно в этом причина неуступчивости, или, по словам Лаврова, "разговора слепого с глухим" и бросания аргументов в замерзший грунт.

Россия не знает, как близко к ней или внутри нее кончаются границы Запада. Запад не знает, как близко к нему или внутри него кончаются границы России. Очевидно, что именно здесь сейчас проходит разделительная линия внутри Запада, который внешне един, как никогда, – между сторонниками компромисса и сторонниками победы. Ровно такая же линия разделяет российскую верхушку. По замерзшему грунту, как верно заметили живописцы зимних кампаний, проще идти технике, а боевой порядок на то и боевой, что из него гораздо проще перейти или соскользнуть в состояние конфликта, чем из небоевого.

14.02.22