Арктика - новый фронт "глубинной войны"
20:27 25.02.2025
Арктика - новый фронт "глубинной войны"
Андрей Ильницкий, Член Президиума Совета по внешней и оборонной политике, старший научный сотрудник Военного университета им. князя Александра Невского МО РФ
Олег Яновский, Преподаватель кафедры политической теории МГИМО, член Совета по внешней и оборонной политике
Арктика в современных реалиях все отчетливее становится плацдармом "глубинной войны"1. В отличие от классических межгосударственных конфликтов, сегодня в этом регионе сходятся интересы не только национальных правительств и военных блоков, но и влиятельных глобальных коалиций групп интересов, гибридных сетевых структур, а также связанных с ними военных и разведывательных структур. Их объединяют общие цели: борьба за ресурсы и критические логистические узлы, стремление ограничить или лишить соперника субъектности и обеспечить свое подавляющее превосходство (причем речь идет не только и не столько о формальном контроле территории, сколько о доступе к наиболее критическим технологиям).
По оценкам ряда исследовательских организаций (включая Геологическую службу США), в Арктике может находиться до 22% неразведанных мировых запасов нефти и газа. Кроме того, здесь обнаружены значительные месторождения никеля, кобальта и редкоземельных металлов, необходимых для производства высокотехнологичной электроники, аккумуляторов, перспективных энергетических систем двойного назначения и передовых вооружений. С учетом постоянно растущего спроса на эти ресурсы, особенно в условиях технологического соперничества с Китаем, контроль над арктическими месторождениями становится не просто экономическим приоритетом, но и военно-политической максимой. Таяние льдов, открытие Северного морского пути и Северо-Западного прохода еще больше поднимают ставки: кто сможет подчинить себе транзитные маршруты, тот получит существенные финансовые и геополитические преимущества, способные обеспечить выигрыш в текущем противостоянии.
С точки зрения "глубинной войны" в регионе одновременно разворачивается противостояние на двух уровнях.
Первый - это публичный и во многом медийный слой, в котором участвуют вооруженные силы, официальные политики и крупные военно-политические объединения (НАТО и т. д.)2. Здесь фокус внимания СМИ направлен на военные учения, переброски сил, громкие споры о границах исключительных экономических зон и показательные визиты лидеров (визит Трампа-младшего в Гренландию). Россия, Канада и Дания, например, претендуют на критически важный хребет Ломоносова и иные участки дна Северного Ледовитого океана. Наряду с этим идет наращивание военного присутствия на стратегических точках Арктики. И периодические дипломатические конфликты вокруг архипелага Шпицберген (Свалбард) или Гренландии с усилением медийного шума вокруг региона будут лишь накаляться3.
Второй уровень противостояния более тонкий и скрытый. Здесь ключевую роль играют финансовые, кибернетические и лоббистские инструменты, а также гибридные полуформальные структуры (частные военные компании, разведывательные фирмы, сетевые сообщества специалистов и капитала). Именно на этом уровне крупные силы и глобальные сетевые группы интересов стремятся установить реальный контроль над инфраструктурой и ресурсами. В Арктике это означает конкуренцию за нефтегазовые платформы, маршруты судоходства, редкоземельные месторождения, подводную коммуникационную инфраструктуру, а также за ключевые человеческие и научно-технические ресурсы. Транснациональные корпорации, связанные с добычей и транспортировкой, нередко вступают в альянсы с негосударственными структурами, чтобы эффективнее конкурировать с государственными игроками и ограничивать их возможности.
Особенно показательна здесь роль венчурного капитала, стоящего за Дональдом Трампом4. Для него Арктика - не просто неизведанный край, а важнейший полигон для испытания и внедрения технологий, связанных с космосом, ядерной энергетикой, беспилотными системами, искусственным интеллектом (ИИ) и разработками двойного назначения, но также и место, где его владельцы могут в полной мере проявить свою субъектность как новая глобальная элитная группа. Подобные разработки затрагивают оборонную сферу, включая новую волну гонки вооружений в рамках "Манхэттенского проекта 2.0"5, где ключевым объектом инвестиций становится ИИ и все, что связано с его военным потенциалом, способным дать решающее конкурентное преимущество в противостоянии с Китаем и Россией.
Арктические условия - крайне низкие температуры, удаленность и сложная логистика - предоставляют идеальную среду для проверки автономных дронов, новых видов энергетики, роботизированных комплексов и навигационных систем на базе искусственного интеллекта. Если эти проекты окажутся успешны в настолько экстремальном климате, они получат высокие рейтинги технологического превосходства, а также откроют путь к масштабным военным и космическим программам.
Шпицберген (Свалбард), находящийся под суверенитетом Норвегии, но регулируемый Свалбардским трактатом 1920 года, все чаще воспринимается в качестве ключевой локации в рамках данной "глубинной" активности. Архипелаг имеет демилитаризованный статус, но при этом страны - участницы трактата обладают правом на экономическую деятельность. В условиях новой технологической конкуренции доступ к его шельфу означает потенциал для добычи редкоземельных металлов, контроль за северными морскими маршрутами и критической подводной инфраструктурой. Одновременно на Шпицбергене может устанавливаться формально гражданская, а фактически двойного назначения инфраструктура: лаборатории для испытания беспилотных систем, технологий связи и ИИ-платформ, способных работать в экстремальных условиях6.
Гренландия, где находятся значительные запасы редкоземельных металлов, также попадает в сферу приоритетных интересов венчурных фондов и тесно связанных с ними технологических корпораций. Идеи "покупки" Гренландии или даже предполагаемого "присоединения" Канады в качестве "51-го штата" уже не выглядят столь экзотично, если рассматривать их в контексте долгосрочной стратегии по радикальному расширению ресурсной базы и созданию "технического заповедника", где можно развернуть ядерные реакторы нового поколения, испытательные площадки для космических и военных проектов, а также секретные комплексы, поддерживающие разработку ИИ7. Получив контроль над подобными территориями (даже в виде лизинга, концессии, особых соглашений или в форме создания "сетевого государства"), крупные инвесторы фактически приобретают ключи к дальнейшей технологической гонке и энергетической стабильности глобального уровня.
При этом многие медийные источники, обсуждая идею "51-го штата", подчеркивают, что подобный сценарий дал бы США прямой доступ к обширным канадским арктическим территориям и Северо-Западному проходу. В рамках такой логики единая инфраструктура и военное сотрудничество с Канадой усилили бы способность Вашингтона действовать в высоких широтах, фактически позволяя монополизировать господство на важнейших маршрутах и ресурсных зонах Арктики. Сторонники этой идеи предполагают, что именно так США смогли бы установить более плотный контроль над полярными водами и заработать дополнительные очки в конкурентной борьбе с другими державами.
Предложение о включении Канады и Гренландии неслучайны: Канада обладает значительным гидроэнергетическим потенциалом, а Гренландия - богатыми запасами полезных ископаемых, в том числе редкоземельных металлов. Такое сочетание могло бы вывести США в лидеры по энергетическим и сырьевым возможностям, что особенно актуально в условиях роста технологического соперничества и грядущей "битвы за Арктику" - регион, который уже рассматривается в качестве будущей геостратегической платформы.
Так, выступление одного из ключевых лоббистов Кремниевой долины в Пентагоне и силовых структурах США, состоявшееся летом 2024 года в Стэнфордском университете, во многом отражает политику "энергетического доминирования", продвигаемую командой Трампа - Вэнса. Его тезис прост: электричество становится дефицитным ресурсом. Следовательно сближение с Канадой - один из приоритетов, поскольку именно там доступны масштабные объемы гидроэнергетики. Второй вариант - добиться финансирования от стран Ближнего Востока, обеспечив поставки дешевых углеводородов8.
Такое заявление ярко демонстрирует давно озвученную Дональдом Трампом идею превращения США в "энергетическую сверхдержаву", где электричества хватит и для биткоинмайнеров, и для высоконагруженных вычислительных систем на базе искусственного интеллекта. В этой логике неудивительны и внешне "напористые" инициативы Трампа: от присоединения Канады в качестве нового штата до включения в состав США ресурсно богатой Гренландии и контроля над Панамским каналом. Подобный подход объясняется стремлением получить полный набор "ресурс + логистика", критически необходимый для долгосрочного усиления позиций Вашингтона.
Нельзя забывать и о вложениях Китая в развитие Панамского канала. Если США сумеют включить Панаму (или, как минимум, взять под контроль ее логистику) в собственную геополитическую схему, это станет серьезным вызовом не только для Пекина, но и для Москвы. Усиление американского влияния на пространстве от Антарктиды до Арктики означает, что команда Трампа - Вэнса будет стремиться максимизировать свой контроль над ключевыми коммуникационными узлами, последовательно "выдавливая" конкурентов с американского континента.
Все это указывает на цель "имперцев" Трампа - Вэнса: создание единого "американского субконтинента" - от южных морей до высоких широт - под полным патронажем Вашингтона, что ставит под удар не только интересы Китая, но и России.
Таким образом, Арктика превращается не просто в арену классического соперничества за нефть, газ и территории, но и в поле, где фактически решается судьба будущих военных и космических технологий, которые могут стать определяющими в гонке вооружений нового поколения. Для США (особенно для групп влияния, стоящих за Дональдом Трампом) закрепление в этом регионе означает возможность использовать экстремальные условия для тестирования передовых решений, а также контролировать жизненно важные торговые пути, потенциально влияющие на глобальное противостояние с Китаем и Россией.
При этом для России Арктика давно стала одним из ключевых факторов сохранения суверенитета и экономического роста. Российский арктический шельф содержит значительные запасы углеводородов, а Северный морской путь способен выступать стратегической магистралью для экспорта и международного транзита. Сохранение военного баланса в регионе, укрепление инфраструктуры (включая ледокольный флот и разведку новых месторождений) напрямую влияют на безопасность и дальнейшее развитие страны. Не менее важным кажется и создание собственного рынка высоких прорывных технологий (в том числе и двойного назначения) для Арктики, а также привлечение высокорисковых технологических инвестиций в регион. Вопросы освоения Арктики оказываются не просто хозяйственными или политическими, но затрагивают технологический суверенитет и место России в глобальном раскладе сил.
В итоге мы видим, что Арктика становится одним из крупнейших полигонов "глубинной войны", где главными игроками могут выступать не только государства, но и сетевые консорциумы венчурных, промышленных, квазивоенных и разведывательных структур. Они способны вести точечные операции на скрытом уровне, воздействуя на логистику, кибербезопасность, энергосети, человеческие ресурсы и финансовые потоки. Цель каждого из участников - подорвать потенциал конкурентов и обеспечить себе монополию на критические ресурсы и технологии в будущем. В такой обстановке государственные границы и военные альянсы становятся лишь одним из элементов общей игры, поскольку основная борьба идет за новые системы вооружений, передовые научные исследования и ключевые инфраструктурные узлы, которые будут определять расклад сил в будущем мировом порядке. Иными словами, успехи в освоении Арктики и ее ресурсов сегодня могут дать конкурентное преимущество, способное повлиять на общий исход противостояния в ближайшем будущем.
|
