США напрасно воюют с Россией на Украине. Есть проблема посерьезнее

Американская стратегия противостояния с Россией устарела, пишет Asia Times. Нынешняя внешняя политика Штатов находится в заложниках у холодной войны с СССР. Пока Вашингтон тратит ресурсы на Украину, настоящую опасность для него представляет Китай, считает автор статьи.

Александр Казелла (Alexander Casella)

Значимость России - лишь плод воображения Америки, тогда как реальным вызовом века был и будет Китай

Влияние президента Трампа на внешнюю политику Америки еще остается предметом обсуждения, но ради практической выгоды Вашингтону лучше поскорее смириться с новой глобальной средой - которая во многом остается заложницей давно завершившейся холодной войны.

Холодная война была, по сути, двухполюсным противостоянием, в котором Советский Союз стоял против США и союзников. На периферии находился так называемый "Третий мир" - разношерстное сборище слабоуправляемых бывших колоний, нелепых диктатур и несостоявшихся экономик. В этой экосистеме, если не брать в расчет Индию, Китай выделялся как огромная держава, но изолированная и в основном сосредоточенная на внутренних проблемах.

Одной из определяющих черт этого глобального архетипа было то, что Российская империя в своем тогдашнем воплощении под названием Советский Союз представляла собой единый массив суши и простиралась от Камчатки до Эльбы.

Это облегчало Москве задачу по поддержанию порядка на подчиненных территориях. Таким образом, когда венгры или чехи пытались вернуть себе независимость, Москва могла отправить войска на усмирение их бунта без особых логистических усилий.

В отличие от Советского Союза и его преемницы России, Американская империя всегда была глобальным предприятием с далеко идущими проблемами. Для обеспечения своего господства Америке требовались не только иностранные базы, но и крупный флот.

К 1960-м годам между двумя господствующими державами было достигнуто некое равновесие, и стороны подспудно признавали, что у каждой есть своя сфера интересов, которую дóлжно уважать.

Таким образом, Вашингтон не вмешивался, когда те же Венгрия или Чехословакия пытались отделиться от советских хозяев. Но, напротив того, принимал меры, пусть и через местных марионеток, когда Москва пыталась выйти за пределы своей сферы интересов - например, в Афганистане.

В итоге, хотя возобладавшее равновесие и нельзя было назвать доброжелательным, это все же был порядок с негласными правилами и красными линиями, будь то реальными или мнимыми. Хотя распад Советского Союза был сопоставим с гибелью Российской империи, геополитические взаимоотношения двух держав не изменилась.

Россия осталась Россией как континентальная держава, даже после "ампутации" части территории. США же остались глобальным игроком с обширной империей, причем их влияние выходило далеко за рамки военной или экономической сферы.

Однако даже при том, что по военной и экономической мощи Америка не знала себе равных, управлять этим превосходством оказалось, мягко говоря, непросто, а перевести его в существенные достижения оказалось еще труднее.

В первые десятилетия после окончания холодной войны Россия еще стояла на коленях, Китай еще не стал промышленной сверхдержавой, а региональная напряженность на Ближнем Востоке и Тайване была в целом сдержанной. Но история не стоит на месте, и этот порядок долго не продлился.

Сегодня, спустя 35 лет после окончания холодной войны, в раздробленном мире появилось множество соперников. И хотя ни один из них не силен настолько, чтобы бросить США реальный вызов, в совокупности они все сильнее мешают Вашингтону навязывать свою гегемонию.

Выбрать верный курс в холодную войну Вашингтону было относительно просто. Советская система была настолько вопиющим исключением из правил, что все, что нужно было сделать Америке, - это потерпеть, пока СССР не самоуничтожился. Однако эта эпоха закончилась. И после окончания холодной войны наметился новый раскол, который стал заложником как призраков прошлого, так и вызовов туманного будущего.

Россия, Китай, Ближний Восток, воинствующий ислам и БРИКС - вот новые вызовы, с которыми столкнулась гегемония Вашингтона. Хотя у каждого из них своя динамика, не говоря уже о повестках дня, сообща они лишь усугубляют новый раскол. И если у этого раскола было бы всего две опоры, ими бы однозначно стали Россия и Китай.

Россия, по крайней мере, как ее воспринимают США, - это фикция, плод воображения и пережиток холодной войны. Если же беспристрастно взглянуть на показатели, то картинка складывается весьма однозначная.

С точки зрения населения, рождаемости, ВВП, инноваций и промышленного производства Россия едва заметна на карте мира, поэтому вот вопрос без ответа: какой такой уловкой президент Владимир Путин обвел всех вокруг пальца, выдав свою страну (не беря в расчет ее ядерный потенциал) за международного тяжеловеса?

В результате Вашингтон поддерживает опосредованную войну на Украине так, словно ее исход изменит расстановку сил в Европе, тогда как Россия, в качестве крайней меры, закупает беспилотники у таких стран, как Иран.

Китай, вторая опора, был американским пунктиком с момента рождения Народной Республики в 1949 году. В первые 20 лет своего существования китайский режим подвергался жестокому эмбарго, не знавшему аналогов в мире.

Затем последовала нормализация отношений, основанная на двух ложных предпосылках: для США - что это приведет к "смене режима" в Китае, а для лидеров в Пекине - что КНР станет частью международной системы, не выполняя ее правил сполна.

На самом деле, ни одна из сторон не осознала, что их режимы в принципе несовместимы и что им следовало разработать некий новый набор правил для успешного взаимодействия. В результате мы получили непростые отношения, когда Американская империя стремится "сдержать" Китай, а та - утвердить себя в качестве глобального игрока.

То обстоятельство, что экономики этих двух стран частично переплетены, лишь осложняет ситуацию, поскольку ограничительные меры по отношению к противнику запросто могут стать упражнением в членовредительстве.

Продолжающееся противостояние Америки одновременно с Россией и Китаем развивается по собственным правилам, однако оно усложнило Вашингтону демонстрацию силы на Ближнем Востоке. Там США не только запутались в палестинской проблеме, но и вынуждены противостоять воинствующему исламу, воплощенному в современной реинкарнации Персидской империи под названием Иран.

На практике это означает, что Вашингтону придется встать на путь, требующий двух взаимодополняющих моментов. Первое - верно расставить приоритеты, а второе - не столько стоять в авангарде, сколько руководить из центра.

Должно уже стать совершенно очевидно, что Украина не имеет жизненно важного значения для безопасности ни США, ни даже Европы, особенно учитывая плачевное состояние российских вооруженных сил. Таким образом, даже усеченная Украина, которая к тому же не войдет в НАТО, - все же лучше продолжения опосредованной войны. Кроме того, такой исход побудит основные европейские страны серьезнее относиться к своей обороне и ослабит их зависимость от США.

В рамках этой политической экосистемы раздробленность поощряет краткосрочные тактические союзы. Таким образом, и Китай, и Россия отдают себе отчет об опасностях воинствующего ислама, но это не мешает одному из них завозить иранскую нефть, а другому - иранские беспилотники.

В течение следующего века или даже более главным вызовом будет Китай. Проблема выходит далеко за рамки квот, пошлин или эмбарго. Дело в том, как заставить две принципиально несовместимые общественные и производственные системы - западную и имперскую китайскую - не только сосуществовать, но и работать в тандеме ради взаимной выгоды.

Отступление Америки вполне может подтолкнуть Украину и Россию к некоему компромиссу. Разумеется, президент Путин может и не пожелать учитывать два фактора: что у России просто нет средств поглотить всю Украину и что украинский национализм никуда не денется. Но как минимум проблема будет сведена к пароксизмам русско-славянской экосистемы вместо глобального кризиса.

Как администрация Трампа примирится с новой международной обстановкой - пока еще вопрос. Но мы, по крайней мере, можем надеяться, что Вашингтон осознает, что время односторонних действий и шаблонных решений прошло.

Александр Казелла - доктор философии, преподавал, писал для The Times, The New York Times, The Guardian и работал на швейцарском радио и телевидении. В основном пишет о Китае и Вьетнаме. В 1973 году поступил в Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев (УВКБ ООН), где занимал, среди прочего, должности главы Восточноазиатского отдела и директора по Азии и Океании. Был представителем Международного центра по разработке миграционной политики в Женеве.