Басмачи как прокси-войска Британской империи

Ермек Ниязов
13.05.2025

Игра теней на южных рубежах Советской России

"Если мы не будем влиять на события в Средней Азии, события в Средней Азии начнут влиять на нас", - так в 1919 году выразился один из британских политиков, участвовавших в обсуждении стратегии на южном фланге постимперской России. Эти слова как нельзя лучше характеризуют отношение Британской империи к басмаческому движению - вооруженному сопротивлению, вспыхнувшему на территории бывшего Туркестана после прихода Советской власти.

После Февральской и Октябрьской революций 1917 года большевистское правительство фактически унаследовало обширный, но слабо контролируемый регион - Туркестан. Революционные потрясения, ликвидация Хивинского и Бухарского ханств и приход новых порядков вызвали ожесточенную реакцию у части местной элиты, прежде всего духовенства и племенных лидеров.

Так зародилось басмаческое движение - от слова basmach, буквально "налетчик", позже переосмысленного как борец за свободу. Оно опиралось на исламскую риторику и лозунги джихада против "неверных большевиков", но, как заметил Михаил Фрунзе: "Идеология басмачества кочует между феодальной реакцией, национализмом и прямой агентурной работой английских консулов".

В годы Гражданской войны Россия ослабла, и британская разведка увидела в Средней Азии не только буфер, но и плацдарм. Как писал историк Александр Шишов, "в 1918–1922 годах британская миссия в Мешхеде [Персия] координировала контакты с антисоветскими элементами в Туркестане и Бухаре, используя пути контрабанды оружия через Афганистан".

Главной фигурой, олицетворявшей вмешательство, стал Энвер-паша, бывший османский военный министр. В 1921 году он прибыл в Бухару под покровительством афганского эмира и при негласной поддержке британской миссии в Кабуле. Как писал советский разведчик Яков Блюмкин в донесении, "Энвер открыто заявляет, что ведет борьбу не только с Советами, но и за создание великого тюркского халифата при поддержке англичан".

Оружие, золото и поддержка

По данным архивов ОГПУ, через Афганистан и Персию к басмачам регулярно попадали винтовки системы Ли-Энфилд, патроны, а также британское золото. Один из докладов военного разведчика Литвинова от 1922 года сообщал: "Начиная с весны, через афганские перевалы на территорию Бухары поступает в среднем 4 каравана в месяц с оружием и боеприпасами английского производства".

В Кабуле и Кандагаре действовали представители британской разведки, снабжавшие басмачей и координировавшие их действия.

Противоречие между идеологией и выгодой

С одной стороны, Лондон дистанцировался от антисоветской риторики басмачей, называя ее "локальной реакцией на радикальные реформы", но на практике поддерживал ее логистически и политически. Газета The Times в 1920 году прямо писала: "Нам не следует допустить большевистского влияния у границ Индии, даже если для этого придется иметь дело с силами, далекими от идеалов демократии".

В реальности же басмачи, как политическая сила, были разрозненны, не имели единого командования и часто становились пешками в игре интересов. С потерей поддержки со стороны Афганистана в середине 1920-х годов движение быстро пошло на спад. "Как только мы перекрыли тыл, - писал Фрунзе, - басмачество обернулось мародерством и исчезло с карты истории".

Советская историография однозначно оценивала басмачей как "бандитов и пособников империализма". Сегодня это движение иногда представляется как национально-освободительное. Однако невозможно игнорировать тот факт, что его военная жизнеспособность в значительной степени зависела от внешней поддержки - в первую очередь британской.

Таким образом, басмачи - это ранний и яркий пример использования прокси-войск в борьбе за геополитическое влияние. Под маской освободителей скрывались интересы глобальных игроков, для которых судьба региона была лишь элементом стратегической игры.