Шведским политикам и военным приходится выдумывать обоснования своего участия в НАТО. Отсюда и появления экзотических идей вроде необходимости укреплять остров Готланд – для отражения русской угрозы.

Тимофей Бордачев
Программный директор клуба "Валдай"

Фобия, как известно, представляет собой навязчивый страх, не поддающийся какому-либо логическому объяснению. В этом буквальном медицинском смысле восприятие России со стороны части ее европейских соседей никакой фобией, конечно, не является. В первую очередь потому, что любые эмоциональные заявления представителей европейского истеблишмента имеют под собой вполне твердую основу. В виде их собственных намерений, исторического опыта или по меньшей мере тактических соображений.

Так и сейчас, когда командующий вооруженными силами Швеции заявляет, что Россия может покушаться на принадлежащий королевству остров Готланд – это не говорит о его психоэмоциональном нездоровье. Наоборот, это логически объясняется как с точки зрения шведской внешней политики, так и опыта отношений этой страны с Россией. Тем более, что в том же интервью шведский военачальник добавляет, что остров можно при необходимости использовать и "для проведения наступательных операций". Против самой России, надо полагать, и ее форпоста на южном побережье Балтики – Калининграда.

Вступление Швеции и Финляндии в НАТО поставило эти страны в принципиально новое положение в мировых делах. Не имея на то никаких серьезных оснований, они отказались от многолетней традиции нейтралитета, которая только и давала им возможность быть как-то заметными на глобальном политическом небосклоне. И совершенно неважно, что на протяжении десятилетий до этого военное планирование той же Швеции все равно было связано с США и их союзниками в Западной Европе. Чисто формально эта страна, как и Финляндия, занимала свою уникальную нишу, что давало не просто практические выгоды, но и вообще смысл обращать на них внимание. Теперь это все закончилось.

Из уважаемых персон глобальной дипломатии, на нейтральное мнение которых можно было ссылаться, а площадки которых использовать для неформальных переговоров, Стокгольм и Хельсинки превратились в обычных членов военного блока во главе с США. Таких, как, например, Болгария или бывшие прибалтийские республики СССР. При этом незначительного масштаба и со слабым демографическим потенциалом.

Даже Польша или Румыния представляют собой более важных партнеров для американцев. Просто потому, что расположены непосредственно рядом с основным полем текущих сражений и обладают приличными человеческими ресурсами. Швеции и Финляндии в этом отношении предложить совершенно нечего. Их совокупное население составляет чуть более 15 млн человек, размещенных в весьма непростых топографических и климатических условиях.

Как бы ни готовились сейчас ведущие державы к противостоянию в высоких широтах, тайга и горы – это не самое лучшее место для развертывания крупных воинских соединений. "Буферов" для ведения опосредованной войны против России там тоже нет: в случае настоящих неприятностей все произойдет очень быстро. С этим, видимо, и была связана спокойная позиция России по поводу вступления обеих стран в НАТО.

Другими словами, Швеция и Финляндия переживают сейчас момент стремительного понижения своего статуса в международной политике и не вполне знают, что с этим делать. Отчасти справиться с последствиями помогает общая для европейской элиты и общества потеря способности здраво оценивать ситуацию. Европейцы давно живут в собственном выдуманном мире, где способность установить причинно-следственную связь практически не присутствует. Это достаточно блаженное состояние, основная причина которого – в том, что от Европы теперь не зависит даже ее внутреннее положение. Нирвана, из которой вытащить европейских лидеров уже совершенно невозможно.

Но даже это не избавляет Швецию и Финляндию от необходимости искать компенсацию за внезапно потерянные позиции. Во-первых, потеря статуса нейтральных держав глобального значения сократила количество работы для дипломатов, а их надо как-то занимать. Во-вторых, населению все равно нужно подбрасывать сюжеты, обсуждение которых дает основания думать, что произошедшая внешнеполитическая катастрофа была ненапрасной.

И несложная цепочка логических рассуждений приводит наших северных соседей к идее о том, что необходимо доказать свою незаменимость для США или Великобритании. Для Финляндии это несколько проще: там хотя бы есть общая граница с Россией. Но и в этом случае мы пока не видим серьезных планов американцев по созданию в стране настолько масштабной военной инфраструктуры, которая потянула бы за собой инвестиции.

Более проблематично обстоят дела у шведов – они вообще непонятно зачем нужны в НАТО. Их затащили туда "за компанию": просто чтобы продемонстрировать России, насколько серьезно она якобы ошиблась, когда решила отстаивать свои национальные интересы на Украине. Повторим: единственная причина того, что Швеция враз перестала быть видным участником международного общения – необходимость именно демонстративного шага в отношении Москвы. Символа, которым, как известно, совершенно нет цены в реальных международных отношениях.

Теперь шведским политикам и военным приходится выдумывать обоснования своего участия в НАТО. В первую очередь – в глазах американцев. Ну и немного – собственных граждан, хотя к их мнению в Европе уже давно перестали прислушиваться. Отсюда и появления экзотических идей вроде необходимости укреплять остров Готланд.

Но такие идеи возникают не на пустом месте. За ними стоит длительный исторический опыт противостояния России и агрессивных намерений в отношении ее интересов и безопасности. До того, как шведское королевство отказалось от активного участия в европейских делах, его отношения с Россией никогда не были дружественными. В них агрессия последовательно сменялась страхом.

Основу для этого создал "натиск на Восток" в исполнении шведов в XII–XIII столетиях. Подчинив себе в течение нескольких десятилетий финские земли, шведы попробовали зайти на территории, которые контролировал Новгород. И здесь на смену бодрой агрессии достаточно быстро пришел почти панический страх: в 1240 году Александр Невский нанес шведам поражение, после которого они более 100 лет вообще не показывались на рубежах Руси. А когда в 1348 году все-таки сунулись, московские князья даже не стали размениваться на отдельную военную экспедицию – новгородцы справились своими силами. Закрепиться на русских землях на продолжительное время шведы смогли только во времена нашей Смуты начала XVII века. Тогда под их властью оказалось устье реки Невы и прилегающие земли. Но и оттуда их успешно выбросили во времена Петра Первого, заодно положив конец Швеции, как значительной военной державе Европы. Русские могли бы сделать это и на 50 лет раньше, но были заняты решением более важного – украинского – вопроса.

В конечном итоге несколько провальных войн с Россией лишили Швецию даже владений в Финляндии. Но сочетание агрессии и страха навсегда осталось в качестве определяющего для отношения Швеции к России. И это никакая не фобия – подобная смесь чувств имеет под собой реальные основания в виде исторического опыта. Так что когда сейчас шведский "полководец" говорит, что Россия может захватить остров Готланд, но подчеркивает важность этого плацдарма для наступательных действий Запада, он незамысловато проговаривает эти важнейшие составляющие шведского национального мифа и исторической памяти.

Ничего кроме собственных переживаний Швеция своим союзникам по НАТО предложить, таким образом, не может. И для России важно просто понимать, с кем мы имеем дело, и подобному не удивляться.