Российско-корейские отношения: на ухабистых параллелях
Россия и Корея: о сложных эпизодах истории, имеющих разное толкование в двух странах

АЛЕКСАНДР ЖЕБИН
Кандидат политических наук, ведущий научный сотрудник Центра корейских исследований ИКСА РАН.

РЕЦЕНЗИЯ НА КНИГУ
Российско-корейские отношения в формате параллельной истории / под ред. А.В. Торкунова и Ким Хакчуна. М.: Аспект Пресс, 2022. 972 с.

В конце 2022 г. одновременно в Москве и Сеуле в режиме видеоконференции прошла презентация результатов[1], пожалуй, наиболее амбициозного совместного проекта российских и южнокорейских ученых-обществоведов, название которого приведено выше. В дальнейшем, для удобства изложения, коллективная монография будет кратко называться "История".

История взаимоотношений России и Кореи исключительно богата и разнопланова, содержит немало сложных эпизодов, имеющих разное толкование в наших странах. Авторский коллектив почти тысячестраничного фолианта (13 российских и 12 южнокорейских ученых) взялся проанализировать более чем полуторавековую историю российско-корейских отношений, разбив ее на десять глав, в каждой из которых свое видение конкретного периода предлагали, соответственно, российский и корейский специалисты. Подобный формат, отмечал руководитель проекта с российской стороны академик РАН Анатолий Торкунов, был ранее опробован и хорошо себя зарекомендовал в сотрудничестве россиян с польскими и японскими специалистами. Чтобы мнение обеих сторон было услышано, редакторы монографии Анатолий Торкунов и профессор Ким Хакчун, поработавший в администрации южнокорейских президентов, а позже возглавлявший ряд СМИ и университетов Республики Корея (РК), намеренно ушли от согласования текстов российских и корейских авторов. Так появилось первое исследование связей России и Корейского полуострова на протяжении более 150 лет, в том числе взаимоотношений нашей страны и с Северной, и с Южной Кореей.

Любопытная деталь: стороны договорились о том, чтобы объем парных разделов в каждой главе был примерно равен. И если наши авторы в целом соблюдали требуемый листаж, то корейские партнеры, похоже, об этом забыли. В результате многие их разделы оказались в два, а то и в три раза больше, чем тексты российских ученых на эту же тему. Отчасти причиной тому стала разница в традициях исторических школ. Корейцы уделяли гораздо больше внимания отдельным личностям, их действиям, деталям, которые российские историки сочли бы по меньшей мере несущественными и уж наверняка не оказывавшими кардинального влияния на ход исторического процесса.

Особенно отрадным представляется, что при обращении к ряду ключевых вех в двусторонних отношениях оценки авторов двух стран практически совпали или оказались близки.

Обращаясь к раннему периоду российско-корейских связей, профессор Чхве Доккю пишет, что "установление корейско-русских дипломатических отношений предоставило новые возможности для корейского правительства в плане принятия мер по поддержанию безопасности страны" (с. 73). А накануне и во время Японо-китайской войны Россия взяла "курс на отказ… от вмешательства во внутриполитические дела Кореи" (с. 81).

Созвучен российским оценкам вывод корейского ученого о том, что одной из причин начала Русско-японской войны 1904–1905 гг. стало то, что "США, наряду с Японией и Англией, присоединились к политике блокады выхода России в Тихий океан" (с. 93). Чхве Доккю считает, что "для США, считавших Тихий океан пространством собственного процветания и будущих возможностей, появление здесь России в качестве нового соперника было неприемлемо" (с. 96).

Несомненный интерес у российской аудитории вызовет представленный Чхве Доккю анализ попыток тогдашнего корейского правительства провозгласить нейтралитет Кореи и добиться его международно-правового признания, чтобы избежать вовлечения в Русско-японскую войну и не допустить ведения военных действий на ее территории. Однако президент Соединенных Штатов Теодор Рузвельт в тот период "больше поддерживал превращение Кореи в японский протекторат, чем ее нейтралитет".

Анализируя российско-корейские отношения после Русско-японской войны вплоть до аннексии Кореи Японией в 1910 г., корейский историк приходит к выводу о том, что "в этот период Россия более других держав возражала против изменения международного положения Кореи и прилагала значительные усилия для сохранения ее независимости" (с. 114).

2023 г. ознаменован целым рядом юбилеев. Это 75-летие создания на полуострове двух корейских государств – Республики Корея (15 августа 1948 г.) и Корейской Народно-Демократической Республики (9 сентября 1948 г.), а также 70-летие окончания Корейской войны 1950‒1953 гг. – пожалуй, самого трагического конфликта в корейской истории, дотла разорившего страну и унесшего миллионы жизней, но официально так и не завершенного. Подписанное 27 июля 1953 г. Соглашение о военном перемирии положило конец лишь боевым действиям на линии соприкосновения, однако споры политиков и экспертов, как юридически завершить войну на межгосударственном уровне, продолжаются до сих пор.

Этому историческому периоду (1945–1953 гг.) посвящены 3-я и 4–я главы исследования. И российские, и южнокорейские авторы опирались в основном на документы из российских архивов и их переводы на корейский язык, изданные в Южной Корее. Архивы США, РК и ряда других стран по этому периоду по большей части закрыты, что позволяет на протяжении многих лет навязчиво эксплуатировать тезис о якобы исключительной ответственности СССР и КНДР за развязывание войны на Корейском полуострове, к которой, как уже совершенно ясно, готовились обе стороны.

Вряд ли вызовет удивление, что корейские авторы ушли от серьезного анализа того, чем занимались американцы на юге полуострова в течение пяти лет, предшествовавших войне, а также предпочли максимально обойти роль Вашингтона в подготовке конфликта.

В материалах западной печати, ряде вышедших в Соединенных Штатах и некоторых других странах исследований достаточно свидетельств жестокого подавления лисынмановским режимом народных протестов, в том числе массовых зверств, творившихся при поддержке, а зачастую под руководством американских офицеров при подавлении восстания в 1948 г. на острове Чечжудо. Тем более удивительно, если не сказать сильнее, выглядит пассаж в разделе, написанном российским автором Натальей Ким, которая утверждает, будто "приверженность ценностям свободы и демократии, пусть и в несколько усеченном виде (?!), в условиях военной оккупации делала политику американских властей более мягкой в отношении оппозиционных групп, чем на севере Кореи" (с. 299).

Между тем профессор университета Коре Мин Генхен, анализируя первые приказы советского военного командования на севере Кореи, приходит к заключению, что "Сталин приказывал не вводить советские порядки на северокорейской территории и оказывать поддержку в формировании буржуазной власти из местных политических партий и организаций", считая, что этот регион "находится на буржуазно-демократическом этапе развития" (с. 323).

Не удержался от того, чтобы слегка "подправить" историю и доктор Сим Хонеен из Института военной истории министерства национальной обороны РК. Он пишет, что Командование войск ООН в Корее было создано на основе резолюции СБ ООН за номером 84 от 7 июля 1950 года. На самом деле в тексте этого довольно краткого документа говорится об "объединенном командовании" (unified command), а отнюдь не о "командовании ООН". Последнее наименование было фактически в одностороннем порядке узурпировано США и впервые появилось месяц спустя в представленном СБ ООН докладе американского генерала, которому было поручено возглавить упомянутое "объединенное командование".

Как другие члены СБ ООН отреагировали на такое "редактирование" резолюции – неизвестно. Однако последствия его мы ощущаем до сих пор. Командование ООН в Корее дожило до наших дней и по-прежнему неизменно возглавляется американскими генералами, а голубой флаг ООН все так же беззастенчиво используется размещенным на юге полуострова почти 30-тысячным американским воинским контингентом.

Много нового найдет российский читатель в главе, посвященной отношениям Москвы и КНДР после Корейской войны и вплоть до распада Советского Союза. В течение этого периода как реальные, острые проблемы в двусторонних отношениях, так и истинное положение в самой КНДР, особенно вопросы внутрипартийной борьбы в правящей Трудовой партии Кореи (ТПК), эволюция политической системы и официальной идеологии оставались закрытыми для широкой публики и находили отражение лишь в дипломатических депешах и аналитических записках советского и ряда других посольств в Пхеньяне, а также в закрытых работах крайне ограниченного круга исследователей.

Профессор университета Чосон Ки Гвансо отмечает: "Северная Корея понимала, что в случае необходимости для выживания и развития собственной государственности может потребоваться помощь Советского Союза… Даже если между двумя странами возникали разногласия, они были исключительно предметом внутренних отношений, за пределами которых открыто о них говорить было не принято" (с. 449–450).

Этот декорум обе стороны старались соблюдать вплоть до установления СССР дипломатических отношений с Республикой Корея 30 сентября 1990 года. Опубликованная в центральной партийной газете "Нодон синмун" десять дней спустя после этого события статья "Дипломатические отношения – предмет купли-продажи за доллары" подвела своего рода черту. О настроениях, господствовавших в начале 1990-х гг. в тогдашнем российском руководстве, свидетельствует беспрецедентный пассаж в принятой тогда "Новой концепции внешней политики Российской Федерации" о "неизбежном отдалении от КНДР" (с. 699).

История установления и развития отношений нашей страны с Республикой Корея гораздо более изучена и доступна современникам. На мой взгляд, стоит лишь обратить внимание, что, вопреки широко бытующим представлениям, корни урегулирования уходят в период задолго до перестройки и гласности, с которыми привычно увязывается установление связей. "Поиски нового курса в отношении полуострова начались гораздо раньше, и связаны они были с глобальными процессами, охватившими мир", ‒ утверждают российские авторы в 6-й главе монографии (с. 500). Так, в заявлении советского правительства по проблемам безопасности в Корее от 7 декабря 1960 г. указывалось: "Нельзя не считаться с тем, что на Корейском полуострове сложились, по существу, два государства с различным политическим и экономиче- ским строем" (с. 500).

Размышляя об итогах развития отношений Республики Корея с Россией за минувшие 30 с лишним лет, профессор Ханьянского университета в Сеуле Ом Гухо считает, что хотя между нашими странами установлены "отношения стратегического партнёрского сотрудничества… не будет преувеличением сказать, что на данный момент это скорее формальность, нежели реальность" (с. 556). Согласен с ним и профессор Института иностранных языков Хон Вансок, который признаёт, что "отношения стратегического партнёрства на основе сотрудничества" между РФ и РК пока остаются "на уровне дипломатической риторики" (с. 692).

Минувшие годы показали, пишет Ом Гухо, что "расширение экономического сотрудничества… не означает автоматического усиления политического доверия". Кроме того, "чрезмерная ориентация РК на союз с США оказывает не самое положительное влияние на формирование многосторонней внешней политики в Северо-Восточной Азии" (с. 558). Профессор постарался быть максимально политкорректным, описав этим выражением общеизвестный факт – Соединённые Штаты всё бесцеремоннее требуют от Сеула свёртывания отношений, прежде всего торгово-экономических, с Москвой и Пекином.

Наши южнокорейские партнёры признают, что участие южнокорейского бизнеса в крупномасштабных проектах развития на Дальнем Востоке России и проектах трёхстороннего сотрудничества РФ‒КНДР‒РК "в ситуации, когда США вводят жёсткие санкции против Северной Кореи и России, давалось с трудом" (с. 733).

Есть в рассуждениях корейских историков немало тезисов, граничащих с домыслами или, по крайней мере, далеко не бесспорных. Например, утверждения, наподобие того, что СССР "стремился активно использовать улучшение связей с РК для выстраивания… отношений с Токио" (с. 589), а шаги России по развитию отношений с КНДР в 2000-е гг. якобы были мотивированы "соперничеством" с Китаем и даже интересами его "сдерживания" (с. 620, 631).

Последние две главы монографии анализируют торгово-экономическое и инвестиционное сотрудничество России с Южной Кореей, а также наши гуманитарные контакты и культурные обмены. Трудно не согласиться с тем, что "масштабы, направления и достижения экономического взаимодействия не вызывают удовлетворения ни у одной из сторон" (с. 797). Гораздо более ободряющими выглядят результаты культурного сотрудничества, перспективы которого рассматриваются обеими сторонами как весьма многообещающие.

Авторам монографии повезло, что они завершили работу над своими разделами до начала специальной военной операции России на Украине. В противном случае выводы и прогнозы, вероятно, оказались бы гораздо более пессимистичными, особенно с учётом присоединения РК к большинству западных санкций против России. Всё это тем не менее не умаляет важности и значения работы, проделанной учёными двух стран. До сих пор столь фундаментальных трудов на тему истории отношений России и Кореи не было. Монография, бесспорно, является уникальным изданием, а её выход стал не только знаменательным событием для российского корееведения и корейской русистики, но и заметной вехой в истории научного и культурного сотрудничества двух стран. Будем надеяться, что не последней.