Данияр Ашимбаев: Говоря о политической элите страны за годы независимости, то нужно немного уточнить термины и контекст, в котором они появлялись и развивались

Данияр Ашимбаев, 22 апреля

Говоря о политической элите страны за годы независимости, то нужно немного уточнить термины и контекст, в котором они появлялись и развивались.
Начнем со "старой гвардии". Термин появился, если память не изменяет, в конце 90-х как своего рода противовес понятию "младотюрки" (они же, по определению Токаева времен его премьерства, "киндерсюрпризы").

Термин "старая гвардия" использовался как политкорректное обозначение "одной и той же колоды", "короткой скамейки запасных", но в основе своей обозначал высшее руководство, близкое к президенту. Понятно, что состав гвардии перманентно менялся, причем общественность быстро забывала ушедших на покой или в оппозицию "гвардейцев" и тут же включала туда подросших неофитов.

"Старую гвардию" не нужно путать с "Семьей". Последнее - вообще абстрактный термин. Изначально туда включали как шапраштинцев, так и карагандинских аргынов, которых всех записывали в родню первой леди, забывая о том, что первый президент в первые годы немало кадров взял из числа своих сослуживцев по Карагандинскому обкому партии. С конца 90-х "Семья" стала пониматься в узком смысле - на фоне роста президентских зятьев, дочерей и племянников. В число последних, впрочем, включали фигуры, которые на самом деле в родстве с главой государства толком-то и не состояли.

К тому же надо отметить, что "Семья" никогда не была монолитом и какой-то единой политической позиции не имела. Напротив, "нулевые" очень хорошо показали наличие личных и групповых конфликтов между фигурами, которох молва относила к "Семье". Помнится, некоторые эксперты и журналисты в ее состав зачем-то включали даже Машкевича.

Не забудем и о том, что первый президент своих родственников, хоть и выдвигал (а ему регулярно нужны были свои люди на тех или иных позициях), но нещадно и регулярно снимал с должностей и демонстративно никому не давал особой возможности получить административно-политический опыт, с которым можно было бы претендовать на наследство.

Тут, конечно, возразят: а как насчет Дариги Назарбаевой в качестве спикера Сената в 2019-2020 гг.? На мой взгляд, решение здесь было больше тактическим.
Заметим, что даже такой опытный тяжеловес (и родственник), как Ахметжан Есимов, которого много лет прочили в преемники, так и не побывал премьером или спикером одной из палат парламента.
Пробежимся по олигархам. Термин возник, что интересно, по отношениях в двум категориям во-первых: владельцам приватизированного бизнеса (но не ко всем), а во-вторых, к бизнесменам, которые засели на формирующемся квазигоссекторе. Свой бизнес у них также имелся, но в первые годы речь шла о тех, кто рулил нацкомпаниями. Общим местом было и наличие (1) своего банка, (2) медийных ресурсов, (3) лояльных кадров в госаппарате, (4) наличии политических интересов. Вместе с тем, в качество олигархов воспринимались далеко не все. Уверенно к ним можно было отнести Субханбердина, Утемуратова, Кулибаева, Машкевича и Шодиева, Ни и Кима, Каппарова. Некоторое время в "реестре" олигархов пребывали Алиев и Аблязов. Иногда к олигархам относили Байсеитова, Клебанова, Ракишева, Идрисова.
Если персональный состав выглядит довольно-таки субъективно, то появление таких фигур было обусловлено логикой процесса. Первоначальное накопление капитала и управление активами нуждалось в персонификации.

Впрочем, политические баталии конца 90-х и начала нулевых, спровоцированные амбициями бизнеса, ситуацию изменили. В конце нулевых некоторые олигархи стали "беглыми". "Казком" лишился своего политического влияния, а после 2011 года квазигоссектор окончательно перешел под контроль государственной бюрократии. Статус олигарха как бы остался за Кимом, Кулибаевым и Утемуратовым, а новых олигархов больше не возникало. Последним всплеском расчистки поля были банковские баталии 2016-2018 гг., когда многие крупные фигуры лишились контроля над своими финансовыми институтами.

Государственную бюрократию Назарбаев упорно модернизировал. В нее регулярно вливались волны разночинцев, интеллигенции, бизнесменов, всякого рода молодые поросли. Вводились конкурсные процедуры и дисциплинарные органы. Проводились оптимизации аппарата и сокращения штатной численности. Вместе с тем, бюрократия медленно переваривала новичков и раздражителей. Выросла каста профессиональных управленцев, которые никогда не работали в тех отраслях и регионах, которыми занимаются (и руководят).

С одной стороны, совершенствовалось законодательство о госслужбе, максимально защищая интересы профессионального чиновничества, а с другой - интересную роль сыграл тогдашний премьер Масимов. Сначала в аппарате появились ответственные секретари, которыми попытались отделить министров от аппарата. Толком ничего не получилось. Потом возник термин "квазигоссектор" - государство и менеджмент как бы перестали воспринимать госхолдинги, нацкомпании и РГП как госактив (напомню, что олигархов в этой сфере методично отстреляли за пару лет). То есть, активы как бы были, но ответственность за их управление как бы пропала. А топ-менеджмент стал просто разновидностью госбюрократии. Конституционная реформа 2007 г. сделала правительство "коллегиальным органом", а административная реформа 2014 г., направленная на дальнейшую дебюрократизацию и децентрализацию, фактически привела к размыванию ответственности исполнительной власти за проводимый курс.

Коллективное стремление аппарата к безответственности и бесконтрольности первый президент периодически пытался купировать тремя способами - усилением АП (Калмурзаев, Тасмагамбетов, Мусин, Нигматулин), усилением антикоррупционной работы (Калмурзаев, Кожамжаров), усилением контрольных функций правящей партии (Жумагулов, Нигматулин), а также периодической расстановкой "толкачей" - лиц, которые энергично двигали госаппарат в нужную сторону, имея сильный политический и аппаратный вес, опыт и умение принимать решения. Здесь как раз и появился термин "тяжеловесы" (по алфавиту – Абдыкаримов, Абыкаев, Ахметов, Бисембаев, Джаксыбеков, Есимов, Калмурзаев, Касымбеков, Кушербаев, Мами, Мамин, Масимов, Мусин, Нигматулин, Павлов, Сапарбаев, Саудабаев, Тажин, Тасмагамбетов, Токаев, Шукеев). Конечно, порой звучит тезис о том, что тяжеловесы просто "решали вопросы", но мне кажется, что точнее будет формула - "решали проблемы".
Существенная часть тяжеловесов "пала" в ходе борьбы за статус преемника в 2016-2018 гг., остальные покинули власть после январских событий 2022 г.

В итоге внутри аппарата практически не осталось фигур, которых можно было бы отнести к категориям "политический тяжеловес" или хотя бы "крепкий хозяйственник" (про "старую гвардию" мы вообще промолчим). Более или менее эффективными управленцами широкого профиля считаются Кошанов, Досаев, Касымбек, Ногаев, Бозумбаев, Скляр, Жумангарин, но "тяжеловесами" в прежнем значении их назвать сложно.
Кстати, Турлов, Лаврентьев и Ломтадзе явно не тянут на статус олигархов.
Сегодня можно констатировать доминирование госбюрократии в чистом виде - причем на уровне правил игры. Планов толком нет; вместо них - десятки доктрин и концепций. Вместо контроля есть некий мониторинг. Данные госаудита, вопросы распределения власти и ответственности - засекречены. Критика не приветствуется. Вопросы эффективности не обсуждаются.

При этом все эти тенденции противоречат провозглашенному курсу, который население консолидированно поддерживает. А аппарат, который должен был его проводить, методично добрался и съедает (или уже съел) функции политического контроля над собой. Что характерно - силовые структуры работают буквально в три смены, но на функционирование государственной машины это никак не влияет. Но проблема бюрократического механизма в его абсолютной инертности. Систему нужно периодически подталкивать - сверху, снизу, сбоку, чтобы она давала хоть какой-то результат. Если не создать саморегулирующуюся модель, но нужно вводить раздражителей, а их нет.