Financial Times
Великобритания

Ограничивать цены на российскую нефть – неудачная идея. И вот почему

Предложение ограничивать цены на российскую нефть, выдвинутое Соединенными Штатами, лишь подчеркнет зависимость всего мира от этого сырьевого товара и позволит Путину еще больше угрожать странам Запада, пишет Financial Times.

MartinSandbu (Мартин Сандбу)

На протяжении многих месяцев администрация Байдена настаивала на том, чтобы ее союзники согласились с ограничением цен на закупки российской нефти. Однако те скептически отнеслись к данной идее – и я полагаю, правильно сделали. Именно в этом я попытаюсь убедить вас в моей заметке. Еще на последнем саммите G7, проходившем в Германии, Соединенные Штаты, судя по всему, нагнали страх на своих партнеров, заставив их в итоговом коммюнике в той или иной форме упомянуть о самóй возможности ограничения цены на нефть.

С этой целью Министерство финансов США предприняло немало усилий в области публичной дипломатии. Я сам лично, как и многие другие, был тому свидетелем. Так почему же правительство США столь сильно продвигает эту идею, а я выступаю против нее?

Чтобы получить ответ на первую часть вопроса, прочтите статью Дэвида Уэссела (David Wesse) из Brookings Institution, в которой лучше всего отражен подход Министерства финансов США. По мнению Уэссела, Минфин преследует двойную цель: "сократить поток доходов от продажи нефти, с помощью которых финансируется российская военная машина, [и] предотвратить катастрофический в экономическом плане рост цен на нефть" – а для этого ЕС должен был бы ввести свое недавно принятое (частичное) нефтяное эмбарго и санкции на операции по страхованию морских перевозок российских нефтегрузов.

Предложенное решение (а именно – дозволить продажу нефти, но только если она будет продаваться по бросовой цене) звучит заманчиво. Так почему же меня этот аргумент совсем не убеждает?

Давайте начнем с фактической стороны дела. До конца года вступят в силу частичный запрет ЕС на импорт нефти и санкции на страхование морских перевозок нефти. Вашингтон утверждает, что после введения ограничений возникнет новый деструктивный рост нефтяных цен. Может быть, правительству США известно нечто такое, о чем не знают нефтеторговцы? На момент написания этой статьи те, кто покупает и продает нефть, стремясь подзаработать, котируют нефть марки Brent на сегодняшний день примерно в 98 долларов и около 90 долларов с поставкой в декабре или январе. Таким образом, они либо не согласны с правительством США в том, что санкции ЕС повлияют на мировой нефтяной рынок, либо, что более вероятно, уже просчитали все последствия. Таким образом, любой, кто думает, будто ему известно больше, чем сырьевым рынкам, может уже сейчас договориться о январских поставках нефти по цене 90 долларов за баррель. Так что неясно, существует ли на самом деле одна из тех проблем, которой обеспокоено руководство США.

Во-вторых, а как насчет того, чтобы осуществить еще более благородную задачу – помешать президенту России Владимиру Путину заработать на повышении нефтяных цен? Нет никаких сомнений в том, что доходы России от продажи нефти выросли, несмотря на стабильные или даже падающие объемы продаж этого товара. Но здесь в американской позиции подводит скорее логика, чем факты. Если исходить из того, что на операции по страхованию перевозок будут введены санкции Евросоюза и, как результат, произойдет вытеснение российской нефти с мировых рынков, то, по крайней мере теоретически, можно предположить, что цены могут вырасти (даже если эмпирические данные с нефтяных рынков говорят о другом). Такого не может быть, чтобы России запретили продавать нефть, а она получала бы за нее деньги – это невозможно. В качестве альтернативного варианта можно предположить, что санкции вообще не сработают, поэтому Россия все-таки будет продавать нефть. Но в таком случае, нет причин полагать, что нефтяные цены вырастут. В лучшем случае нефть будет выходить на рынок какими-то еще более хитрыми обходными путями; нефть, которая ранее поставлялась в Европу, теперь будет идти на более отдаленные рынки, а прежние поставщики, действующие на тех рынках, увеличат поставки в Европу. Но в лучшем случае в результате этой неурядицы цена, которую заплатят европейцы, вырастет лишь в незначительной степени. Прочие покупатели вполне могут покупать по более низким ценам, поскольку России приходится торговать на новых рынках (об этом уже свидетельствует увеличенный размер скидки, которую Россия должна устанавливать на нефть марки Urals).

Мне кажется, что можно было бы построить модель, в которой предполагается малая эффективность санкций, в результате чего объемы продаваемой Россией нефти будут падать, но лишь в небольшой степени – а это небольшое сокращение предложения поднимет цены настолько, что Москва получит еще более высокие доходы. В этом случае Вашингтон, исходя из своих благородных побуждений, должен был бы поддержать Евросоюз в том, чтобы ужесточить санкции, а отнюдь не сопротивляться им. И мы должны очень четко понимать просьбу США: то, что звучит как ужесточение позиции в отношении России (ограничение цены на нефть, чтобы не позволить ей заработать), на практике заставляет Европу быть менее жесткой (смягчение санкций в отношении той нефти, которая торгуется по цене, находящейся ниже определенного уровня).

Более реалистичное опасение заключается в том, что санкции вступят в силу позже; однако уже сегодня рынки заложили их в цену нефти, так что мы по глупости (правда, временно) расплачиваемся за санкции и при этом не достигаем цели, которая заключается в том, чтобы перекрыть путинские доходы от нефтяных цен. Чтобы исправить ситуацию, необходимо ускорить введение санкций, а не лоббировать и не тратить драгоценное время вместе с капиталом на попытки их смягчить.

В-третьих, есть что-то иррациональное (хотя с экономической точки зрения и не совсем бессмысленное) в том, что чиновники от экономики готовы концентрироваться скорее на недостатках, а не на преимуществах, которые нам дают рыночные цены на энергоносители. Ценовой механизм – это мощная штука, и зачастую недооценивается способность экономики реагировать на изменение ситуации. Как я уже говорил ранее, нам не следует пытаться сдерживать цены на энергоносители, ведь это будет способствовать установлению рыночного равновесия. Вместо этого мы должны помогать тем, кто действительно в этом нуждается, а стимулы, побуждающие экономить электроэнергию, пусть себе работают. И они уже работают: в настоящий момент мы наблюдаем падение потребления нефти в странах с развитой экономикой.

То же самое касается и потребления газа. Так, по данным ЕС, поставки российского газа уже составляют всего 30 процентов от среднего показателя. Данный факт говорит о том, что европейским потребителям уже удалось в значительно степени адаптироваться, несмотря на то, что повышение цен оказалось болезненным. В новом исследовании, проведенном группой экономистов из Hertie School на основе данных за предыдущие годы, была выстроена модель предполагаемого потребления газа в Германии, чтобы отделить фактор приспособляемости к кризису от других факторов, влияющих на спрос (например, таких как погода). Выяснилось, что в марте и апреле текущего года потребители уже сократили спрос на 6%. Промышленность стала экономить намного раньше, сократив спрос на сырье в конце 2021 года, т.е. в тот момент, как только цены стали расти. В среднем компаниям уже удается потреблять на 11% меньше газа, чем обычно.

Но если ограничивать цену на нефть, то все стимулы для экономии ресурсов пропадут. А это само по себе, помимо кризиса как такового, принесет вред. В такой ситуации и потребители, и промышленность увидят, что в случае повышения цены на нефть, политики обязательно сделают все, чтобы ее снизить. Другими словами, они уже начнут отходить в том числе и от курса на декарбонизацию и снижение зависимости от российской нефти. Ибо основная цель, без которой предложение Соединенных Штатов не имеет смысла, – продолжать сжигать российскую нефть, лучше всего, конечно, по низкой цене. Демонстрация этой зависимости от российской нефти, конечно же, придаст Путину еще больше сил, чтобы и дальше угрожать Западу, заставляя Западный мир подчиниться замыслам Путина. Это хуже, чем лицемерие, это политика геополитического членовредительства.