Навстречу посланию
Д.Ашимбаев: Астана пытается консолидировать все оттенки политического спектра, и во многом это удается, но не сказать, чтобы поддержка является априорной. Каждая сторона видит в президенте противовес для своих идейных противников...

Данияр Ашимбаев, 4 августа

1 сентября Касым-Жомарт Токаев традиционно выступает с Посланием народу Казахстана.
Уже идут экспертные консультации, СМИ интересуются прогнозами.
Какие задачи президент может поставить в послании?
Снижения налоговой нагрузки ожидать сложно: бюджет, перегруженный социальными обязательствами, трещит.
Инициировать новые социальные программы тоже сложно: во-первых, в силу недавнего повышения тарифов (а разговоры о возможном повышении налогов уже давно всех нервируют), а во-вторых, у нас и так уровень социального иждивенчества зашкаливает.
Было бы логично перестать стимулировать демографический рост, но на это государство не рискнет пойти. Ограничивать строительные программы тоже никто не будет, независимо от проблем с экологией и инфраструктурой – слишком много лиц с них кормится.
Инициировать новые стратегии и планы сейчас как-то неловко – на фоне тихой смерти ряда нацпроектов и корректировки системы планирования.
Впереди анонсированные проекты Бюджетного и Налогового кодекса, закона о госзакупках, но при наличии традиции их регулярно править такие документы сложно выдать за революцию в управлении. Если только не объявить мораторий на регулярную правку законодательства, а заодно начать аудит уже существующих НПА.
Ситуация с водой и энергосистемой в стране критическая. Но в первом случае очевидно непонимание, как их решать в принципе, а во втором – уже пошли на повышение тарифов, хотя толку будет мало. Есть идея национализации энергетики, но это к вопросу – сможет ли государство само ей эффективно управлять? Частника все-таки проще заставлять и сваливать на него вину...
Национализация активов получила правовую базу с достаточно размытыми критериями. Эксперты и бизнес опасаются передела собственности, ибо подвешены оказались почти все. С другой стороны, прецедент Стати показывает, что в международных судах нормы казахстанского законодательства выглядят не слишком сильно. Забрать что-то можно только по договоренности с прежним владельцем – независимо от революционной необходимости.
С новыми рабочими местами, которые сотнями тысяч где-то на бумаге создает правительство, тоже как-то неловко получается.
Продвигать проекты по цифровизации сейчас не очень актуально, поскольку профильное ведомство тематику слегка дискредитировало.
Есть важные вопросы, поднятые на Национальном курултае. Это – ужесточение игорного бизнеса и запрет электронных сигарет. Есть политическая воля, но есть и огромные бизнес-интересы и опять-таки ссылки на якобы большой экономический эффект.
Говоря о логистических проектах, столь приоритетных в последний год, можно отметить парадокс: Срединный коридор, который в обход России, получил конкурента в лице Кыргызстана, Узбекистана и Туркменистана, и Казахстан теперь пытается привлечь Россию в проект ТКТМ. А коридор Север-Юг, который в принципе является российским экспортом и импортом, критичен для бюджета страны.
Не менее интересным оказалось и то, что вместо ожидавшихся западных инвесторов на казахстанский рынок потекли российские.
С западными же, причем самыми традиционными, Казахстан собирается хорошенько зарубиться (см. дебаты ТШО и СРП по Кашагану и Карачаганаку).
В этой ситуации формулировать четкие векторы очень проблематично.
В Центральной Азии отношения между соседями стали лучше только на словах. Бишкек склоняется к Ташкенту, а Ташкент быстро сближается с Москвой. Астана усилила дружбу с Душанбе, но ее интерес к Афганистану таджиков раздражает – как, впрочем, и Вашингтон. Запад все больше недоволен Казахстаном, который критикуют за то, что Астана слишком уж "увлекается" национальными интересами. Прагматичный курс Токаева, поддерживающего стратегическое партнерство с Москвой и Пекином, дружащего с Анкарой и Тегераном, находится под постоянной критикой с запада и прикормленных им либералов и национал-популистов, к которым пытаются подтянуть религиозных радикалов. При этом Астана явно пытается перехватить поляну у националов и разыграть исламскую карту. Это, в свою очередь, раздражает интернационалистов и антиклерикалов.
Астана пытается консолидировать все оттенки политического спектра, и во многом это удается, но не сказать, чтобы поддержка является априорной.
Каждая сторона видит в президенте противовес для своих идейных противников. Здесь проявляется парадоксальная разница с первым президентом, в котором основные группы видели своего гаранта.
То есть, по сути, то же самое, но несколько в ином спектре.
Резкие шаги в любую сторону вызовут негативную реакцию другой стороны.
Астана играет в казахскую карту, исходя из старой мысли, что удельный вес казахов растет и в повестке должны доминировать "казахские вопросы". Теоретики упорно считают, что к этим вопросам относятся язык, религия и история.
В этом их тщательно поддерживает т.н. творческая интеллигенция, которая давно уже ничего не творит, а только блюдет свое место и поучает остальных его уважать. Поскольку иных формально уважаемых фигур нет, то приходится бегать с этими.
Но общество, независимо от пола, возраста и национальности, к сакральным вопросам достаточно равнодушно. Его больше интересует работа, жилье, здравоохранение, образование, безопасность, пособия и кредиты – те вопросы, в которых государству хвастаться особо нечем. А набор "традиционных ценностей", к которому периодически апеллирует начальство, представляет собой идеалистичную смесь из элементов, присущих разным эпохам и разным регионам.
Президент Токаев последовательно выступает за модернизацию населения, сформулировав образ "идеального человека", который будет соответствовать новому "Справедливому Казахстану". С каждым постулатом президента невозможно не согласиться, тем более что он, наверное, идеальный типаж политического лидера, который может продвигать в общество ценности знаний, культуры и труда, а заодно и справедливости.
Понятно, что эту задачу в принципе невозможно решить быстро, но помимо цели и воли есть серьезная проблема с аппаратом. Государственные органы никак не могут сформулировать устойчивый "образ будущего" и уже тем более создать алгоритм его достижения, а без этого любая цель становится фантомной.
Единственное, в чем проявляется усердие, так это в максимальном очернении советского периода, чтобы ни у кого не возникло ощущение, что светлое будущее у народа уже было, но осталось в недалеком прошлом.
Если же в послании будет предложена модернизационная повестка, то принципиально важно, чтобы ей сопутствовали два аспекта: во-первых, стабильность целей, институтов и правил игры, хотя бы в среднесрочной перспективе, а во-вторых, повышение качества управления на основе контроля адекватности принимаемых решений и саморегулирования институтов. Минусом для Нового Казахстана является то, что повсеместно считается, что эффективные управленцы поголовно остались в Старом Казахстане. Отчасти это верно, но на самом деле, и в новой управленческой элите есть немало хороших и толковых работников, но их никак не удается выстроить в цельную, работающую систему. То же самое касается и институтов. Вот, к примеру, по инициативе президента был создан очень хороший канал прямого диалога министров и акимов с населением, который всем пошел на пользу. Но при этом – несмотря на выборы по новой модели – так и не заработал институт маслихатов, да и общественные советы где-то пропали. Сенат и партия "Аманат", каждый со своей стороны, активно пытаются вдохнуть в маслихаты жизнь, но сам институт ушел в глубокий анабиоз. Вместо того, чтобы его запускать, в недрах АП и МНЭ возникла совершенно бессмысленная концепция кенесов как органа местного самоуправления (от которой вроде по ходу отказались). После президентской критики стушевалась и без того изначально сомнительная реформа жилищно-коммунального хозяйства. Реформаторские органы превратились в малоавторитетные междусобойчики, а штатным реформаторам очень не хватает житейского опыта, прагматичности и, что немаловажно, хоть какой-то самокритики, рефлексии. В итоге президент вместо того, чтобы генерировать и направлять модернизацию, вынужден в ручном режиме корректировать итоги прожектерства.
Поэтому, представляется, любая стратегическая цель должна в первую очередь подразумевать и систему ее достижения, да и идеологию, направленную вперед, а не назад.