Дипломатия #Турции в #ЦентральнойАзии уходит корнями в далекое прошлое. Один из значительных эпизодов этих контактов - просьба эмира #Бухары принять его в османское подданство, вызванная острым политическим кризисом. Османская элита отнеслась к предложению настороженно: среди доводов "против" назывались транспортно-логистические проблемы и возможные осложнения в отношениях Турции и #России. Логику турецкой геополитики XIX века в отдаленном регионе проанализировал к. и. н., старший научный сотрудник Института востоковедения РАН, директор Международного российско-турецкого центра РГГУ Александр Васильев в статье для научного журнала "Восток. Афро-азиатские общества: история и современность".

Первые связи между Турцией и Бухарским эмиратом были налажены в XVI веке, в правление бухарской династии Шейбанидов - тогда основным противником двух государств было иранское государство Сефевидов. Но если раньше Бухара держала себя независимо, то в начале XIX века эмир впервые обратился к османскому султану с просьбой о подданстве.

В 1800 году к власти в Бухарском эмирате пришел новый эмир Хайдар (1800–1826). Новый правитель сразу начал активно добиваться контактов с Османской империей: за годы правления он направил в Стамбул 8 посольств начиная с 1801 года. Большинство посольств ехали в Турцию через Россию, зачастую при содействии местных властей - в пути бухарцы занимались вопросами урегулирования торговых отношений с российской стороной; реже использовались пути через Иран или Персидский залив.

Хайдар стремился объединить независимые государства Центральной Азии. В письме 1801 года к султану он называл себя "владыкой Турана", однако также он выражал преданность султану Селиму III, власть которого обещал распространить на "Туран". Миссия 1803 года еще активнее добивалась политической поддержки Стамбула, призывая османского правителя признать за Хайдаром титул "Падишах Турана и Туркестана". Бухарский посол И. Байкишиев подтверждал претензии эмира его родословной: он являлся потомком как Чингизидов, так и самого пророка Мухаммеда (по женской линии).

Опасаясь негативной реакции России, османская сторона отказала в просьбе, однако эмир не оставлял попыток, направляя посольства уже к новому султану Махмуду II (1808–1839). Положение Бухары ухудшалось: в 1815 году эмир потерпел поражение в войне с ханом Коканда, захватившим Ташкент, и с ханом Хивы, вытеснившим Хайдара с туркменских земель. Накануне военных действий эмир Бухары пытался получить от султана фирман, подтверждающий права Хайдара на Фергану, Хорезм, Мерв и другие города и территории Центральной Азии.

Османский султан оставался халифом - духовным лидером всех мусульман. Его поддержка была важна Хайдару как для давления на врагов, так и для повышения престижа Бухары в отношениях с Россией, с которой эмир планировал нарастить торговлю. Посольство 1819–1820 годов практически прямым текстом заявило о желании Бухары войти в состав Османской империи. Предложение совпало по времени с новыми поражениями Хайдара - вероятно, теперь он надеялся на военную поддержку Стамбула.

К последней просьбе османская элита отнеслась настороженно. По этому вопросу в Стамбуле было созвано "особое совещание" (мешверет), призванное оценить все доводы "за" и "против" предложений Бухары.

В собрании участвовали авторитетные улемы, руководитель султанской канцелярии Тахсин-эфенди (вероятно, занимавшийся также финансовыми вопросами), а также начальник инспекции продовольственных поставок, отвечающей за логистику снабжения армии, центральных учреждений и турецкой столицы.

Доводов "за" практически не оказалось - за исключением того, что принятие Бухары в подданство поднимет международный престиж султана. Важным доводом "против" стали транспортно-логистические проблемы: у Османской империи не было с эмиратом общей границы, контакт с гипотетически новым регионом был затруднен и поддерживался через Россию, Иран или Индию. В итоге новую вассальную территорию было почти невозможно контролировать из Стамбула, что принесло бы султану проблемы как административного, так и военного характера.

Достоверных сведений о военном потенциале Хайдара и его намерениях во внутренней и внешней политике у османских чиновников не было. Улемы отмечали, что Бухарский эмират как суннитское государство мог вступить в военный конфликт с шиитским Ираном или Индией, в котором эмир надеялся бы на военную поддержку султана как сюзерена. В случае же вступления Турции в новую войну с Россией Бухара, включенная в состав Османской империи, вероятно, потерпела бы поражение от русской армии, что осложнило бы общее военно-стратегическое положение Стамбула.

Любопытно, что при обсуждении просьбы Хайдара стамбульские чиновники вспомнили пример Алжира - другой удаленной и автономной османской провинции, главы которой к XIX веку фактически стали независимы от Стамбула. После Венского конгресса (1814–1815) великие державы провели кампанию против алжирских пиратов: в 1816 году порт Алжира был атакован Англией и Голландией, после чего местный дей официально запретил корсарство и обращение христиан в рабство. Однако в парижской прессе продолжалась активная кампания, критикующая султана за неспособность справиться с делами в алжирской провинции. Впоследствии правительство Франции, подготовив общественное мнение внутри страны, оккупирует Алжир в 1830 году.

Опыт противостояния с Францией султанские чиновники перенесли на предложение Хайдара. В отличие от Бухары, с Алжиром у Стамбула была налажена прямая сеть морских коммуникаций, однако регион все равно слабо поддавался контролю, оставаясь источником дипломатических и политических проблем.

Включение же слабоизученной и неудобной в управлении Бухары в качестве протектората несло массу проблем - от рисков в конфликтах с соседями (Россия, Иран, Индия) и проблем с территориальной целостностью империи до сложностей в проведении реформ, запланированных Махмудом II. В итоге Хайдар получил мягкий отказ.

Если в XVI веке (когда в состав Османской империи вошел Алжир) Стамбул был готов на непрямое управление вассальными территориями, то к XIX веку на первый план вышла логистическая сопряженность и возможность прямого контроля над окраинами. К этому султанскую бюрократию подталкивал опыт, полученный в эпоху Наполеоновских войн (как в случае с французской оккупацией Египта в 1798 году), а также при подавлении восстаний аравийских ваххабитов. Любопытно, что опытом колониального управления Алжиром и Тунисом - уже со стороны Франции - активно интересовались и российские военные востоковеды, впоследствии участвовавшие в "Туркестанских походах".

Полную версию статьи ""Бухара подобна Алжиру": османская политическая элита о прошении бухарского эмира Хайдара…" читайте на сайте электронного архива ГАУГН.
https://arxiv.gaugn.ru/s086919080016107-4-1/?reader=Y