В Российской империи сын мог за казенный счет получить профессию, в которой работал его отец. Почему бы не возродить эту практику, которая бы гарантировала не только то, что сын не останется без высшего образования, но и то, что отцу не придется за это платить?

12.01.24
Виталий Трофимов-Трофимов
политический аналитик

Демографическая проблема в России уже сорок лет стоит в приоритетах национальной политики, но с началом СВО она выдвинулась на первый план. Осень-зима 2023 – время, когда от законодателей звучат инициативы, преимущественно направленные на семью, детей и поддержку раннего деторождения. Самые громкие из них – ограничение абортов, "отцовский капитал" и дополнительные выплаты тем, кто рожает больше двух детей. Но многие сомневаются в том, что подобные меры кого-то вдохновят: материальное стимулирование родителей не всегда означает благополучие их детей и большое их количество. Попробуем разобраться с тем, какое реальное положение семьи в современном мире, чего не хватает для укрепления этого института и какие меры могли бы продвинуть нас в решении демографических проблем страны.

Искать не там, где светло, а там, где потеряли
Общая логика любой политической системы – хоть демократии, хоть диктатуры – была обозначена еще в XVII веке политическим философом Томасом Гоббсом в трактате "Левиафан". Она сводится к тому, что суверенное государство присваивает себе врожденные права человека, обеспечивая его доступом к коллективным благам и индивидуально выплачивая взамен денежные компенсации. Сперва суверен отчуждает у человека право на суд, на объявление войны, на кровную месть – и в этом есть политический смысл. Общество от "войны всех против всех" переходит к цивилизованному. Но сама логика суверенности требует и дальше продолжать отчуждать права. И наоборот, сохранение прав за человеком требует специальных усилий, на которые не всякие защитники готовы.

Исследователи нацизма вроде Ханны Арендт или Джоджо Агамбена нередко удивлялись: как еврей в концентрационном лагере в Германии может добровольно идти в газовую камеру на смерть, аккуратно ставить свою обувь на входе и извиняться перед немецкими палачами за причиненные неудобства? Возможно, все дело в том, что вопрос прав – это не только юридический или политический вопрос. Возможно, суверенность – это также и психологический феномен. И человек, лишенный необходимой меры суверенности, может вести себя как заключенный Бухенвальда. Если мы сегодня посмотрим на фигуру отца, то увидим, что с его суверенностью не все так гладко.

В каких вопросах современный россиянин может принять окончательное – суверенное – решение? Он может принять решение об учреждении новой жизни и родить ребенка. Ему никто не может это запретить, но и принудить тоже никто не может. По всем остальным вопросам его решение не является окончательным. Практически во всех сферах – от открытия своего бизнеса до творческой самореализации – существует суверен, который устанавливает правила и может отменить принятое гражданином решение. Это особенно печально, если речь идет об отцах. Потому что в такой ситуации главой семьи является не отец, а участковый. И он, а также социальные и ювенальные работники, суды, следователи указывают как надо кормить ребенка, чему учить, как его назвать, обслуживать и т. д.

Разумеется, лишенный даже минимальных суверенных прав гражданин нередко ведет себя как бухенвальдский заключенный: не только пользуется своим оставшимся суверенным правом и выбирает не рожать, но и "умирает вдолгую" – заканчивает на себе свою генеалогию. Он полагает, что не стоит приводить в этот мир новые жизни, так как этот мир неблагополучный, от отдельного человека тут ничего не зависит, он не принимает ни по какому вопросу окончательного решения.

В разных цивилизациях этот вопрос решался по-разному. Древние греки разделили правовую жизнь человека на bios и polis – политическая жизнь афинянина начиналась, как только он переступал порог дома, но в реализацию прав bios город не мог вмешиваться ни под каким предлогом. Англичане ответили на эту проблему созданием сильного гражданского общества, покоящегося на сохраненной аристократии. Гоббсовскому "Левиафану" противостоит другое библейское чудовище – "Бегемот" – система прочных горизонтальных социальных связей. Американцы выбрали третий путь, приняв Вторую поправку от 1791 года, гарантирующую право на оружие и, следовательно, сопротивление. Какой-то ответ должна дать и российская политическая и философская мысль. В каких-то вопросах за гражданином необходимо оставить суверенное право, а в каких-то необходимо вернуть ранее отчужденное.

Деньги решают не все
В 90-е годы в либеральной среде была популярна фраза "бабло побеждает зло". И хотя той среды уже давно нет, такая логика размышлений сохранилась. Мы до сих пор многие проблемы решаем перераспределением финансовых потоков. Где-то это работает, где-то приводит к ограниченному эффекту, но в вопросе демографии особой эффективности не показывает. Хотя бы потому, что в 90-е не хотели рожать именно женщины – "не хотели плодить бедноту". Оглядываясь на практику применения материнского капитала, можно утверждать, что в большинстве случаев его получают те, кто и так бы родил то количество детей, которое необходимо для его получения. То есть это, скорее, прекрасная практика поддержки семей с детьми, но не самый действенный стимул рождаемости.

Но сегодня не хотят детей уже и мужчины. Реальной альтернативой здесь могла бы стать практика привилегий.

Сегодня отец находится в подавленном положении – как социальная фигура. Он по большому счету ничего не решает, не обладает особым достоинством. Деньги этому не способствуют, поэтому "отцовский капитал" вряд ли приведет к какому-то всплеску рождаемости. Не помогают и меры по защите семьи, так как "защита семьи" чаще всего понимается как защита женских привилегий. А способствовать деторождению может укрепление привилегий отца. Причем таких, которые он смог бы еще и передать по наследству.

Практика привилегий российскому законотворчеству не такая уж и чуждая. Прямо сейчас депутаты обсуждают решение предоставить ветеранам СВО и участникам боевых действий возможность получать оружие без юридических проволочек. Речь идет о покупке боевого оружия без предварительного обучения и стажа. Понимание это находит не всегда. Почему у человека с ПТСР есть привилегии, а у многодетного отца их нет?

Начать можно с чего-то, что и так хорошо зарекомендовало себя в нашей же, отечественной истории. Например, в Российской империи сын мог за казенный счет получить профессию, в которой работал его отец. Почему бы не возродить эту практику, которая бы гарантировала не только то, что сын не останется без высшего образования, но и то, что отцу не придется за это платить? Разумеется, вне конкурса должны проходить дети тех, кто действительно работает по специальности, полученной в вузе, а не просто имеет диплом. Это способствовало бы появлению профессиональных династий, которые не только накапливают интеллектуальный, социальный и репутационный капитал в определенной сфере, но и устанавливают в своей вотчине порядок и правила, позволяющие защитить ее от мошенников, ответственно сформулировать цеховые интересы и работать на стабильность российской экономики.

Семья – продукт демократии
Глубинный смысл демократии заключается не в том, чтобы проводить честные выборы* или публиковать декларации чиновников о доходах. Он в том, что облик будущего должны формировать те, кто родил детей и хотят, чтобы эти дети это будущее населяли. А те, кто не хочет рожать детей, не должны отвечать за то, каким это будущее станет, так как они действуют в интересах настоящего, и ради своих сегодняшних интересов готовы разбазаривать ресурсы, необходимые будущим поколениям.

Это полностью противоречит тому пониманию демократии, которое нам навязывали все эти тридцать лет. Люди со сбитым гендером, странными сексуальными привычками, фричайлдеры, либерализованные неокочевники без жилья, феминистки-андрофобки, зоозащитники, которые готовы пожертвовать людьми ради сохранения муравейников и птичьих гнезд, и другие психологически нефертильные субкультуры – все это глашатаи демократии, которые должны быть из нее исключены. Им все равно, каким будет будущее – они не собираются до него дожить и селить туда своих детей. И наоборот, рождение детей должно гарантировать представительство, расширение политического участия и учет интересов.

С одной стороны, стоит подумать о том, чтобы создать особые структуры, позволяющие отцам участвовать в принятии определенных политических решений. Этакие "синьории", без голосования в которых те или иные законодательные инициативы или даже законопроекты не получают дальнейшего развития.

С другой стороны, при этом сам отцовский статус необходимо институционально учитывать в целом при определении карьерных перспектив. Это помогло бы не только с демографией, но и, например, с переводом фигуры отца из объекта политики в субъекта политики – к той самой "национализации элиты", при которой власть в стране со временем перейдет к той социальной группе, которая хочет здесь жить и наследовать свои достижения, а не уезжать на Запад. Пока что этический герой политики – это self-made-man, и его добродетели не гарантируют личной ответственности за страну. И этот герой не торопится заводить детей.