СРБИН.инфо
Сербия

Нет нефти. Нет газа. Нет хлеба. Как это "нет"?

Европейцы совершенно не осознают реальных последствий санкций ЕС против России из-за конфликта на Украине, пишет СРБИН.инфо. Они не понимают, как это может не быть хлеба. И тут худшее Европе еще предстоит.

Весна Кнежевич (Весна Кнежевић)

Вооруженный конфликт на Украине недавно перевалил за магическую цифру ― 78 дней. Столько в психологии современного европейца слабый может сопротивляться сильному. 78 дней Сербию бомбардировали, прежде чем она капитулировала. 78 дней продолжалась осада Вуковара, прежде чем город пал. Этот срок европейские СМИ считают пределом напора нападающего и максимальной границей сопротивления того, кто подвергся нападению. Что происходит после этого срока, европейцу уже неизвестно. Более того, если говорить о глобальных последствиях российско-украинского конфликта энергоснабжения и торговли пшеницей, то европейцам и об этом ничего неизвестно.

Однажды, когда мы уже прожили почти два года в Вене, в доме отключили электричество. Отключили и все. Для нас, выходцев из бывшей Югославии, в этом нет ничего необычного. Отключение электричества в Югославии было пороговым опытом, инициацией для всех молодых людей. Плановые отключения электричества учили нас смирению лучше всякой религии. Хотя религия и не была запрещена, ее отодвинули на задворки общества, а лишения и нехватка всего и вся служили лучшими неоидеологическими методами, которыми система укрепляла коллективную нравственность в эндемичной культуре дефицита.

Система заботилась, чтобы в лишениях была система. Она заботилась о хорошей и эффективной организации дефицита. Скажем, будучи студенткой я работала во вспомогательной редакции радио "Белград 202". На смене мы отвечали на телефонные звонки людей, которые хотели узнать, когда отключат электричество. Белград был поделен на несколько секторов, и электричество отключалось в них планово, по порядку. Я уже не помню, на сколько точно часов, но в любом случае этого было достаточно, чтобы у людей пропало все, что хранилось в морозилке.

На протяжении нескольких месяцев это было нашей работой. Когда отключат электричество в первом секторе? В среду после полудня до пяти в четверг. Во втором? В четверг с пяти до рассвета субботы. В пятом секторе? (…)

Но для моего восьмилетнего маленького сына отключение электричества в тот исторический день в Вене стало, вероятно, чем-то вроде высадки инопланетян. Если бы инопланетянин из фильма Спилберга проехал перед ним на велосипеде в парке или Супермен помахал ему, пролетая низко над головой, то он удивился бы меньше.

"Что такое?" ― спросил он в шоке. "Нет электричества", ― ответила я ему. Он глубоко задумался и через несколько минут спросил: "В смысле нет электричества?"

Точно так же он отреагировал, когда однажды после обеда друг из Загреба не ответил на его звонок. "Мама Уроша говорит, что он в школе", ― пожаловался он, и чтобы понять поступившую информацию, ему пришлось вспомнить весь свой жизненный опыт. Наконец, он сдался и спросил: "Какая школа может быть после обеда?"

Иметь и не иметь

Все то время, что наша семья переезжала из Белграда в Загреб, а из Загреба в Вену, наша жизнь была столкновением со словом "нет". Я не претендую на медаль, ведь этот путь проходит любой человек, когда ему суждено. Дело лишь в том, что долго, по крайней мере еще лет десять назад, в коллективных представлениях это направление движения соответствовало модели "от все меньше "нет" к все больше "есть".

Вообще эта модель не стабильна. В Белграде и Сербии сегодня чуть лучше, чем было, а в Загребе точно хуже. В Австрии больше не побездельничаешь, а в Германии царит дикенсоновский "Харц IV" (неофициальное название базового пособия по безработице второго уровня ― прим. перев.). Но в принципе мировые миграционные потоки остались неизменными. Они по-прежнему ведут с востока и юга, где "нет", на запад и север, где "есть".

Говоря о "есть", я не имею в виду личное богатство. По-настоящему богатых в Европе мало. Там не распространена американская парадигма о взлете от посудомойки до миллионера или даже миллиардера, потому что в Европе это считается социальной патологией, хотя и не криминального типа.

Европейские системы не ориентированы на супербогатых. Напротив, они построены так, чтобы теоретически никто не выпал из социальной сети, и чтобы путь в высшие сферы капиталистических благ оставался открытым. Конечно, существует и бедность, даже нищета, но она не бросается в глаза, поскольку социально-политические системы в этих странах практикуют социальную компенсацию, в которой основное достается и неимущим.

В общем, Европа ― континент состоятельных, а не богатых. Это колыбель идеи о государстве социального благосостояния и единственное место на Земле, где эта концепция более или менее реализуется. Образование бесплатно; школы работают только в одну смену; медицинская страховка покрывает даже самые дорогие вмешательства. Городской транспорт работает как часы; полки в магазинах полны товаров; цены на основные продовольственные товары стабильно низкие. Дороги ремонтируются; фасады обновляются. Безработица есть, но кейнсианское государство без колебаний вмешивается в рынок труда и предотвращает социальные волнения.

Когда отключается электричество, нужно только щелкнуть выключателем в автомате, а в худшем случае заменить неисправный тостер или, о ужас, посудомоечную машину, которая вызвала короткое замыкание. Вода чистая, и ее сколько хочешь. Отопление не дешево, но квартиры строят так, чтобы расход энергии был небольшим. Мы облеплены стиропором от подвала до чердака. В этом году мы отметили 20-летнюю годовщину моего последнего использования батарей в квартире. Иногда муж включает ее на единицу, когда я не вижу, но на этом все.

Как "нет" выпало из европейского политического словаря

"Есть" и "нет" относительные величины, и это не новость. Но в новинку то, что слово "нет" больше не бытует в своем базовом значении. В европейской политике ему недостает фатализма лишений. "Нет" здесь значит не "нет совсем", а "нет сейчас", "нет временно", нет по нужной цене или нужного качества, но есть временное и заменяющее, от удовлетворительного до отличного. Когда тут чего-то "нет", то всегда виноват кто-то, а вина чего-то вторична. Когда этого "кого-то" находят и заменяют, любое "нет" естественным образом переходит в агрегатное состояние "есть". "Есть" ― это автоматический механизм, который ломается только из-за плохого менеджмента.

В ЕС нет икры для всех, но есть хлеб для всех. Европейская реакция на российско-украинский конфликт поставила точку на этой аксиоме народного благосостояния, поскольку в скором будущем и хлеб окажется под вопросом.Сначала не тут в Европе, а где-нибудь в Африке или Азии, странах, которые зависят не только от импорта украинского зерна, но и вообще от оперативного состояния европейских экономик мирного времени, включая российскую.

Даже если оставить военный аспект в стороне, российско-украинский конфликт вылился за границы Украины и перерос в экономическую, энергетическую, торговую, финансовую и продовольственную войну. Сейчас встает вопрос: если раскручивающаяся спираль обнищания в Ливии, Египте и Сомали ускорит наступление голода, кто будет виноват в этом ― Путин или Европейский Союз? Если слово "нет" войдет в европейский политический лексикон в своем радикальном значении, будет ли ответственность за это лежать на Путине или, напротив, на странах-членах Европейского Союза? Путин в принципе ведет только одну войну, а ЕС в отличие от него борется на два фронта: против России и против основ собственного экономического благосостояния.

Европейское благосостояние основано на дешевых энергоносителях из России, как заявил в конце прошлого месяца в одном интервью бывший канцлер Австрии и социал-демократ Кристиан Керн. Никто его особо не цитировал ― незачем, ведь Керн не оставил заметного следа в национальной политике. Из-за его незначительности критикам легче было проигнорировать его слова, чем открыто его дезавуировать как еще одного "сторонника Путина". Да и как-то сомнительно сводить всю загадку европейского благосостояния к одной прозаичной фразе в момент, когда лучшие умы с обеих сторон Атлантики пытаются понять причины, подтолкнувшие Путина к спецоперации на Украине.

ЕС, глубоко закусив собственное мясо, освобождается от источника своего благосостояния. Он буквально отрезает себя от хорошей жизни, расценивая ее как вредную опухоль в собственном теле, пьяный хирург и пациент без наркоза в одном лице. Первыми последствия ощутят неразвитые страны, но и ЕС не придется долго ждать, поскольку "есть" вернется в агрегатное состояние "нет".

О том, что украинцы не соблюдали Минских договоренностей, уже забыто. Переписка между Вашингтоном и Москвой от декабря прошлого года и января текущего о гарантиях украинской нейтральности уже забыта. Как никогда и не бывало! Конфликт? Загадка. Благосостояние ― загадка. Хлеб? Загадка библейских масштабов.

"Худшее нам еще предстоит"

Европейцы стоически восприняли новость, которая пришла на прошлой неделе, о том, что в прошлом месяце цены производителей в ЕС выросли на 36,8%. Об этом пишет Йозеф Уршиц, экономический комментатор австрийского издания "Прессе". Сейчас он один из редких голосов разума в немецкой прессе. "Такого роста цен не было со времен Второй мировой войны! Не все отразится на потребительских ценах, но цены производителей остаются индикатором тенденции. Они постепенно скажутся на конечных ценах товаров. Если только треть этого роста дойдет до конечного потребителя, то уже к лету нас ждет подорожание в десятки процентов. Худшее нам еще предстоит. Это знак, что инфляционный пожар подбирается к крыше. Мы входим в ситуацию стагнации с одновременной высокой инфляцией".

Глубокая стагнация и высокая инфляция вместе? Я не эксперт, но на одной из редких лекция по экономике, которую я не прогуляла, рассказывали о термине "спиральная рецессия" ― индуцированная бедность.

Поскольку в Европе слово "нет" вызывает реакцию: "Как это нет?" ― европейской общественности совершенно неизвестны реальные последствия ответа Европейского Союза на российские действия на Украине. Речь идет о хлебе, как конкретном хлебе из пекарни, так и о символическом, то есть хлебе как иконе пищи, хозяйства, производства и продажи продовольствия вообще, символе поддержания жизни. И тут, как говорит "предсказатель" Уршиц, худшее нам еще предстоит.

Если рассматривать Евросоюз как экспортера, то Украина ― шестой по величине экспортер пшеницы в мире, а ЕС второй. На первом месте стоит Россия; Сербия ― на десятом. Украина занимает третье место по экспорту ячменя (ЕС первый, Россия четвертая). Украина держит первенство в экспорте подсолнечного масла (Россия вторая, ЕС пятый, Сербия седьмая). Она третья по экспорту кукурузы (ЕС пятый, Россия седьмая, Сербия восьмая). Есть и более крупные производители зерна, чем упомянутые: Китай, Индия и Соединенные Штаты. Но они кормят сотни миллионов собственных граждан и не играют такую большую роль в экспорте зерна, как, скажем, Россия, Украина или ЕС. Но именно там ведутся боевые действия, а также идет экономическая, энергетическая и продовольственная война.

Вот лишь небольшой фрагмент мирового кризиса хлеба, который надвигается. Ливия и Ливан зависят от украинского экспорта зерна на 60%, Турция ― почти на 20%, Египет ― на 30%, Албания ― на 10%. Они крайне зависимы и от российского импорта: Турция ― почти на 70%, Албания ― на 60%, Египет ― на 50%, Ливия и Ливан на 20%.

Все четыре всадника Апокалипсиса ворвались в амбары и топчут пшеничные поля мягкого подбрюшья Европы. Война ― на белом, Голод ― на вороном, Смерть ― на зеленом, Пропаганда ― на красном.

Бессмысленное перетягивание каната

Нет сомнений в том, что Россия крадет украинское зерно, блокирует украинские корабли, использует зерновой кризис как оружие. Она использует газ как средство шантажа, нефть ― как средство давления. Но почему Запад, конфискуя российское имущество, блокируя национальные российские резервы в западных банках, отказываясь от газопровода "Северный поток - 2", забирая российские экономические объекты и дипломатические представительства, не считает все это кражей со свой стороны? Почему в Европе все чувствуют себя униженными и оскорбленными, когда Москва требует от них оплаты за газ в рублях, хотя ранее они отрезали российские банки от SWIFT, заморозили российские счета и вообще сделали все, чтобы развалить финансовые расчеты с Россией?

Бессмысленное перетягивание каната налицо. Вот что 29 апреля сказал Марио Холцнер, директор авторитетного венского Института международных экономических исследований: "Экономические эксперты уверены, что прекращение поставок российского газа в Польшу и Болгарию политически мотивировано".

Во-первых, неужели для понимания этого нужны эксперты? Во-вторых, невероятно, но факт: ЕС уже ввел против России пять пакетов санкций; шестой, нефтяной, готовится; седьмой, газовый, планируется, но Европа не считает их политическим оружием в сведении счетов с Россией или вообще политическими шагами со своей стороны! Русские превратили товары: газ, пшеницу, нефть ― в политическое оружие, и это ясно. Власти и общественность Европейского Союза сокрушаются по этому поводу. Но на собственные поступки они смотрят иначе, и получается, что ЕС в экономической войне не использует товары и финансы как политическое оружие, а все его пакеты санкций, арест российского имущества и прочее следует понимать как комплекс морально-воспитательных мер.

Каменный хлеб

Проблема с хлебом в том, что он, когда его используют не по прямому назначению, легко приобретает мрачную символику в диапазоне от политики до религии и от увещеваний до мести.

В этом году особое внимание на Венецианском биеннале привлекла украинская художница Жанна Кадырова. Она занимается обработкой речного камня, гальки разной величины, которую она полирует, режет и стилизует под пищу. Раньше она "создавала" колбасу, а в последние годы, как и сейчас в Венеции, хлеб. Хлебные инсталляции Кадыровой очень многозначны. Они носят общее название Паляниця, что обозначает национальный сорт хлеба, не более. Но в культурологическом плане значение паляницы отнюдь не мирное.

Во-первых, получается, что европейцев призывают в прямом смысле съесть с Украиной "каменный хлеб", то есть разделить украинскую судьбу в этом конфликте. Во-вторых, и в этом сила художественного остроумия Кадыровой, каменная паляница полностью меняет религиозное изречение о камне и хлебе, превращая его в: "Кинули камнем, в ответ кинь…камнем".

В-третьих, раньше во время войн слово "паляница" служило своего рода паролем. По нему узнавали замаскированного врага. Те, кто родился и вырос в русскоязычной среде, не в состоянии произнести это слово правильно. У русских оно автоматически превращается в "палиницу", что разоблачает их как врагов.

Лично мне весь этот оценочный ряд кажется интересным с эстетической точки зрения, но я понимаю, что и он служит общей цели ―оправданию мести библейских масштабов. Всегда, когда хлеб появляется в художественных инсталляциях, он разделяет и размежевывает, даже если не несет такой прямой политической функции.

Два года назад в венском выставочном зале проходила выставка "…О хлебе, вине, автомобилях, безопасности и мире" (…). Она раскрывала глобальную тему бедности и обнищания, стремления к хлебу и миру и капле роскоши в виде автомобилей и вина.

Лейтмотивы, пронизывающие экспозицию, были настоящие буханки хлеба, "кирпичики" загребского художника Младена Стилиновича. Каждая буханка была как лодка, на которой плавал французское пирожное ― аллюзия на Марию Антуанетту и ее известнейшие слова: "Если у людей нет хлеба, пусть едят пирожные".

На пресс-конференции организаторов раскритиковали. Правда, только одна журналистка, но зато уверенно и громко говорившая. Она упрекнула их за то, что они бросают хлеб на пол и всячески издеваются над ним, позволяя пирожным ездить на нем. Хлеб нужно есть, а не пинать по полу.

"Искусство провоцирует", ― обоснованно защищались организаторы.

Сегодня все наоборот. Искусство не провоцирует, а провокации политического активизма преподносятся как искусство. Хлеб наш насущный превратился в войну нашу насущную.