27.02.2022

Об авторе: Валерий Николаевич Гарбузов – директор Института США и Канады РАН.

Затянувшийся на 30 лет процесс обретения новой роли на развалинах старого биполярного мира для выделившейся из распавшейся супердержавы и отстаивающей свои интересы России оказался непростым. Он невольно заставляет обращаться к историческим параллелям, которые, конечно же, не следует воспринимать буквально. Но определенные выводы из них все же извлечь необходимо.
Непобежденный Черчилль

Когда британский премьер-министр Уинстон Черчилль 25 июля 1945 года, покидая Потсдамскую конференцию, улетал в Лондон на объявление результатов состоявшихся накануне парламентских выборов, многие думали, что он оттуда уже не вернется. Однако сам Черчилль, оставивший в Германии свой багаж, все же надеялся на продолжение участия в исторических заседаниях, решавших судьбы послевоенного мира. Правда, отплатившие ему черной неблагодарностью англичане посчитали, что победы в войне и фотокарточки Черчилля в избирательном портфеле консерваторов явно недостаточно для успеха на выборах, и проголосовали против. Уйдя с поста премьера, проигравший политическое сражение, но все же непобежденный Черчилль впал в уныние, которое, правда, продолжалось недолго. Деятельная натура этого могучего человека требовала соответствующей активности. Уединившись в своем поместье Чартвелле, он принялся за два своих любимых увлечения: живопись и литературу.

Труд о Второй мировой войне, став памятником военной мемуаристики, литературы и одновременно фундаментальным историческим исследованием, сразу и навсегда вошел в мировую историографию, а автор получил за него Нобелевскую премию. Но для Черчилля эта война все же уже ушла в прошлое, а ему самому хотелось менять и выстраивать не прошлый, а современный мир, конфигурация которого тогда стремительно преображалась.

Угнетенный мыслью о том, что победа над нацизмом сопровождалась утратой величия и распадом Британской империи, он пытался найти новые конструкции быстро меняющегося послевоенного мира и места в нем теряющей свое могущество Великобритании.

Три спасательных круга

Результатом этих неспешных размышлений стала стройная теория, которая и должна была, по мнению обладавшего проницательным умом бывшего британского премьера, стать философской базой ее новой внешней политики. Суть его идеи была проста и состояла в том, что отныне Англии следует выстраивать свой внешнеполитический курс на основе четко обоснованной стратегии в пределах "трех больших кругов".

В первый круг он включил страны Британского Содружества Наций и саму Британскую империю с ее территориями. Стремление во чтобы то ни стало (при помощи имперских преференций и сохранения стерлинговой зоны) удержать в орбите своего влияния разбросанные по всему земному шару и превращавшиеся в независимые государства бывшие колонии преследовало одну прагматичную цель – сохранить формировавшееся веками геополитическое пространство Британии, а вместе с ним и надежные источники сырья, трудовых ресурсов и рынки сбыта.

Во второй круг Черчилль включил все англоязычные страны, объединенные вокруг США. Внутри этого круга оказывалась и сама Англия, а с ней Канада и другие британские доминионы. Самой же Великобритании отводилась роль главного европейского союзника США, у которого с заокеанской сверхдержавой должны выстраиваться так называемые "особые отношения", исключающие наличие между ними сколько-нибудь серьезных разногласий.

Наконец, третий круг Черчилль отводил объединенной Европе, в которой только Англия могла связать морские и воздушные пути между собой, став безусловным и неоспоримым лидером всего европейского континента, ослабленного нацизмом и военным поражением Германии и ее союзников. К тому же он понимал, что только объединенная Европа могла противостоять растущему после победы влиянию СССР.

Выстраивая свою конструкцию, он исходил прежде всего из того, что Англия, находящаяся в каждом из этих кругов, сумеет приспособиться к новым реалиям и сохранить свою лидирующую роль в обновленном мире. Благодаря (предпочитавшему смело менять обстоятельства, а не следовать за ними) Черчиллю, подобно обручам, стягивающим рассохшуюся бочку, эти три больших круга надолго стали концептуальной основой и постоянной величиной внешнеполитического курса Великобритании.

Уроки для Москвы

То, что уроки из прошлого, как правило, извлекаются с трудом, – ни для кого не секрет. Попытаемся понять: годится ли идея Черчилля (считавшего, что "ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России") для России современной, наследницы советской сверхдержавы, созданной, в свою очередь, на историческом фундаменте России имперской?

В самом деле, концепция Черчилля, несомненно, обладает определенными универсальными чертами, которые могут использоваться при характеристике рухнувших империй, а потому (в качестве схемы) вполне применима и к России. Главная из этих черт – утрата прежних сфер влияния (территорий, источников сырья, рынков сбыта товаров и приложения капиталов, источников дешевой рабочей силы и др.), которые многократно умножали мощь самой метрополии, выделяя ее из ряда остальных стран. Исходя из этого, но все же понимая определенную условность предложенной аналогии, можно определить и три больших круга – три орбиты внешней политики современной России.

Первый круг (постсоветское пространство или ближнее зарубежье), вне всякого сомнения, является приоритетным для России, так как именно он формирует периметр безопасности вдоль ее нынешних границ. Пространство СНГ и других независимых государств, некогда входивших в состав СССР (15 стран с населением более 298 млн человек), за 30 лет так и не стало амортизирующим. Тем буфером, который смягчал бы нежелательное воздействие, исходящее от недавних союзников, превратившихся порой в злобных соседей, которых России так и не удалось вновь "привязать" к себе. В нем образовались опасные бреши (страны Балтии, Польша, Украина, Грузия, Молдавия и др.), размывающие стратегически важную приграничную безопасность Российского государства.

Второй круг (Евразия) охватывает 94 страны с населением более 5,4 млрд человек. Являясь самым крупным из шести континентов планеты, на протяжении истории она становилась главной ареной идейного, экономического и политического раскола, войн и конфликтов, в которые почти всегда была вовлечена и Россия. Преодоление конфликтной эпохи и превращение Евразии в мирное пространство, на котором успешно разрешались бы если не все, то главные разногласия и конфликты, – важная стратегическая цель, которую пока так и не сумело достичь ни одно населявшее ее поколение. При этом евразийский вектор нынешней российской политики (несмотря на непростые отношения с Европой и НАТО) не следует замыкать лишь на его восточном (китайском) направлении.

Третий круг (глобальный). Его формирование – результат предшествующих эпох, и главным образом эпохи холодной войны – той биполярной системы международных отношений, в которой существовали две супердержавы, строившие в планетарном масштабе две сферы собственного геополитического влияния и два противоборствующих мира. Глобальный экспансионизм СССР второй половины XX века не прошел даром, до сих пор сохраняясь в национальном коде россиян. Как, впрочем, и многовековая континентальная экспансия, в результате которой и сложилась Российская империя – самое большое государство мира.

Главным содержанием отношений России в этом круге должны быть ее отношения с США. Осознавая свою глобальную ответственность, две ядерные супердержавы мира, несмотря на уже сформированную между ними конфронтационную ось, не могут не координировать свою политику, прежде всего в сфере безопасности и контроля над вооружениями. Но не только.

Российский парадокс

Что же касается сотканного из национальных травм и побед российского парадокса, вокруг которого столетиями в мире разворачиваются неутихающие споры, то, вспоминая Черчилля, следует учитывать одну простую, но доказанную историческим опытом самой России (да и других стран) существенную универсальную, хотя и жестокую, закономерность: нет большей трагедии для национального самосознания, чем унижение после поражения в войне и горечь по утраченному величию. Рано или поздно это неизбежно рождает обиду, формируя чувство унижения и фрустрации, за которыми почти всегда следует ответная реакция: подъем реваншизма и даже жажда мести, а в итоге – твердое стремление во что бы то ни стало восстановить историческую справедливость.

Подтверждением этого являются и слова самого Черчилля о России: Ее "силу мы можем измерить по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна".