140 лет со дня рождения Ярослава Гашека
Андрей Щербак-Жуков
Заместитель ответственного редактора приложения "Ex libris" Андрей Юрков

За кроткой внешностью Ярослава Гашека
скрывался характер авантюриста.
Фото Вацлава Доната30 апреля исполняется 140 лет со дня рождения Ярослава Гашека, автора, который дал долгую жизнь всемирно известному, неунывающему бравому солдату Швейку…
Гашек прожил бурную короткую жизнь. Беречь здоровье – это было не про него. К сожалению, он не дожил и до 40 лет. Но уж и пожил по-настоящему. Когда Гашек был в плену в России, чешские и австрийские газеты, имевшие на Гашека зуб, много раз публиковали известия о его гибели. Причем каждый раз с новыми подробностями и обстоятельствами.

Один раз, по сообщениям газет, его повесили чешские солдаты; согласно сообщению в другой газете, его убили в пьяной драке. Сохранились документальные свидетельства о том, что корреспондентка чешской газеты по возвращении Гашека из России спрашивала его: действительно ли он, уже будучи на службе в Красной армии, питался мясом пленных китайцев?

Существуют будто бы документальные свидетельства, что в России Гашек успел послужить в дивизии Чапаева. Шутки шутками, но ведь Гашек действительно из военнопленных подданных Австро-Венгерской империи перешел в Красную армию, с октября 1918 по 1920 год занимал в ней немаленькие должности: был начальником Интернационального отделения политотдела 5-й армии, комендантом Бугульмы и даже депутатом городского совета в Иркутске.

Как писал впоследствии сам Гашек: "Вернувшись на родину, я узнал, что был трижды повешен, дважды расстрелян и один раз четвертован дикими повстанцами киргизами у озера Кале-Исых. Наконец, меня окончательно закололи в дикой драке с пьяными матросами в одесском кабачке".

Объясняется это просто – Гашек очень любил мистификации, можно сказать, что мистификации были частью его жизни. Достаточно сказать, что как-то раз Гашек, в самом начале Первой мировой войны, будучи проездом в Праге, зарегистрировался в гостинице следующим образом: "Лев Николаевич Тургенев, приехал из Москвы". А в графе о цели приезда написал: "Ревизия Австрийского генерального штаба". Ну как тут полиции не обратить внимание на такую персону? Если вспомнить, что Прага в ту пору входила в Австро-Венгерскую империю, неудивительно, что писателя отправили в полицию как русского шпиона.

Другая история случилась еще в предвоенные годы. Гашек стоял на мосту через реку и печально глядел на воду. Наблюдавший за ним полицейский офицер спросил, кто он и откуда. Гашек представился: "А я – Святой Ян Непомуцкий, и мне 518 лет от роду". Полицейский поступил просто – он отправил писателя в сумасшедший дом.

14-9-2480.jpg
Краткое пребывание Гашека в Нарве
отмечено парой строк в его дневнике
и мемориальной доской.
Фото Андрея Щербака-ЖуковаГашек написал выдающийся антивоенный роман "Похождения бравого солдата Швейка". Роман легко читаемый и цитируемый уже более столетия. Но Гашек стоит особняком и по отношению к писателям, описывавшим ужасы войны, и к писателям, описывавшим то, как войны влияют на ментальность тех, кто в них участвовал, вернувшихся с войны, а также последующих поколений. Это было темой Эрнеста Хемингуэя ("Прощай, оружие" и "Фиеста. И восходит солнце"), Эриха Марии Ремарка ("На западном фронте без перемен", "Возвращение"), Френсиса Скотта Фицджеральда, Джона Дос Пассоса, Ричарда Олдингтона и др. Все они описывали возвратившихся с войны людей (независимо от того, на стороне какой страны они воевали) морально искалеченными. Они уже не могли снова жить нормальной жизнью: после пережитых ужасов войны все остальное казалось им мелким, недостойным внимания.
А в романе Гашека не то чтобы нет ужасов войны. Нет, они есть, но они не подчеркиваются, не педалируются, как это обычно положено в антивоенном романе. Другое дело, что роман – это гимн идиотизму начальников, офицеров, идиотизму самого военного времени. Именно в этом его антивоенный пафос. Хотя, как размышляет Швейк, "не всем же быть умными. В виде исключения должны быть также и глупые, потому что если бы все были умными, то на свете было бы столько ума, что от этого каждый второй человек стал бы совершеннейшим идиотом".

Батальных сцен нет. Жертв сражений – нет или почти нет. Зато есть полный абсурда армейский быт и быт государства, отошедшего от мирной жизни и вставшего на военные рельсы, а также быт священнослужителей, находящихся на службе у государства и напутствующих солдат и офицеров, отправляющихся на передовую линию.

Ярослав Гашек говорил: "Мой роман будет жить, пока будет существовать государственный идиотизм!" Так что, хоть и не хочется быть пророками, можно предположить, что жить роману Гашека еще много лет, если не веков.

Памятники Гашеку есть в Санкт-Петербурге, есть в Самаре, есть в Бугульме… В эстонской Нарве, где Гашек был проездом, однако посвятил ей одну строчку в дневнике: "На углу улицы я видел миленькую сценку. Полицейский разнимал дерущихся толстого борова и бродячего бородатого козла. Вот и все, что я видел в Нарве…" На входе в культовую пивную висит мраморная плита, посвященная этому событию, этими строками на чешском и русском языках. А вот памятник в Праге (да, кажется, и во всей Чехии) Гашеку решили поставить только в 2005 году. Да и памятник какой-то странный, то ли конь, то ли стойка пивного бара. Словом, есть один из самых известных романов ХХ века, был писатель, который написал роман, получивший мировую известность. А вот с любовью и гордостью за него на его родине все сложно… Дело в том, что не то чтобы в Чехии Гашека не любят. Но и сказать, что очень любят, тоже нельзя. Как же любить автора, который в столь жестком сатирическом ключе описал родной край? Одному из авторов этой статьи знакомый чех признался в частной беседе, что в Чехии Ярослава Гашека всегда считали слишком советским, а теперь считают слишком русским. А к русским отношение в Чехии со времен танков в Праге сложное…

Хотя трактир "У чаши", любимое место Швейка, сохранился. Есть сеть пивных ресторанов "Швейк", открыли памятник и самому Швейку. Но все же в Чехии больше любят других писателей: откровенно антисоветского Милана Кундеру, мрачного Франца Кафку, Богумила Грабала…

Написал Гашек не так мало. Очерки, фельетоны, юморески и даже стихи. Стихи, правда, специфические. Одно название стихотворения "Плач об отхожем месте" чего стоит. Было сатирическое произведение о политической и избирательной системе в довоенной Австро-Венгерской империи, которое издатель так и не решился издать в 1911 году и которое увидело свет лишь в 60-е годы прошлого столетия, уже в социалистической Чехословакии. В России, уже не в плену, Гашек написал пьесу "Хотим домой", и будто бы спектакль по пьесе был поставлен в городе Омске (во время пребывания там Гашека).

Но все же остался он автором одного романа, да еще и не законченного. И вообще – романа странного. В "Похождениях бравого солдата Швейка" нет положительных героев. Есть сильно отрицательные герои, есть умеренно отрицательные герои. Как же любить такого писателя? Еще одно умозаключение Швейка: "Без жульничества тоже нельзя. Если бы все люди заботились только о благополучии других, то еще скорее передрались бы между собой". И еще: "Все-таки надо признать – не все люди такие мерзавцы, как о них можно подумать". Вот и вышло, что любят Гашека больше за пределами Чехии. И в первую очередь в России. Но любят. Не забывают, хоть и век прошел с момента его смерти.

Невольно приходит на память другой автор, у которого нет положительных героев. Точнее, по его собственному признанию, есть, но всего один, есть всего одно честное, благородное лицо – смех. Гоголь. Их с Гашеком роднит многое. И юмор, доходящий до сарказма, и решительное глумление над всеми формами проявления идиотизма. Правы чехи – не чешский автор Гашек. Слишком он русский.