07.12.2022

Версия для печатиОбсудить на форумеПочему Белинский, Честертон, Наполеон и другие так боялись Поднебесной
Игорь Шумейко

Даже добродетели китайцев нас пугают. Василий Верещагин. Развалины китайской кумирни. Ак-Кент. 1869–1870. ГТГ
Принимая популярный комплимент (иногда упрек) "Россия литературоцентрична", отметим: и в Европе некоторые сложные проблемы, особенно выходящие за рамки "старого континента", лучше, раньше прочих формулируют писатели. По популярной ныне теме синофобии знаменитый английский писатель, поэт и философ Гилберт Кит Честертон (в России более всего известен как автор детективных рассказов) в "Вечном человеке", "лучшей книге ХХ века" по определению Грэма Грина, еще в 1920-х годах сформулировал:

"Между нами и Китаем нет моста. С (древними. – И.Ш.) Египтом, Израилем, Грецией есть. Геродот гораздо ближе нам, чем китаец в современном дорогом костюме, сидящий за соседним столиком в лондонском кафе. Мы знаем, что чувствовал Давид или Исайя, но не уверен, знаем ли, что чувствует Ли Хунчжан. Грехи, связанные с именами Елены или Вирсавии, для нас примеры трогательной человеческой слабости, но даже добродетели китайцев нас пугают".

Важнейшая проговорка Честертона: страх даже пред добродетелями китайцев повисла тревожной нотой, какой в фильмах обычно помечают подступающую угрозу. Одним из "пруфов", доказывающих гениальность Наполеона, помимо выигранных битв, считают его пророчество 1803 года: "Китай – спящий гигант. Пусть он спит. Если проснется, он потрясет мир". В общем, и старались не только не будить, но добавить в его сон опиумные грезы. Кого "разбудили", так это Герцена, революционных/либеральных демократов, сделавших спящий, отсталый Китай популярнейшим журнальным "мемом" XIX века. Вслед Западу наши западники XIX века твердили: "китайщина". Белинский в письме, за чтение которого Достоевский едва избег расстрела, ругал Гоголя: "Ваша мысль ведет к ханжеству, китаизму".

По китайским мифам драконы – это самые сильные карпы, что смогли против течения добраться до верховий реки. Ограбленный, раздробленный, подсаженный на опий Китай оказался сильным карпом. Помню, в феврале 2020 года политэксперты хоронили "главную жертву ковида": бомба пандемии ударила в Ухань, центр Китая, там-де и будет эпицентр мирового краха. А потом все завороженно следили за кадрами словно ускоренной перемотки: китайцы за семь дней строят гигантский госпиталь.

Строители моста взаимопонимания, отсутствие которого по Честертону вело к экзистенциальному ужасу, в России преодолели белинско-западнические штампы. Духовный титан Лев Толстой (казанский студент отделения восточной словесности) всю жизнь восхищался Лао Цзы, считал книгу "Дао дэ цзин" верхом человеческой мудрости. Немало оценок и с той стороны Великой стены. Китайский классик Лао Шэ: "Толстой – самое глубокое и самое необъятное море в океане художественной прозы. Из всех писателей-романистов мира прошлого и настоящего он один заслуживает этого сравнения".

В 2015 году на международной книжной ярмарке в Минске в выступлении китайского писателя прозвучало: "Мы издадим пятитомник Добролюбова". Позже за столиком их павильона, прихлебывая кофе, я как мог вежливо поинтересовался: "Почему?" Или даже: "Зачем?" И ощутил себя "бледнолицым (хотя и покрасневшим) варваром", слушая пояснения китайца: "Добролюбов же первым оценил Льва Толстого!"

Собирая примеры взаимопостижения, я писал в "НГ-EL" о сказке "Принц Дунь-Дунь и Великий Волшебник" Ольги и Александра Никишиных, где впервые русские герои Медведь, Колобок живут в поле китайских классических мифов: "Путешествие на Запад", "Чан Э улетает на Луну", "Нефритовый заяц толчет лекарства".

Недавний пример ментального контакта: конференция Ассоциации союзов писателей и издателей на ММКЯ-2022, представленные АСПИ книги. "Отечественная словесность – не только русская, но и множество талантливых национальных литератур. Наша серия "Местоимения" познакомит широкого читателя с современной прозой и поэзией народов России", – отметил председатель АСПИ Сергей Шаргунов.

Один из представленных авторов той серии АСПИ – классик советской, российской и якутской литературы Николай Лугинов. Сам Николай Алексеевич, даром что прозаик, со всех трибун, в частных беседах, в том числе с автором сих строк, запальчиво повторяет: "Главное – поэзия. Без нее нет литературы, театра, музыки, даже живописи!"

Подобно Честертону Киплинг монументален: "Запад есть Запад, Восток есть Восток, и с мест они не сойдут". Наш товарищ Сухов вроде не возражает: "Восток – дело тонкое", но за его бесподобной интонацией – российское желание понять Другого. Даже не желание – Обязанность. Долг – единственной страны, граничащей с Европой и Китаем.

--------------------------------------------------------------------------------