Сделать джинсы снова великими уже не получится

Джозеф Най подвел под идею "мягкой силы" прочную теоретическую базу, он увидел ее мощное разрушительное действие на геополитических противников, и он же увидел, как большая американская мечта превратилась в скромный план просто поддержать собственное физическое существование.

Ольга Андреева
журналист
13 мая 2025

Недавно умер знаменитый американский политолог, создатель современной неолиберальной геополитики Джозеф Най. Именно ему принадлежит идея так называемой мягкой силы, которая может привлекать сторонников по всему миру без насильственного принуждения, но исключительно "по любви".

Мысль Ная предполагала, что сама культура, ценности и традиции страны, претендующей на лидерство, в данном случае США, могут и должны стать настолько дороги мировому сообществу, что разделить их или хотя бы частично к ним приобщиться будет искренне желать население даже тех стран, которые формально являются геополитическими противниками. Это стремление может стать таким сильным, что все попытки властей настроить собственные общества против США будут просто обнулены очевидной популярностью их культуры.

В течение нескольких десятилетий именно эта мягкая сила обеспечивала США множество сторонников. В том числе и в России. Голливуд трудолюбиво создавал прекрасный образ мужественного американского парня, которому подвластны любые подвиги. А еще он остроумен, элегантно небрежен, пользуется бешеной популярностью у женщин и носит такие джинсы, которые не сошьет ни одна фабрика "Большевичка". В одном пакете с этими джинсами шли демократия и свобода – в американском понимании, конечно. И это работало.

Несколько лет назад я говорила с одним английским режиссером-документалистом, снявшим фильм о романе турецкого классика Орхана Памука "Музей невинности". Режиссер говорил о чувстве глубокого провинциализма и окраины цивилизации, которое пронизывало турецкое общество в 70-80-х годах прошлого века.

Внезапно этот немолодой уже человек начал рассказывать о своем собственном детстве в маленьком английском городке примерно в то же время. И вдруг в его словах зазвучала неподдельная тоска, которую так редко услышишь во время дежурного интервью. Он говорил о жизни, которая проходила мимо, о красивых женщинах, которые жили в другой вселенной, и подлинных смыслах и целях, которые тоже обошли его родной городок стороной. Образ этой настоящей осмысленной жизни мальчику из английской глубинки поставлял Голливуд.

Но голливудское кино показывали не только в Англии. Тоска по настоящей жизни оказалась общей и для английского режиссера, и для турецкого классика. Тогда я подумала, что для многих советских молодых людей 50 лет назад эта тоска была знакома в той же степени. К компании Памука и английского режиссера можно легко добавить советского жителя, например, Калуги, который был уверен, что его маленький, плохо освещенный и давно не ремонтированный город стоит на краю земли, а настоящая большая жизнь происходит где-то там, в фантастически современном Нью-Йорке, где молодые люди в джинсах небрежно хлопают за собой дверцами "Форд-Мустангов" и "Шевроле-Корветов".

Бедный молодой калужанин стыдливо думал, что он в мире такой один и судьба обделила только его. Но мой разговор с англичанином и роман Памука обнаружили существование огромного интернационала отверженных, отлученных от большой жизни, который существовал всю вторую половину прошлого века.

Оказалось, что плохо освещенные и недостаточно ухоженные городки располагались не только в СССР, но и по всему миру. Хуже того, через 50 лет выяснилось, что тотальный комплекс неполноценности был искусственно создан усилиями американской пропаганды, что та самая знаменитая американская мечта и, шире, западный образ жизни был так же недоступен на Западе, как и в СССР, как и на Востоке.

Более того, если внимательно смотреть то же самое американское кино, становится понятно, что такие же неопрятные городки существовали и в самом центре культурного мироздания, то есть в США. И там была та же пыль, та же тишина на улицах, и там молодые люди, даже одетые в джинсы, мечтали о большой жизни, как и наш калужанин.

Чудесным образом мысль о приобщении к этой большой жизни редко связывалась с русской пословицей "где родился, там и пригодился". Для подлинной самореализации надо было ехать за тридевять земель, желательно прочь с родины, туда, где ярко светила реклама и окна небоскребов заменяли луну. И это было общее чувство, которое объединяло весь внеамериканский и даже собственно американский мир.

Нетрудно догадаться, что именно это желание войти в число приобщенных к благам цивилизации стало главным двигателем постсоветской революции 1991 года. И тот факт, что Турция, Англия и все остальные обошлись без сильных социальных потрясений, не умаляет величие обуревавшей общества этих стран мечты.

Образ настоящей жизни, которая могла проистекать только в таком американизированном варианте, только с таким набором ценностей и только в таком неолиберальном политическом контексте, создавался не победами американской армии – тут Пентагону похвастаться было нечем, – а усилиями тысяч и тысяч американских творцов и разнообразных стратегов, которые, возможно, и не подозревали, что делали. Так или иначе, все это стало частью той самой мягкой силы. Результаты ее действия поражают. Джозеф Най мог без колебаний отнести на свой счет и распад Варшавского блока, и гибель СССР, и формирование антиправительственных оппозиций на Востоке и в Азии.

Но вот прошло 30 лет, и стареющий Най, а с ним и весь мир смог воочию убедиться, что яд мягкой силы оказался не вечен. Все страны, включая Россию, решившиеся пойти за американкой мечтой, оказались на грани полного разрушения и потери суверенности. Только мучительные усилия властей, а также осознавших порочность иллюзий национальных творцов, смогли противостоять безумию интернационала отверженных. Более того, сама американская мечта претерпела значительные изменения.

Не так давно премию "Оскар" в номинации "Лучший фильм" получила работа Хлои Чжао "Земля кочевников", где универсальный американский парень в джинсах и на крутой тачке, чуть ли не полвека воплощавший для всего мира идеалы Америки, превратился в нищую пожилую женщину, лишенную дома, работы, семьи. Ее американская мечта реализовалась в стареньком фургончике, в котором она путешествует по стране от одной случайной подработки к другой. Фильм настойчиво пытается доказать, что эта женщина все равно счастлива. Но вряд ли современный парнишка из Калуги решит бросить все и последовать ее примеру. Этот фильм, хотели того авторы или нет, стал финальной точкой в длительной деградации американской мечты. Кстати, и сама Калуга за прошедшие полвека успела измениться. Сейчас это красивый современный город с отличным интернетом и прочими технологическими чудесами, которыми может похвастаться далеко не каждый город США.

Смерть Ная в этой истории взлета и падения мягкой американской силы оказалась весьма символична. Он подвел под нее прочную теоретическую базу, он увидел ее мощное разрушительное действие на геополитических противников, и он же увидел, как большая американская мечта превратилась в скромный план просто поддержать собственное физическое существование. Судя по видео из современных мегаполисов США, полных наркоманов и бандитов, реализовать этот план удается далеко не всем. Похоже, после смерти Ная Трамп остался единственным человеком в мире, который помнит, каким политическим ресурсом обладали джинсы. Но сделать их снова великими теперь уже будет куда сложнее.