08.11.2024 Петр СВОИК

Для понимания того, что сейчас происходит у нас в стране, надо в первую очередь понять, а каков образ будущего в представлениях правительства и АП?

Нет ничего практичнее хорошей теории. Так и для понимания того, что сейчас происходит у нас в стране, надо в первую очередь понять, а каков образ будущего в представлениях правительства и АП? Все ринулись строить Новый Справедливый Казахстан, каждый со своим пониманием процесса, но стройгенплан, похоже, сгенерирован не был. Вавилонянам повезло гораздо больше: они понимали, что строили.

Туман-2029

Вообще, важнее адекватного понимания образа Казахстан-2029 сейчас нет ничего. Поскольку только такое – трезвое, лишенное иллюзий и субъективных предпочтений прогнозирование будущего нашей части постсоветского пространства дает возможность участвовать в его формировании. Невероятная же трудность этой задачи усугубляется еще и тем, что как раз на государственном и межгосударственном уровнях, на которых стратегии будущего формируются и осуществляются, перспектива-2029 сформулирована либо туманно и фрагментарно, либо заведомо нереалистично, либо не сформулирована вовсе.

Для начала давайте зададимся не менее важным, несколько видоизмененным вопросом: почему зафиксированный в официальных документах образ будущего для, к примеру, России и ее Евразийского окружения – в эдакой полу-определенности, а в Казахстане – в неосуществимых иллюзиях или вообще в замалчивании.

Наш первый президент еще в 2015 году заявлял, что уже тогда "Настало время сплотиться вокруг идеи Большой Евразии, которая объединит в единый интеграционный проект XXI века Евразийский экономический союз, Экономический пояс Шелкового пути и Европейский союз". Владимир Путин через два года сделал не менее заметное заявление, подчеркнув чисто политическую составляющую в созданном вроде бы как чисто экономическом ЕАЭС: "Россия видит будущее евразийского партнерства не просто как налаживание новых связей между государствами и экономиками. Оно должно изменить политический и экономический ландшафт континента, принести Евразии мир, стабильность, процветание, принципиально новое качество жизни. И в этом отношении большая Евразия – это не абстрактная геополитическая схема, а, без всякого преувеличения, действительно цивилизационный проект, устремленный в будущее".

Риторика сегодняшнего дня звучит в духе: сплотиться, чтобы выжить и стать сильнее. У российского президента это: "Большое евразийское партнерство станет центром, который заинтересует многих. Назрело время сформировать комплексную стратегию экономического развития большого Евразийского экономического партнерства, которая будет отражать все основные международные вызовы".

И следом заявление Касым-Жомарта Токаева: "Что касается Казахстана, мы являемся и будем сторонниками развития Евразийской интеграции на деловой основе, на прагматической основе. И, конечно же, будем работать со всеми государствами-участниками нашего союза".

Эти высказывания президентов Казахстана и России на различных форумах относительно Большой Евразии и ее интеграционного будущего очень четко определяют посыл, однако, что касается официальных программных документов… Эта тема в них, скажем так, не присутствует. А, точнее сказать, целенаправленно… отсутствует.

Пример: в утвержденной в прошлом году "Концепции внешней политики РФ" сформулировано особое положение России как самобытного государства-цивилизации, обширной евразийской и евро-тихоокеанской державы, сплотившей русский народ и другие народы, составляющие культурно-цивилизационную общность Русского мира. Там же сказано, что Россия проводит самостоятельный и многовекторный внешнеполитический курс, продиктованный ее национальными интересами и осознанием особой ответственности за поддержание мира и безопасности на глобальном и региональном уровнях. Отношение России к другим государствам и межгосударственным объединениям определяется конструктивным, нейтральным или недружественным характером их политики в отношении Российской Федерации.

Как видим, какие-либо межгосударственные объединения самой Российской Федерации в этом определении отсутствуют. Не упоминается не только Евразийский экономический союз, но и даже союзная с Белоруссией государственность. Равно как вместе с не требующим конкретизации глобальным уровнем стоит и некий региональный уровень, без привязки к Большой, или иного формата, Евразии.

С одной стороны, определение России, как государства-цивилизации, взаимодействующего с конструктивными, нейтральными или недружественными государствами и их объединениями, вполне определенно говорит о замкнутости российской государственности в пределах собственных границ. С другой стороны, в том же определении говорится о евразийской державности, сплотившей народы, составляющие общность русского мира. При том, что любая попытка определить, что такое русский мир, какие страны и народы он охватывает и каковы его границы, неизбежно приведет нас только к одному выводу: это границы бывшего СССР.

Нет сомнений, что формулировки тщательно продумывались, и как раз с той целью, чтобы претензии на Евразийский формат в них одновременно и лишь угадывались в тумане будущего, и обозначались со всей определенностью.

Красная линия – для себя

Выскажем собственное предположение на этот счет: восстановление Евразийского имперского пространства по ходу ослабления и распада глобального доминирования США идет слишком быстро, провоцируя теряющую историческую перспективу сторону на ненужную эскалацию. Так, ультимативные предложения НАТО вернуться в границы 1998 года, читай – в границы Варшавского договора, а затем начало СВО на Украине и так уже предельно напрягли-консолидировали Евросоюз-США. Равно как и сейчас существует чреватый отчаянными действиями разрыв между слишком быстрой потерей Украиной способности держать линию фронта, а Запада – поддерживать ее оружием и финансами, и неготовностью Вашингтона и Брюсселя сдавать проект "Украина-анти-Россия" не отдельными территориями, а целиком.

Среди множества "красных линий", которые Россия, в понимании Запада, нарисовала для него, и которыми он бесстрашно пробует пренебрегать, существует одна, которую ни в коем случае не должна пересекать сама Россия: нельзя передавливать. Нельзя передавливать как физически - на линии боевого соприкосновения и в части ударов по инфраструктуре, так и политически - с оглашением следующей, после решения задач демилитаризации и денацификации на Украине, Евразийской повестки.

Возможно, событиям следует предоставить менее напряженный и более естественный ход, чтобы уже после зимы Киев и западные столицы сами дозрели до готовности жертвовать не территориями, а самой идеей вступления Украины в НАТО. Тем более, что возвращение Трампа в Белый дом вносит пока неопределенность: будет ли он повышать ставки в войне или сразу возьмет курс на договоренности. В любом случае, по ходу продолжения деиндустриализации Германии и ухода США из Европы сам собой встанет вопрос дальнейшей судьбы Евросоюза и НАТО, возвращения Европы в привычный исторический формат конкуренции нескольких имперских проектов и формирования новых отношений с Россией. Чем и может быть занята повестка дня до конца десятилетия на западных границах Российской Федерации.

Уверенно можно предполагать, что принципиальное видение устройства самой Российской государственности, вписанной в контекст Евразийского экономического и политического союза, и в целом Большой Евразии в пост-однополярном мире в Кремле имеется и поэтапно осуществляется практически. Оглашается же тоже поэтапно – по мере осуществления последовательных шагов.

Казахстан-2029: планы и миражи

Что же касается Казахстана, у нас образ будущего-2029 сформулирован, прежде всего, в программе президента Токаева на досрочных перевыборах в 2022 году, проведенных после подавления попытки государственного переворота, подведшего черту под президентским транзитом, и последующего референдума, вычеркнувшего бывшего Елбасы из Конституции и установившего для президента только один семилетний срок.

Программа, рассчитанная, как сказано в ней, на весь новый срок, провозглашает Новый и Справедливый Казахстан, не конкретизируя, что в нем будет новым и справедливым. Вернее, создавая на этот счет полную двусмысленность. С одной стороны, обещано кардинальное изменение модели развития, построение экономики, основанной на балансе интересов и благополучия граждан, бизнеса, государства, а также эффективном использовании ресурсов страны. С другой, обозначена цель довести накопления Национального фонда до $100 млрд и привлечь еще $150 млрд иностранных инвестиций. Обе эти долларовые планки заведомо недостижимы, однако суть не в арифметике. По существу, это есть едва ли не клятва западным консорциумам, получившим в собственность нефтяные месторождения Казахстана и горнометаллургические комплексы, что та же экспортно-сырьевая модель, основанная на конфиденциальных соглашениях о разделе продукции, внешнем инвестировании и кредитовании сохраняется и никакого ее кардинального изменения не предвидится.

Характерно, что в какой-либо программный документ президентского или правительственного уровня та предвыборная программа не трансформировалась, а главой государства утвержден (после растянутой на полтора года разработки и доработки) "Национальный план развития РК до 2029 года", даже не упоминающий президентских электоральных обещаний и целеполаганий. Вместо этого Национальный план выстроен на другой, поставленной в президентском послании народу 2023 года задаче – удвоения ВВП к 2029 году. Задаче, неосуществимость которой была очевидна уже в момент утверждения плана.

Показательно, что ни в предвыборной президентской программе, ни в Национальном плане не содержится ни слова, даже намека на какую-либо интеграционную перспективу Казахстана, хотя бы просто про участие в ЕАЭС. Более того, немногочисленные тезисы о внешней экономической политике тщательно выверены на предмет обезличенности и "многовекторности".

Второй, нацеленный на перспективу программный документ, утвержденной в том же июле, но на правительственном уровне, - "Национальный инфраструктурный план до 2029 года", демонстрирует то же: тщательное уклонение даже от упоминания интеграционной и вообще Евразийской компоненты. При том, что большая часть инфраструктурной проблематики объективно завязана на внешние коммуникации, а в перечне подлежащих возведению объектов - львиная доля иностранных инвесторов, это обстоятельство аккуратно обходится.

И вторая параллель Инфраструктурного плана с Национальным планом – он еще более нереалистичен. Так, из предусмотренных чуть более сорока триллионов тенге инвестиций, почти сорок отнесены на внебюджетные частные вложения. Возвращаемые через политику "тариф в обмен на инвестиции". Тогда как таких денег в Казахстане нет не только у потребителей услуг энергетики, ЖКХ и транспорта, - их в принципе нет в самой "вывозной" экономической модели. На банковских счетах всех юридических и физических лиц находится всего менее тридцати триллионов тенге, привлечение же внешних инвесторов и кредиторов гарантированно ведет к тарифному коллапсу, вместе с необратимой внешней технологической и долговой зависимостью всей национальной инфраструктуры.

Может быть, утешением для должностных лиц, подписывающих соглашения с иностранными инвесторами и кредиторами, служит понимание, что тарифный и долговой коллапс наступит уже после 2029 года, по мере завершения уже начатых и планируемых инфраструктурных строек. Но вряд ли это есть утешение для страны.

И еще интересная деталь: среди заходящих в Казахстан иностранных инфраструктурных инвесторов, особенно в электроэнергетику и газотранспортную систему, уверенно лидирует Россия, за ней - Китай, и только потом Саудовская Аравия, ОАЭ и Франция. Здесь привычная "многовекторность" обещает стать растянутой только между российско-китайской инфраструктурной зависимостью.