Бомба под христианский мир
Часть первая. Арианство и ересь жидовствующих
13 августа 2023

Владимир Можегов

1. "Убежденный еврей"

Европа – это либертринаж, права человека, и дух иудаизма, заявляет в своей книге "Дух иудаизма" (2016) известный еврейско-французский интеллектуал Бернар-Анри Леви. Название книги, очевидно отсылающее к "Духу христианства" Шатобриана, вполне раскрывает суть ведущего тезиса книги: Европа должна заменить (точнее – уже заменила) ценности христианства ценностями иудаизма.

Позицию Б.А. Леви вполне разделял другой известный еврейский философ, крестный отец неоконов Лео Штраус, говоривший, что основой новой Европы должен стать иудаизм, потому что христианство всегда и неизбежно ведет к фашизму.

При этом, и Штраус и Леви подчеркивают, что "дух иудаизма" есть именно особый дух, который может быть вполне безбожным и даже антирелигиозным (как у неомарксистов): "Ни один еврей […] не обязан "верить в Б‑га"", замечает Леви.

Лео Штраус в свою очередь, утверждал, что элитарная группа, обладающая властью, и не должна ни во что верить, но лишь использовать религию для управления массами. А также обязана лгать массам (концепция "благородной лжи") ради достижения своих высших целей.

Птенцы гнезда Лео Штрауса безраздельно правили Америкой во время президентства Буша-младшего. Так что американцы имели отличную возможность оценить воплощение идеалов людей вроде Леви и Штрауса (первого преследует слава философа-террориста, второй получил у левых кличку "еврейского Гитлера"), особенно в виду событий вокруг 911 и Иракской войны.

С Леви и Штраусом вполне бы согласились и философы Франкфуртской школы неомарксизма, подготовившие молодежную сексуальную революцию шестидесятых: Марузе, Адорно, Фромм, Хоркхаймер...

А также их учитель Зигмунд Фрейд, который любил называть себя новым Ганнибалом, а своими личными врагами – Римскую империю и Католическую церковь. При этом Фрейд также был человеком вполне светским, считая, что религиозный иудаизм свое отжил, сохраняя при этом приверженность иудейству как особому "духу" особой цивилизации.

Ту же приверженность "духу иудаизма" можно было видеть и у Бронштейна-Троцкого, еще одного крестного отца неоконов. Который любил играть с бароном Ротшильдом в шахматы в Вене (См. Джозеф Недава, "Троцкий и евреи" // Nedava J. Trotsky and the Jews. Philadelphia: Jewish Publication Society, 1971), а затем, у родственника Ротшильда, банкира Якоба Шиффа, ссуживал деньги на революцию в России.

Как нам назвать это трогательное единство революционера и банкира? Еврейское братство? Леви называет это необходимостью "вжиться в имя иудаизма", а автор "Лехаима" называет позицию Леви "убежденный еврей".

Интересно, что при этом Леви с жаром отрицает за евреями какое-либо "чувство превосходства", точнее – не считает его легитимным, настаивая лишь на еврейской миссии нести "просвещение народам" (самого себя он видит таким вот пророком Ионой, посланным проповедовать в Ниневию). За что кстати подвергается справедливой критике более ортодоксального автора "Лехаима".

Само же еврейство выступает у Леви как особая семейно-идеологическая общность, скорее даже как особая цивилизация. Так, Леви доказывает центральное значение евреев для французской культуры и истории… Французская революция, пишет он, стала возможной благодаря "сынам Иерусалима"… Оpus magnum Марселя Пруста "В поисках утраченного времени" это "Мишна квартала Фобур Сен‑Жермен"… Ну и так далее.

В общем, Европа построена евреями. Или, точнее, стала еврейской в течение сотен лет все увеличивающегося еврейского влияния.

С последним нельзя не согласится. Маркс, Фрейд, Бронштейн-Троцкий, Лукач, Адорно, Маркузе, Хоркхаймер, Штраус, Леви, а также группы, которыми все эти еврейские философы руководили (маленькие рабби своих маленьких, но влиятельных синагог) – это и есть путь иудаизации христианского мира, который прошла Европа только за прошедший ХХ век…

И лишь потому, что она прошла этот путь, определение, которое дает Бернар-Анри Леви Европе, легко сходит ему с рук. А ведь еще каких-нибудь сто лет назад определить понятие Европа было очень просто! Достаточно было назвать вот такой вот к примеру ряд: Гомер, Платон, Александр, Вергилий, Август, Константин, Юстиниан, Данте, Шекспир, Гете, Пушкин. И это было бы необходимо и достаточно.

Итак, что же должно было произойти, чтобы от этого старого (и увы уже почти невозможного понятия Европы) мы пришли к новому? Вот об этом и поговорим.

2. "Жидовствующие" как пред-Реформация

Еще гроза Реформации 1517 года не прогрохотала над Европой, еще экспедиция Колумба не открыла врата Нового времени, а Московское царство, опутанное дворцовым заговором "жидовствующих", оказалось на краю гибели…

В 1470 году, незадолго до ожидаемого московитами конца света (а, согласно византийскому летоисчислению, в 1492г. должен был наступить 7000-й год от сотворения мира, как ожидалось, год Второго Пришествия и кончины мира), в Новгород, в окружении луцкого князя Михаила Олельковича, прибыл из Киева ученый жидовин Схария…

На фоне панических ожиданий успокоительные доводы Схарии (а согласно иудейскому летоисчислению, на дворе шло лишь шестое тысячелетие, сами же иудеи ждали в то же самое время открытия "мессианского века") возымела действие. Схарии удалось склонить в ересь высшее новгородское священство. Дело пошло, и скоро из Литвы, на помощь Схарии (как дозналось позднее следствие) "прибыли еще два жида: Иосиф Шмойло-Скаровей и Моисей Хануш".

Распространению ереси более всего способствовали не только эсхатологические страхи, но и чудовищное невежество московитов. Даже клирики (тогдашняя интеллигенция) едва умея читать и писать, оказывались не способны ответить на элементарные догматические вопросы, путаясь даже в числе евангелистов (пишет тогдашний митрополит Макарий).

К 1487г. ересь приняла катастрофические формы, а поругание икон, глумление над святыми и иконоборчество в целом в Новгороде (со стороны клириков прежде всего) достигло масштабов бедствия. Хуже того, интеллигентское диссидентство перекинулось на Москву, заразив Великокняжеский двор, приняв таким образом характер прямого государственного заговора.

Центром заговора в Москве стал думный дьяк (фактически министр иностранных дел) Федор Курицын, приближенный Ивана III. В 1490-м партия Курицына провела в митрополиты московские своего человека: совращенного в ересь игумена Симонова монастыря Зосиму. Дело приняло крайне опасный оборот. Лишь в феврале 1488 года последовала реакция: новгородские власти, наконец, забеспокоились, и скоро, звено за звеном, вся цепочка, с Божьей помощью, стала вылезать наружу.

Однако, высота, которую достигла ересь, заставила слишком многих прикусить язык. И если бы не влиятельный игумен подмосковного монастыря Иосиф Волоцкий, обладавший большой политической силой при дворе и вставший во главе реакции, дело скорей всего застопорилось бы на изобличении новгородцев, а партия жидовствующих, в конце концов, воцарилась бы в Кремле. Ведь ереси покровительствовал сам царь Иван III.

Что было бы тогда с Русью, можно себе представить.

О митрополите московском Зосиме, первом тогдашнем церковном лице, Иосиф Волоцкий пишет как о "злобесным волке", который, склоняя одних к жидовству, а других к содомии, хулил Христа и Пречистую Матерь, говоря: "А что то царство небесное, а что то второе пришествие, а что то воскресение мертвых? А ничего того несть – умер кто, то и умер, по та места и был!".

Того же мнения придерживается профессор Иерусалимского университета гебраистики Моше Таубе: целью Схарии было обратить русских в иудаизм из мистических побуждений, "тщательно скрытых от их ничего не подозревающей аудитории".

Лишь на соборе 1503 года ересь была окончательно осуждена. Несколько заговорщиков были даже казнены. Но в целом "жидовствующие" понесли довольно мягкое (отлучение и ссылка) наказание. Что и неудивительно, принимая в расчет вовлеченность в ересь первых лиц государства. Многих важных персон заговора меч правосудия миновал вовсе. Так, казнен был брат Курицына Иван Волк, сам же Курицын избежал казни, а его сын Афанасий продолжал занимать видное положение при Василии III.

Таким образом, бомбу, заложенную под Московское царство, св. Иосифу удалось обезвредить. Но только на время. "Грибница" и споры остались глубоко под землей ждать своего времени. В следующий раз бомба громыхнет уже в 1917-м.

Однако, и сама "ересь жидовствующих" была далеко не первым такого рода подкопом под христианскую цивилизацию.

3. Арианство как первое Унитарианство

Арианство – ересь, чуть не погубившую молодую христианскую церковь в IV-V вв., вполне можно назвать первой "ересью жидовствующих". Это учение в общих чертах повторяет то, что проповедовал жидовин Схария в Новогороде, или же то, что исповедовали лондонские унитарии в Лондоне XVII-XVIII вв., формируя "научную картину мира", и, соответственно, масонское мировоззрение.

Мировоззрение самого Ария сложилось в предельно иудаизированной среде Александрии. Его учение было прямой рационализацией христианства, путем сведения его субординационизму, т.е. иерархическим отношениям Троицы: Отец есть истинный Бог, Сын же не единосущен Ему, но является лишь высшим Его творением. Иудейская Энциклопедия Брокгауза и Эфрона справедливо находит "точки соприкосновения между учением Ария и иудаизмом".

Арианские и пост-арианские споры (несторианство, монофизиство) веками лихорадили Восточную и Западную части Римской империи, и в конце концов, привели к Великому расколу Церкви (формальной причиной которого стала "арианская" вставка "Филиокве" в римский Символ веры), и погубили Византию (монофизитство стало знаменем национальной борьбы восточных провинций против Империи, в итоге же эти провинции: Сирия, Египет просто исламизировались).

Ренан в книге "Марк Аврелий" горько сожалеет о том, что на заре новой эры потерпело поражение "essais de christianisme unitaire" (движение христианских унитариев), которое едва ли отличалось от "judai’sme rationel" (иудейского рационализма).

Якоб Буркхардт (1818-1897) справедливо замечает по тому же поводу: если бы германское арианство утвердилось, то евреи уже в течение двух или трех веков стали бы хозяевами всей собственности и тогда заставили бы германское и романское население работать на себя. То есть, в последнем случае христианского Средневековья не было бы вовсе… Таким образом, заключает Буркхардт "остается выбор: или всеобщее господство евреев, начиная с VII и VIII вв., или то средневековье, каким мы его знаем".

С тем что арианство есть, по сути, версия иудаизма, согласен и историк Церкви А. Карташов (1875-1960): "Диалектически арианство вело к антитроичности Бога, это был стерильный монотеизм, подобный иудаизму".

Только чудом можно объяснить тот факт, что на первом церковном соборе в Никее (325г) был принят, не смотря на сопротивление ариан, православный Символ веры. Причем, настоявший на том император Константин и сам вскоре был соблазнен в арианство, приняв перед смертью крещение от арианского епископа.

Только чудом можно назвать то, что после Миланского собора 355 года, закончившегося победой ариан, и победного шествия арианства по христианскому миру, последнему удалось уцелеть. (В 356 году указом императора Констанция низложен Афанасий Великий – последний защитник православия).

В 361 к власти в Империи приходит Юлиан Отступник, откровенно заявивший о себе как о друге евреев. К этому времени ариане уже уверенно доминируют во всей Церкви. Так что с православным учением, казалось, покончено навсегда. Тем не менее именно в эту эпоху (то есть, непосредственной экзистенциальной угрозы гибели) Церковь начинает воскресать. Как будто в свободе от государственной узды она обретает второе дыхание. Напротив, арианство начинает гаснуть.

С победой Григория Нисского и императора Феодосия I на Константинопольском соборе 381 года, арианство окончательно осуждается. Однако, еще в V веке, германские варвары, принимая крещение от арианских епископов, крушили христианский Рим под арианскими знаменами, и при полной поддержке иудеев.

Еврейская Энциклопедия описывает "распространение среди германских племен арианства" как, скорее "еврейского движения". Действительно, приняв арианство и широко распространившись по территории Европы, остготы, вестготы, вандалы, франки, лангобарды включили в свой ареал немало еврейских диаспор, быстро найдя с ними общий язык против общего врага – никонианской церкви.

"Германская форма арианства, значительно и существенно разнящаяся от формы египетско-сирийской, носит скорее иудейский, чем языческий характер", - одобрительно замечает ЕЭ, называя "положение евреев под владычеством вестготов в Испании и Франции" счастливым, в отличие от того, каковое оно приняло после принятия вестготами католичества. И далее: "Вестготские правители даже предпочитали евреев католикам… Браки между арианами и евреями не были редкостью… По-видимому, евреи имели даже некоторую юрисдикцию над католиками".

Тоже было и в Италии под властью остготов. Иными словами, положение евреев в странах ариан было гораздо лучше, нежели положение католиков. Как это впоследствии установится и в исламских странах.

В то же время германские сановники-ариане брали себе жен-иудеек, роднясь с иудеями, которые, согласно своей традиционной стратегии, не только снабжали их деньгами, но и определяли внешнюю политику варваров. Этой же политикой была, прежде всего, тотальная война против Рима и христиан-никейцев. Так, ЕЭ не упускает случая заметить, что вождь германцев "Теодорих решил … совершенно искоренить католицизм в Италии при помощи меча… на основании совета одного еврея".

И точно так же, как в последствии и в столкновениях христиан с исламом, евреи неизменно вставали на сторону ариан. Так было и в Равенне, и в галлийском Арле (508 г.), где евреи выступили на стороне вестготов Хлодвика против католиков-франков; и во время обороны Неаполя в 537 г. когда "евреи стали на сторону своих покровителей, остготов" (ЕЭ), защищая город от войск императора Велисария.

О вожде вандалов Гензерихе Лев Гумилев замечает, что тот разгромил Рим, "чтобы отомстить за разгром Карфагена". Очевидно, что "отмстить Риму" за гибель семитского Карфагена, не мог посоветовать Гензериху никто, кроме иудеев.

Впоследствии, во время исламского нашествия, в готской Испании крайне многочисленные там евреи отомстили католикам, сговорившись с готовыми к вторжению арабами. То же самое происходило и в Восточных провинциях Византии, где иудеи в сговоре с монофизитами, сдавали восточные города мусульманам. Так, в конечном счете, погиб и сам Константинополь, ворота в который перед войсками Мехмеда в 1380 г., были открыты в еврейском квартале города.

За свой "подвиг" евреи обрели благосклонность Мехмеда и получили большие преференции, весьма упрочив свое положение в Константинополе. В следующую эпоху Константинополь станет мировым центром еврейства. Что, впрочем, нисколько не будет мешать евреям злоумышлять теперь уже против султанов.

*****

Бомба под христианский мир. Часть вторая
Унитаризм: "мы закладываем порох под старое здание"
20 августа 2023

Владимир Можегов

1.

С закрытием истории Восточного Рима история унитаризма не кончается. Наоборот, она получает второе рождение в эпоху, которую позднее так и назовут "возрождение": то есть, возрождение язычества, гнозиса и унитаризма, побежденных, но не искорененных христианством.

В 1516 году публикация "исправленного текста" Нового Завета Эразмом Роттердамским вызывает острую дискуссию текстологов и богословов и новый всплеск тринитарных споров. Но по-настоящему мощный толчок унитаризму даст революция Лютера. Наибольшее распространение среди лютеан антитринитаризм получит в среде анабаптистов – самой иудействующей из лютеранских сект. Свой унитаристский поход анабаптисты завершат, захватив немецкий город Мюнстер, и установив там апокалиптическую диктатуру, которую вполне можно назвать прямой репетицией царства Антихриста и его исторической "иконой" на все времена:

Лидер анабапатистов (перекрещенцев) Иоанн Лейденский, захватив в 1533 г. г. Мюнстер, объявил себя Мессией и царем Сиона, провозгласил пришествие Царства Божия, переименовал город в Новый Иерусалим, вырезал всех горожан, несогласных принять "новое крещение", ввел обобществление имущества, переименовал улицы и дни недели, отменил деньги, сжег все книги (исключая любимый им Ветхий Завет), наконец, ввел многоженство и обобществление женщин.

Идея равенства в этом апокалипсическом Новом Иерусалиме получила следующее выражение: приказав снести все экспроприированное имущество горожан в царский дворец, новый Мессия облек себя и семнадцать своих цариц в золото и драгоценные камни.

Из прочих нововведений владыки Сиона отмечают практику еженедельных явлений перед народом, обставленную "с роскошью восточных деспотий", и характерную человеческую "слабость" владыки – его пристрастие собственноручно рубить головы еретикам и недовольным.

С ужасом глядя на эту репетицию будущих "великих демократических революций", Лютер заметил: "Нет столь малой искры, которой не мог бы диавол при попущении Божьем раздуть во всемирный пожар".

Впрочем, сами анабаптисты извлекут из мюнстерского апокалипсиса добрый урок, обратившись со временем в одну из самых безобидных (баптизм) протестантских сект. Так же отметим, что протестантизм в целом не переступит черты, и не дойдет до отрицания Троицы.

Хотя на католическом Тридентском соборе (XVI в.) знаменитый богослов Сантотис будет убедительно отстаивать тезис, что протестантство является не чем иным, как возвратом к иудаизму, а в среде простых католиков в те же годы сложится меткая поговорка: "Лютер – полужид, Кальвин – полный жид", бескомпромиссный антритринитаризм даже Кальвину покажется чрезмерным. Знаменитый теолог и медик Сервет будет сожжен Кальвином в Женеве в 1553 году именно за отрицание Троицы.

Но уже к началу Французской революции унитаризм пышным цветом расцветет в Англии. Здешние антитринитарии составят самую радикальную революционно-масонскую секту Лондона.

Здесь, в нескольких милях от города расцветет один из самых радикальных революционных центров того времени – Унитаристская церковь Лондона, которую возглавит валлиец Ричард Прайс (1723-1791). Позже к нему присоединится Джозеф Пристли. Эта парочка отъявленных радикалов развернет лихорадочную деятельность, обратив свою "церковь" в настоящий штаб подготовки и поддержки американской и французской революций.

Завсегдатаями и посетителями штаба станут самые радикальные деятели эпохи: философы Дэвид Юм и Адам Смит, писатель Эндрю Киппис, американские революционеры Томас Джефферсон, Томас Пейн, Джон Адамс (будущий второй президент Соединенных Штатов), первая феминистка Мэри Уолстонкрафт (автор работы "Защита прав женщины", 1792), и, конечно, сам Бен Франклин – неформальный лидер и двигатель американской революции.

Бывали здесь и бойкий автор, масон и создатель британской разведки Даниэль Дэфо, поэт и банкир Сэмюэл Роджерс, священник и математик Томас Байес (автор теоремы Байеса), и даже такие ведущие британские политики, как лорд Литлтон, граф Шелбурн, граф Стэнхоуп ("гражданин Стэнхоуп"), и премьер-министр Уильям Питт…

Что, вообще, такое Унитаризм в Англии XVIII века? Прежде всего, это контркультура, как она есть: прямое диссидентство, находящееся полностью вне закона, однако, в силу обстоятельств (и мощи подземных токов под ним) терпимое властью (так будет и во время французской, и, позднее, во время русской революций).

Современный британский автор так пишет об этом явлении: "Унитаризм или Рациональное инакомыслие (Рациональное несогласие) – это интеллектуальная аристократия в рядах инакомыслящих… один из корней современной английской культуры… Ее тремя образцами и героями (для поколения конца XVIII века) были Мильтон, Локк и Ньютон. Каждый из них сомневался в божественности Христа, и из этой пуританской или пресвитерианской, по сути, принадлежавшей к среднему классу, культуры инакомыслия рождались инновации в науке, экономике, политической теории, издательском деле и образовании".

Инновации – это замечательное слово. Самую суть этих инноваций в разгар Французской революции блестяще выразит Джозеф Пристли, один из координаторов Унитаристской церкви Лондона: "Мы как бы закладываем порох, зерно за зерном, под старое здание заблуждений и суеверий, которое одна-единственная искра когда-нибудь сможет воспламенить, чтобы произвести мгновенный взрыв; в результате чего это здание, возведение которого было делом веков, будет опрокинуто в мгновение ока, причем настолько эффективно, что тот же фундамент уже никогда не сможет быть возведен снова". Вполне исчерпывающе, не так ли?

Именно после этих слов Джозеф Пристли, этот большой гуманист, отец английского диссидентства, интеллигенции и науки, получит кличку "пороховой Джо".

2.

Итак, кто же такие унитарии? Прежде всего, это люди (от лат. unitas – единство), отрицающие Троицу и божественность Иисуса Христа. Унитаризм – это, иными словами, возвращение, на последнем выдохе Реформации, арианства, древней, точнее, первой могучей восточной ереси. Унитаризм – это крайняя точка развития (что бы не сказать – разложения) пуританизма. Точка, или, точнее, граница, за которой начинается голый атеизм, пустая вселенная, оставленная Богом.

В современных унитаристских церквях (есть и такие причудливые птицы на постмодернистском небосклоне современности) атеизм занимает свое почетное место наряду с иными "формами веры". В эпоху же, рассматриваемую нами, унитариями были все самые новые, самые просвещенные и самые продвинутые: элита диссидентствующей британской интеллигенции.

Ну, и, конечно, все унитарии были революционерами. Далеко не только духовными. Как, впрочем, и участники крестьянских войн, и анабаптисты, и гугеноты, и пуританские "пилигримы", основатели Америки, как мы ее знаем. Все они исповедовали идеи изменения существующего миропорядка путем вооруженного восстания или иных форм борьбы. Тем большими революционерами были унитарии-интеллектуалы.

И, конечно, унитарии были большими друзьями иудеев. Унитаризм, по сути, смыкается с иудаизмом. Унитарии верят в одного (во всяком случае – очень похожего) с иудеями Бога. И если пуританизм был, по слову Вернера Зомбарта, странным ростком иудаизма, выросшим на христианской почве, то унитаризм стал его зрелым плодом; ну, или, готовым распуститься тысячью лепестков цветком этого ростка.

Современная наука (практически все значимые члены унитаристской церкви были одновременно и членами Королевского научного общества), современное масонство (практически все они были масонами), современная философия, экономика, политическая теория, образование – все они берут начало в унитаризме.

Можно сказать, что члены этого интеллигентского кружка создали современный мир. Или, что этот кружок стал матрицей современного мира. Не случайно, одна из книг, посвященная Зеленой унитаристской церкви Ньюингтона носит название "Деревня, которая изменила мир".

3.

Но почему же именно этой "деревне" суждено было изменить мир? Выстроить его по своим лекалам? Потому ли, что эта кучка оторванных радикалов была умнее, гениальнее прочих? Едва ли. В то же самое время, здесь же, в Лондоне, жили и творили ничуть не менее (скорее, гораздо более) глубокие философы, писатели, ученые и поэты. Достаточно вспомнить тех же "Кембриджских платоников" - людей гораздо более ученых, но при и том гораздо более консервативных, вменяемых и здоровых.

Можно вспомнить и Вордсворта, Кольриджа, Саути, оставшихся монархистами среди свистопляски революционного распада и хаоса. Почему же именно эта компания конченных радикалов оказалась в фаворе? Хороший вопрос. И при том, не столь уж и сложный. Почему в нашем мире неизменно побеждают банды Маркса, Ленина, Троцкого, Фрейда, Франкфуртской школы? (Попробуйте почитать сегодня беспомощные тексты Маркузе и спросите себя: как они могли взорвать мозг целому поколению шестидесятых?) Пронырливее прочих эти люди оказываются не потому, конечно, что умнее и гениальнее, а потому, что перед ними слишком жирно намазано: потому оно и катиться, как по маслу, потому так стремительно и неудержимо летит. Именно поэтому. По этому самому жиру.

Итак, унитарии верили в одного с иудеями Бога и особенно почитали работы раби Маймонида – центрального авторитета талмудического иудаизма. Унитарии, вообще, ставили талмудические тексты выше христианских: ведь последние были лишены "тринитарной ереси".

Иными словами, унитарии и иудеи были практически одним целым. Что подчеркивал и молитвенный дом диссинтеров, расположенный в старом еврейском гетто, - своего рода интеллигентская синагога для ученых иудеев и близких им унитариев, в которой Прайс справлял религиозные службы и читал свои революционные воззвания.

Не удивительно и то, что унитарии (во всяком случае, не самые откровенные атеисты среди них) были хилиастами, то есть, подобно иудеям, верили в грядущее тысячелетнее мессианское царство. Причем, сами Прайс и Пристли исповедовали скорое пришествие мессии вполне в иудейском духе. И Французскую революцию 1789 года они восприняли как исполнение пророчеств о скором приходе мессии: опять же, в духе более Маймонида, нежели св. Иоанна Богослова.

В этой же самой унитаристской синагоге рождалась и философия Нового времени. Здесь творили Юм – создатель системы философского эмпиризма, скептицизма и натурализма, и Адам Смит – отец современной политэкономии.

Сам Прайс (член Королевского научного общества с 1765г.) был радикальнее прочих, отвергая представления о первородном грехе, и философствуя в духе Руссо о совершенстве человеческой природы. Ну и конечно Джозеф "пороховой Джо" Пристли, основоположник английского утилитаризма, которого можно назвать пчелиной маткой американской революции.

В 1794 году Пристли бежит из Англии, где его обвиняют в государственной измене, через океан, по пути пуритан-пилигримов. Из основанной им в Америке Унитаристской церкви выйдут несколько президентов США: Томас Джефферсон, Джон Куинси Адамс, Миллард Филлмор, Уильям Говард Тафт, поэт Генри Уодсворт Лонгфелло, философ Ральф Уолдо Эмерсон, аболиционист Генри Торо и многие-многие другие благодетели человечества.

4.

Один из самых известных эпизодов деятельности английских унитаристов связан с проповедью Прайса "О любви к нашей стране", написанной им по случаю 101-й годовщины "славной революции" в Англии (когда пуритане, банкиры и знатные иудеи привезли из Амстердама и посадили на английский престол принца Вильгельма Оранского, полностью от них зависимого), и прославляющей Французскую революцию.

Произнесенная 4 ноября 1789г. в молельном доме диссентеров в Старом еврейском гетто, проповедь Прайса была тут же отпечатана "Обществом революции" графа Стэнхоупа (вместе с "поздравительным адресом" Национальному собранию Франции по случаю взятия Бастилии и его ответным посланием), и, попав в руки консервативного парламентария Эдмунда Берка, стала поводом для его знаменитых "Размышлений о французской революции" (англ. Reflections on the Revolution in France, 1790), в которой господа и товарищи Прайса были буквально размазаны по поверхности бумаги.

Это страстное, едкое и язвительное сочинение являет столько блестящего ума, огня, таланта, и, в то же время, сдержанности и здравого смысла, что его хватило бы для осушения целых водопадов демагогических излияний Прайса и его друзей-диссинтеров. Мы же приведем лишь несколько примеров (сочинение Берка переведено на русский и его не трудно найти в сети).

По поводу графа Стэнхоупа (философа, изобретателя счетной машины), который очень любил революцию, но пренебрегал своими детьми настолько, что лишил их наследства, Берк едко замечает: "Медведица любит своих детенышей, облизывает их и заботится о них – но ведь медведица не принадлежит к числу философов".

По поводу натурофилософов "Королевского общества" и компании Прайса-Пристли Берк говорит: "для радикалов, поддерживающих науку в Британии, человек значит не больше, чем их экспериментальная мышь под воздушным колоколом".

Наконец, удивительная прозорливость Берка по поводу скорого и безнадежного будущего Франции (и не только ее): "…но нынешняя ваша смута, точно паралич, поразила самый исток жизни. Каждый человек в вашей стране в час, когда надлежит действовать по побуждению чести, унижен и опозорен; он не может почувствовать в себе трепета жизни кроме как в униженном и затравленном чувстве возмущения. Но нынешнее поколение скоро уйдет со сцены. Следующее же поколение дворянства будет подобно мошенникам и шутам, менялам, ростовщикам и евреям, кои всегда будут их сотоварищами, а иногда и господами".

Об иудеях (не уставая подчеркивать, что революционная проповедь Прайса произнесена именно в Старом еврейском квартале, остававшемся таковым даже после изгнания евреев из страны, весьма, впрочем, формального, королем Эдуардом) Берк высказывается особенно едко:

"У нас в Лондоне есть весьма почтенные лица, принадлежащие к еврейской нации, коих мы оставим, однако есть и другие их соплеменники, совсем иного свойства: разрушители домов, скупщики краденого добра, изготовители фальшивых бумажных денег, коих так много, что мы не можем их просто повесить" (Письмо члену Национального собрания). В этих "кои всегда будут их сотоварищами, а иногда и господами" и "коих так много, что невозможно их просто повесить" сквозит метафизическая обреченность человека, вдруг осознавшего, что с этой демонической силой (суммой золота, организации, упорства, наглости и мощи) справится практически невозможно…

*****

Бомба под христианский мир. Часть III
"Каскад гностических революций"
27 августа 2023

Владимир Можегов

1.

Глубокий, но, к сожалению, практически неизвестный у нас австрийский философ Эрик Фогелен, многие десятилетия потративший на изучение революционных процессов Нового времени, всю нашу эпоху назвал "каскадом гностических революций" - то есть, единым процессом, имеющим один духовный вектор. Справедливо. Однако, что же такое гнозис? Откуда взялось это явление и откуда черпает оно такую силу?

Говоря совсем коротко, гнозис есть синтез иудаизма и платонизма. Но разве само христианство не есть такой синтез? Да. Но христианство – синтез доброкачественный, а гнозис – злокачественный. Сумма еврейского и греческого мифа, восточной и европейской учености может давать на выходе разные результаты.

Главная интуиция гнозиса: спасение достигается не верой, а знанием. Знанием, конечно, тайным, сокрытым, магическим.

В самом общем виде, гнозис и представляет собой попытку найти в послании христианского Откровения такой тайный скрытый смысл и обрести спасение через него.

Гностик открывает Книгу Бытия и ищет подтверждения своей ведущей интуиции. И где же он ее встречает? Конечно - у древа познания добра и зла. Неизбежно делая роковой вывод: Адам и Ева хотели приобщится спасительному знанию, но Бог запретил им это. Следовательно, это и не Бог вовсе, а низший демиург. Следовательно, и само творение демиурга есть зло. А агентом добра (и высшего Бога) в таком случае является Змей, который хотел вывести Адама и Еву из тюрьмы демиурга.

Самые общие положения гнозиса: материя - зло, мир - ошибка, творец мира - низший бог-неудачник, спастись - значит вырваться из тюрьмы материи, а спастись может лишь тот, кто способен расшифровать ее враждебный код. Отсюда и представление о человеке как смешении материи и частиц божественного света, и деление людей на высших духовных "пневматиков", душевных "психиков" и низших материальных "соматиков", и представление о спасении как восстановлении изначального порядка вещей (апокатастасис).

Именно в последнем главное отличие гнозиса от христианства. Гнозис стремится вернутся некогда бывшее изначальное, идеальное - золотой век или первичный эон, вынырнув из плена злой материи. Христианство не возвращается назад, оно зовет преображению природы и мира, идет к еще не бывалому эону нового творения: "Христианство - не доктрина возврата, как гностицизм или неоплатонизм, но доктрина творения" (Клод Тремонтан).

Об источниках гнозиса и причинах его появления много спорят до сих пор. Это, с одной стороны, поздняя эллинская философия (стоической, кинической, эпикурейской школ), мистериальные культы (память об элевсинских мистериях), и иудаистическое сектанство.

Кстати, совершенно прото-гностическую картину являет и религия Ханаана: система, в которой бог Ваал свергает бога-творца Эла вполне гностична по духу. Так же точно и гнозис переворачивает библейский миф, называя библейского Бога злым или неудачливым демиургом.

Таким образом, гнозис может иметь как иудейское, так и иудейско-сектантское, так и анти-иудейско-христианское (отвержение Ветхого Завета и злого Ветхозаветного Бога), так и прежде всего, платоническое происхождение.

Очевидна анти-библейская направленность многих гностических сект. Но, так же, и – присутствие каббалистической образности. Каббала – тоже ведь гнозис. Только чистый, с точки зрения иудаизма.

Одним словом, о взаимном влиянии гнозиса, каббалы, иудаизма и церковного христианства спорить можно долго. Но учитывая распространение гностических сект преимущественно в Александрии и Антиохии, население которых было иудаизировано почти на 2/3, можно утверждать, что без иудейской инспирации и щедрой поддержки не обошлось.

В конце концов, бог гностиков – это бог все тех же ученых унитариев (Ньютон, Декарт, Франклин), и все тот же масонский бог. Выводы гностиков: жизнь случайна, мир – зло, его можно пытать и взрывать, а спасение из него доступно лишь избранным "пневматикам" – это выводы и всех революционеров (анархистов) Нового времени, и всей современной науки, порожденной унитаристской (гностической) сектой.

Философия Гегеля и Маркса также имеет гностические корни. Как, впрочем, и вся современная наука, растущая из идей Возрождения и естествознания Баруха Спинозы.

Когда конспирологи начинают обвинять элиты современного Запада в сатанизме, участии в темных ритуалах и оргиях, то речь как правило идет именно о гностическом сознании. Оргизм входит в практику не только фанатов Алистера Кроули, среди которых особенно много рок-звезд и голливудских актеров, но и самых элитарных гностических сект прошлого.

В своем замечательном эссе "Оправдание лже-Василида" Хорхе Луис Борхес замечает: "В первые века нашей эры гностики полемизируют с христианами. Затем их уничтожают; однако мы вполне можем вообразить предположительный триумф. Тогда победа Александрии, а не Рима, безумные и нечистоплотные истории… покажутся логичными, возвышенными и привычными. Сентенции – вроде "жизнь есть болезнь духа" Новалиса или вроде отчаянной "настоящей жизни нет, мы живем не в том мире" Рембо – будут пламенеть в канонических книгах. Представления вроде отталкивающей идеи Рихтера о звездном происхождении жизни и ее случайного попадания на нашу планету встретят безоговорочное принятие жалких лабораторий".

Но ведь так именно и случилось, пусть не в IV веке (когда победил Рим), но в XV, когда древний змей вновь поднял голову, а новое возрождение гнозиса (под именем герметизма) так и было названо: эпохой Возрождения…

2.

Но все же не гнозис, а церковный Раскол стал самой сокрушительной катастрофой средневекового Христианского мира. Именно Раскол открыл Церковь внешним разрушительным силам, когда Рим и Константинополь, бывшие некогда двумя половинками единого христианского мира, остались один на один с душившим их страстями и ересями. Также Раскол привел к ослаблению богословской мысли на Западе, окостенению ее на Востоке, и, как следствие, рождению гуманизм. Слишком живые умы византийских гуманистов (которым станет тесно в жестких догматах) ринутся сперва в платонизм, а затем и прямое язычество.

В кулуарах Флорентийского собора западные кардиналы будут с изумлением слушать красноречивые откровения византийского гуманиста Плифона, живописующего перед ними утопические образы будущего с городами, полными языческих богов.

После падения Константинополя (1453) византийские гуманисты бегут в Рим, принося с собой и свои библиотеки, и свои ереси. Запад был уже совершенно готов к их принятию. Для изучения Платона и Герметического корпуса (то есть, того самого "старого доброго" гнозиса) передовые умы Запада создают "Платоновские академии". Но не Платон, а именно Герметизм становится основой ренессансной ереси.

Учение мифического мудреца Гермеса Трисмегиста (Герметизм) представляет собой послание о Божественном откровении, некогда, в глубокой древности дарованном людям, а затем утерянном. (Подобным учением, если судить по циклу о Граале, особенно в изложении фон Эшенбаха, были, по-видимому, вдохновлены и тамплиеры).

Впрочем, уже в 1614 году швейцарский филолог Исаак де Казобон доказал, что "герметический корпус" - подделка времени создания Вавилонского талмуда, сооруженная из неопифагорейских и неоплатонических источников, с примесью христианских идей. Однако, "было уже поздно": "Триждывеличайший" стал непререкаемым авторитетом в качестве "древнейшего философа и мага".

Таким образом, то, с чем боролось Христианство в начале своего пути, через тысячу лет вновь во всеоружии встало перед ним. Но само Христианство было уже далеко не тем рыцарем духа, каким было оно тысячу лет назад. Отяжеленное хитроумной мудростью фарисейских предрассуждений, оно пыталось за деньги купить единство, которого не было в духе: так была предрешена и судьба Флорентийской Унии, и судьба Константинополя, и судьба всего Христианского мира.

3.

Отсюда же, из платоновских академий, начинает распространятся по христианскому миру учение каббалы. Первым его проводником становится Пико делла Мирандола (1463-1494), юный член Флорентийской Академии Козимо Медичи, ученик неоплатоника Марсилио Фичино (1433-1499).

Пико был настоящим человеком нового века: весьма способным, начитанным, владеющим древними (не только латынью, но и греческим, арабским, ивритом) и новыми языками. И, прежде всего, человеком очень молодым. Он и умер в 31 год, успев, однако, за свою бурную молодость сделать немало. Одержимый идеей цельного знания, примордиальной традиции, на поиск которых его вдохновило знакомство с Гермесом Трисмегистом и кабалой, Мирандола заложил основы синкретического гуманизма – мировоззренческого фундамента Нового времени.

Как и все гуманисты его круга, Пико считал герметический корпус и каббалу – текстами столь же древними, как и Ветхий завет. И его не могла, конечно, не поразить разительная схожесть идей столь разных на первый взгляд традиций. Если Платон, Моисей и Гермес говорят одно, значит существует единое примордиальное знание (prisca theologia), предшествующее знанию разных учений. Отсюда одержимость Пико синкретической связью всех традиций: одновременное изучение платонизма, герметизма, каббалы, неоплатонизма, раввинистических текстов, орфиков итд. Знаменитые "900 тезисов", в которых Пико делает попытку установить связи и свести все эти традиции воедино, становятся настоящей манифестацией духа гуманизма. А ставя "перед собой задачу тотального синтеза всех знаний" (Ф. Йейтс), Пико предвосхищает и центральную идею Просвещения.

Но сделанное им было беспрецедентно не только в плане возрожденческого синкретизма, но и, главным образом, в открытии им интереса христианского мира к еврейской мистике. С подачи своих иудейских учителей, Пико начинает воспринимать каббалу как своего рода священное устное предание евреев, восходящее к Моисею.

Правда, стремится вложить в него при этом христианский смысл. "Никакая наука не может лучше убедить нас в Божественности Иисуса Христа, чем каббала", - говорит Пико во время знаменитых публичных дебатов 1486 г. в Риме. Ведь и Каббала, как и Христианство признает божественность Слова (Бог творит мир, произнося слова Торы, говорят кабалисты).

В защиту своих "900 тезисов" Пико пишет "Апологию" и речь "О достоинстве человека", лейтмотивом которой становятся понятия "каббала" и "магия". Пико утверждает, что кроме той злокозненной магии, что осуждала Церковь (ее Пико тоже осуждает) есть и другая, "доброкачественная", которую он называет "естественной". Эта естественная, практическая магия подобна той, которой оперируют каббалисты. И так же, как и та, говорит о божественности Христа. Естественно, Католической церковью эти идеи Пико были осуждены. Однако, будучи многократно усилены печатным станком, они порождают магистральную традицию ренессансной мысли: традицию "христианской каббалы" и "практической магии", которая устанавливает совершенно беспрецедентную до сих пор связь еврейской и христианской мысли и мистики.

При этом, сам Пико делла Мирандола был истым христианином, которого всю жизнь связывала большая дружба с Савонаролой. Его увлеченность темой еврейства носила наивно-эсхатологический характер. Своими доводами (перекрестными ссылками девяти сотен тезисов, подтверждающих друг друга) Пико обращался не только к язычникам, но и к евреям, желая открыть им глаза на настоящий смысл каббалы, убедить их в божественности Христа и вызвать их обращение. (Ведь и ап. Павел утверждает, что Израиль спасется в последние дни мира).

Пико, возможно, ожидал, что в самый момент его Великого Диспута в Ватикане (который так и не состоялся) "четыре всадника Апокалипсиса явятся в небе Рима и рухнут на площадь перед Папским дворцом", замечает его биограф. Своей надеждой на обращение евреев Пико закладывал еще одну большую традицию ренессансных и реформаторских иллюзий. Вспомним, что и Лютер, окруженный, с начала своей проповеди, евреями, питал большие надежды на их обращение. Надежды оказались тщетными, а сам Лютер из ярого защитника евреев обратился в столь же яростного их обличителя.

Смерть Пико также оставляет много неясного. Умер ученый в 1494 году, в возрасте 31 года, вместе со своим другом Анджело Полициано, при обстоятельствах, сразу вызвавших подозрение в отравлении. Момент в жизни ученого и правда был переломный: под влиянием Савонаролы и наступающей зрелости, он начал слишком круто пересматривать свои взгляды: отрекся от большей части синкретических идей, сжег свои бумаги, раздал состояние и готовился принять монашество. Таким образом, весь, так сказать, "алхимический брак" магии и христианства, Библии и Каббалы, христианского и еврейского миров, который Пико подготовил, мог пойти прахом. Указывали на то, что Пико мог отравить его секретарь. Во всяком случае, проведенная в 2007 году эксгумация останков ученого ясно показала следы отравления мышьяком.

4.

Со времени Пико делла Мирандолы в среде гуманистов и других "новых людей" каббала начинает принимать вид той основы, на которой можно, объединив христианство, иудаизм и ислам, создать так. наз. "универсальное христианство", как называет его сам Пико – универсальную религию духа. Да, это все те же надежды, которые давали движенье "Третьей эпохе" Иоахима Флорского… Но окрашенные в новые тона открытия изначальной традиции, некогда явленной человечеству, но утраченной им. Это вообще центральная линия гуманизма (и в частности увлечения каббалой).

Следующей важнейшей здесь фигурой становится гуманист и гебраист Иоганн Рейхлин. Пико делла Мирандола познакомил Рейхлина с каббалой в 1485 году. Ссылаясь на Пико, сам Рейхлин уже гораздо более свободно говорит о практической магии. В разгорающемся вскоре "споре о еврейских книгах", штормом пронесшимся над Европой в самом преддверии Реформации, и, по сути, открывшем ей двери, Рейхлин оказывается центральной креатурой и защитником еврейства.

Лютер является на этом фоне, как человек, глубоко погруженный в гуманитарные споры своего времени, и, со своими "95-ю тезисами против индульгенций", идущий прямо по стопам Пико.

Следующий крутой виток иудаизации христианского мира оказывается связан с именем Кальвина. Росток иудаизма, выросший на христианской почве – так кратко и исчерпывающе характеризует кальвинизм немецкий социолог Зомбарт.

Само происхождение Кальвина (наст. фамилия Coven) оставляет много вопросов. Во всяком случае, в Кальвине иудеи нашли, наконец, человека себе по сердцу. Погром христианского богословия, христианской нравственности, христианского предания, учиненный Кальвиным, можно сравнить лишь с нашествием Аттилы.

Его "Доктрина предопределения" безнадежно расколет христианский мир на то, что было до и что стало после. Создав новый "народ избранных", Кальвин противопоставит его старому христианскому миру, но не старому "избранному народу". Наоборот, кальвинизм получит в его лице верного попутчика и всегдашнего финансиста.

"Доктрина фундаментальной изменчивости", измышленная кальвинистскими публицистами, подвергнув отрицанию непреложность всякой исторической истины, создаст основу (если можно назвать так непрерывную текучесть всего и вся) современного мира.

"Доктрина тираноборства" откроет двери оправданному цареубийству.

Уничтожение церковных таинств (кроме крещения и причастия), христианских праздников (кроме Рождества и Пасхи), монашества и вообще внутренней жизни (подмененных "внешней аскезой" непрерывного труда и накопления капитала), наконец, оправдание ростовщичества, создадут классического пуританина – человеческую икону современного мира: человека, лишенного внутренней жизни, всецело преданного своей секте, нацеленного на приобретение и детерминированного моралью (подменяющую ему всякую живую реальность и голос Бога в сердце).

Одним словом, создаст цивилизацию современных "полых людей" (Т. Элиот).

Христос в кальвинизме окажется низведен до роли проводника, подобного Моисею, а Его искупительная жертва потеряет всякое значение.

Поистине, Кальвин станет черным гением христианского мира, подготовив его гибель, и направив церковный корабль на рифы.

Но еще дальше пойдут пуритане – английские кальвинисты, эти обломки и щепки произошедшего уже кораблекрушения. Отринув последнее, что еще оставалось от христианской идеи – епископское (апостольское) церковное единство, пуритане откроют двери последним центробежным силам распада.

Именно пуританские конгрегации создадут Америку, как мы ее знаем: конгломерат тысяч разнообразных сект, связанных доктриной закона, идеей успеха и мистикой денег.

Но и среди пуритан окажутся свои герои, которые сделают последний шаг: конечной точкой распада христианского мира станет унитаризм. Точкой, в которой мы снова встречаемся с нашими старыми друзьями – Прайсом и его командой интеллектуальных революционеров, и штабом американской революции Франклина… Теперь этим же самым "передовым людям" предстоит встать и у начал "научной революции" Нового времени.