30 августа 2023

Концепция внешней политики России 2023 года отчетливо постулирует приоритетность развития отношений Москвы с исламским миром в целом. Стоит отметить, что в Концепции используется особая формулировка, касающаяся взаимодействия с Сирией: так, Россия "намерена уделять приоритетное внимание…всесторонней поддержке Сирийской Арабской Республики…". В ней же важная роль отводится активной политике Москвы на ближневосточном направлении в части, касающейся содействия урегулированию региональных кризисов, в частности нормализации отношений между Сирией и ее соседями. Очевидно, что именно на сирийском направлении у России имеется достаточное количество рычагов влияния, необходимых для проведения подобной политики. Для Москвы "сирийская карта" является самым ценным "активом" во всей ближневосточной стратегии, выступая в роли своеобразного мультипликатора российских позиций в регионе. Как отмечает Дмитрий Тренин, именно в рамках отношений с Сирией Россия смогла сохранить "завоеванные в советскую эпоху геополитические позиции", в связи с чем ее активное участие в сирийском досье детерминировалось по-настоящему стратегическими целями - поддержкой Башара Асада в борьбе с экстремистскими силами и недопущением очередного проявления американского гегемонизма на Ближнем Востоке и в мире в целом.

Любопытным представляется мнение иракского ученого Хасан Мухаммеда Хамиса. По мнению аналитика, политика России в отношении сирийского кризиса представляет собой синтез "стратегии обеспечения национальной безопасности и внешней политики", опирающихся на выстраивание "баланса между ее региональными интересами и взаимосвязанностью с миропорядком".

Нельзя не отметить и военно-стратегические интересы Москвы, оказавшие влияние на активное участие в сирийском конфликте. Так, Сирия выступает в роли важнейшей "базы российского военного, политического, разведывательного присутствия на Ближнем Востоке". Именно в сирийском Тартусе сохранился единственный зарубежный пункт материально-технического обеспечения ВМФ России за пределами бывшего Советского Союза.

База в Тартусе гарантирует России выход к Средиземному морю, представляющему стратегическую важность, в том числе в условиях нынешней геополитической конкуренции в данном регионе, богатом энергоносителями. Более того, по мере разрастания вооруженного противостояния в Сирии и постепенной экспансии оппозиционных и радикальных формирований к сирийскому средиземноморскому побережью создавалась реальная угроза для российской базы в Тартусе.

База России в Тартусе (Сирия). Иллюстрация: ИноТВ.

В вопросах "войны и мира" в рамках сирийского конфликта энергетика, как неотъемлемая часть экономики, занимала и занимает одно из центральных мест, являясь ключевой переменной в "уравнении Фредгольма". Роль фактора энергетической геоэкономики в сирийском кризисе также во многом детерминируется сотрудничеством Дамаска с Москвой. Особенно важным российско-сирийское энергетическое взаимодействие становится с учетом того, что энергетика выступает базовым сектором процесса восстановления.

Геостратегическое положение Сирии вкупе с колоссальными запасами газа в Левантийском осадочном бассейне, которые представляют собой мощный потенциал для обеспечения экономической безопасности страны, делают Дамаск привлекательным партнером в сфере энергетики. Россия же, объективно являясь одним из ключевых игроков на мировых энергетических рынках, а также ближайшим военно-политическим союзником Сирии, не может не быть заинтересована в интенсификации двустороннего энергетического сотрудничества. Об этом свидетельствует факт российско-сирийского соглашения по восстановлению 40 объектов инфраструктуры ТЭК, включая ГЭС, НПЗ, ГПЗ и добычу на шельфовых месторождениях.

Ввиду тяжелой ситуации в ТЭК (лишь нефтяной сектор страны потерял за годы войны более 70 миллиардов долларов) Сирия привлекает российские компании для разведки и эксплуатации наиболее перспективных месторождений. Не менее важно, что на начальном этапе кризиса официальный Дамаск утратил контроль над ключевыми с точки зрения энергетики регионами на северо- востоке страны, часть из которых до сих пор находится под де-факто протекторатом США и курдских сил. В этой связи максимально эффективная нефте- и газодобыча являются приоритетами сирийского правительства.

В 2019 году российские фирмы "Велада" и "Меркурий" получили право на разведку и добычу в трех блоках, среди которых - нефтяное месторождение, располагающееся на северо-востоке страны и газовое месторождение к северу от Дамаска. Нельзя не отметить также роль "Союзнефтегаза" и "Стройтрансгаза". С учетом перспективных месторождений на шельфе Восточного Средиземноморья "Союзнефтегаз" получил тендер на разведку сирийского шельфа в Блоке 12. В свою очередь, "Стройтрансгаз" ведет работы по реконструкции второго ГПЗ близ Ракки, а также получил контракты по модернизации ключевых НПЗ САР в Хомсе и Баниясе.

Примечательна диверсификация инвестиционной активности российских компаний на сирийском углеводородном рынке. Так, заключенная в марте 2022 года сделка, предполагает совместные капиталовложения компании "РосЭнергоСтрой Левант", сирийских и российских инвесторов с одной стороны и Дамаска, с другой, на сооружение газотурбинной электростанции в 25 МВт в промышленном городе Шейх Наджар в Алеппо. Российская сторона стремится максимизировать привлечение официального Дамаска и сирийских инвесторов в совместные проекты. При этом характерным является кооперация Москвы и Тегерана: так, модернизация НПЗ в Хомсе осуществлялась при взаимодействии российских компаний с иранской "Mapna".

Россия и Сирия добились заметных успехов в сфере восстановления и модернизации НПЗ, ГПЗ, ТЭЦ и ТЭС, являющихся объектами критической энергетической инфраструктуры на фоне "энергетического голода" в САР. Так, благодаря компании "Технопромэкспорт" впервые за 7 лет в 2018 году НПЗ в Хомсе смог обеспечить себя нефтепродуктами. Российская сторона также способствовала восстановлению эксплуатации ЛЭП от Хамы до Алеппо (линия "KVA 540"). В рамках сотрудничества между Москвой и Дамаском удалось несколько нормализовать ситуацию с электроснабжением населения.

Многообещающим могут стать совместные проекты по добыче горючих сланцев, интерес к чему и готовность инвестиций выразил министр энергетики Николай Шульгинов. При этом стороны обсуждают как наземную, так и морскую геологоразведку сланцев. С учетом разрушения или изношенности ЛЭП и массовых несанкционированных подключений Россия может предложить Сирии свой опыт в рамках оптимизации использования электроэнергии вкупе с кооперацией по линии ГЭС ввиду продвинутости российских технологий в этой области. Нельзя не отметить и перспективы кооперации в сфере фосфатов.

Основой российско-сирийского энергетического взаимодействия остается сфера углеводородов: после урегулирования кризиса именно нефтегазовая добыча, в особенности на шельфе Средиземноморья, должна внести значительный вклад в дело социально-экономической стабилизации страны. В данном контексте российские компании представляются эксклюзивным партнером Дамаска, заинтересованного в инвестициях и технологиях. На нынешнем этапе энергетическая компонента экономического сотрудничества двух стран испытывает на себе влияние военно-политической: России и Сирии крайне важно вернуть контроль над богатыми углеводородами северо-восточными регионами страны, а впоследствии - за счет модернизации НПЗ и ГПЗ и восстановления ЛЭП - обеспечить нормальное и гармоничное функционирование энергосистемы.

Москва, в свою очередь, демонстрирует некоторый отход от внешнеполитических практик эпохи Советского Союза. Как известно, СССР зачастую ставил во главу угла своих региональных интересов политико-идеологические аспекты, которые отодвигали на второй план возможные экономические преференции и выгоды. Однако в рамках сирийского кризиса Россия не только выступает с геополитических позиций, но и способна выступить в качестве и драйвера, и бенефициара будущих проектов в сфере энергетики в Сирии.

В то же время ключевой особенностью российской политики в Сирии является ее геополитический аспект. Как отмечает российский дипломат и исследователь Мария Ходынская-Голенищева, стратегия Москвы в отношении сирийского конфликта позволила говорить о "возвращении России на международную арену через Ближний Восток и участии в формировании более справедливого миропорядка". Со времен распада СССР Москва де-факто впервые смогла продемонстрировать удачное применение комбинации военно-силовых методов и различных политико-дипломатических инструментов.

Не лишенной изъянов, но по-своему уникальной стала инклюзивная стратегия России, позволившая ей выстроить определенный уровень взаимодействия со всеми ключевыми акторами конфликта, в особенности региональными. При этом в политике Москвы на практике демонстрировался тренд на снижение возможностей Вашингтона по военно-силовому вмешательству или же управлению кризисами.

Ярким примером, подтверждающим данный тезис, стала успешная реализация российской инициативы по вывозу химического оружия из Сирии в 2013 году, которая имплементировалась параллельно с нарастанием недовольства региональных союзников США, в особенности Саудовской Аравии, отсутствием решительных действий Вашингтона в отношении "красных линий" на сирийском направлении. Неудача в осуществлении российско-американских договоренностей по Восточному Алеппо осенью-зимой 2016 года привела к осознанию Москвой изменившихся геополитических реалий и бесперспективности завышенных ожиданий от взаимодействия с Вашингтоном.

В целом Россия смогла интегрироваться в ближневосточную региональную геополитическую конфигурацию, используя свои достижения на сирийском направлении и в контексте мировой политики. К примеру, Россия не только приняла активное участие в глобальной борьбе с терроризмом, функционировании международных площадок по Сирии, а также формировании различных каналов диалога официального Дамаска с представителями оппозиционных сил, что должно было способствовать улучшению имиджа правительства Башара Асада.

Российская политика стала незаменимой "переменной" в "сирийском уравнении". Как отмечает отечественный дипломат и ученый Игорь Матвеев, Москва выступает эксклюзивным "поставщиком безопасности" в Сирии, что, за счет ее диверсифицированных возможностей военно-силового и политико-дипломатического характера, позволяет ей играть ведущую роль в решении проблем безопасности: укреплению общественного порядка, содействию восстановления хозяйственной деятельности и локальной стабилизации обстановки "на местах".

Несмотря на приоритетность украинского направления для российской политики и необходимость повышенной концентрации сил на нынешнем этапе, тезисы об "уходе России" из Сирии представляются спекулятивными. Как считает российский иранист и эксперт РСМД Никита Смагин, даже небольшая переброска некоторых сил на украинский фронт не может кардинально изменить "тактические возможности Москвы в Сирии".

При этом Россия смогла решить поставленные задачи военно-стратегического характера без использования значительного по численности контингента. В дальнейшем свою эффективность доказали отряды "военной полиции", сформированные преимущественно из представителей мусульманской общины России и внесшие особый вклад в укрепление безопасности, в том числе в районах деэскалации, также сформированных при активном участии Москвы.

В то же время с учетом "нагрузки" на украинском направлении Россия будет способствовать полноценной военно-политической стабилизации в Сирии, в том числе за счет ее региональной реинтеграции. Важным треком в данном контексте выступает сирийско-турецкая нормализация, процесс которой Москва запустила еще в декабре 2022 года. Бесспорно, сирийско-турецкое урегулирование под эгидой Москвы может несколько снизить степень напряженности на сирийском участке внешнеполитического фронта России в условиях украинского кризиса, а также продемонстрировать миротворческий потенциал Москвы. Однако в случае торпедирования соглашений или половинчатости в их имплементации, а также возрастания недовольства Дамаска подобные действия могут привести к непониманию среди широкой арабской общественности, в частности сирийской.

Возвращение же Сирии в Лигу арабских государств и в "арабскую семью" активно поддерживалось Россией, так как оно должно стать мощным стабилизирующим фактором в регионе, как отмечал министр иностранных дел России Сергей Лавров. Также "реабилитация" Дамаска в арабском мире означает признание легитимности Башара Асада, а, значит, полностью нивелирует спекуляции прошлых лет, особенно активно звучавших в начале сирийского конфликта, о том, что Москва выступает против суннитов и поддерживает шиитов.

Данный процесс позволит России расширить контакты с ключевыми арабскими странами, добавив к двусторонней повестке и сирийскую проблематику. В первую очередь данный тезис применим к Саудовской Аравии и ОАЭ, которые способны сыграть ведущую роль в восстановлении Сирии. С одной стороны, это таит в себе ряд вызовов для России и Ирана, которые не могут финансово "потягаться" с Эр-Риядом и Абу-Даби. С другой, кооперация с ведущими арабскими странами по сирийскому досье позволит Москве сбалансировать влияние Тегерана и Анкары, несколько купировать риски, связанные с поддержкой Дохой вооруженных формирований.

Однако гипотетическое экономическое проникновение третьих стран в Сирию, например, Саудовской Аравии, ОАЭ или Китая, на нынешнем этапе не представляется возможным без той или иной степени участия Москвы. Россия обеспечила себе ведущую роль в поддержании стабильности и безопасности в стране, а также долговременное военно-политическое присутствие за счет баз в Тартусе и Латакии, сумев, таким образом, реально "конвертировать" его в долгосрочный стратегический актив геополитического и экономического характера.

Левон Сафарян