Тень диаспоры. Главный страх азербайджанского режима

Ермек Ниязов
03.07.2025

Экономическая стагнация и вызовы транзитной идентичности в Азербайджане

Азербайджан - одна из немногих постсоветских стран, унаследовавших от СССР одновременно и ресурсную ренту, и инфраструктурный задел для модернизации. Уникальное географическое положение, богатые запасы нефти и газа, климатические условия, а также советское наследие в виде метро, научных институтов, высшего образования и промышленности делали страну привлекательным кейсом для устойчивого роста.

Однако спустя более чем три десятилетия после обретения независимости, реальность остается значительно менее оптимистичной. По данным МВФ, в 2024 году ВВП на душу населения составил 7,277 доллара США, а по паритету покупательной способности - 15,045 доллара США. Это почти в 2,5 раза ниже, чем у Казахстана (18,100 долларов) и даже ниже, чем у Грузии (8,200 долларов), при том что последняя не располагает сопоставимыми ресурсами.

Экономика по-прежнему критически зависит от углеводородов, на долю которых приходится до 95% экспорта. Попытки диверсификации, аграрного и индустриального развития пока не приносят ощутимых результатов. Минимальная зарплата в стране - около 235 долларов, средняя - 638 долларов. Расходы на здравоохранение составляют всего 2,8% ВВП, тогда как ВОЗ рекомендует не менее 5%. Стоимость высшего образования - около 900 долларов за семестр, что делает его недоступным для значительной части населения. Официальная безработица - 5%, но реальные оценки доходят до 15–20%.

В этих условиях национальный нарратив о "первом за 200 лет сильном государстве" оказывается в противоречии с повседневным опытом граждан. Экономическая и социальная стагнация производит эффект долгосрочного отчуждения - особенно среди молодежи, мигрантов и предпринимательского класса.

Наиболее зримым симптомом внутренних проблем является масштабный отток населения. По различным оценкам, до 30% граждан Азербайджана живут за пределами страны - временно или постоянно. Это более 2,5–3 миллионов человек, включая предпринимателей, студентов, трудовых мигрантов и представителей интеллектуальных профессий. Сам выбор массового выезда - это форма неформального вотума недоверия существующему политико-экономическому устройству.

Республика де-факто столкнулась с тем, что значительная часть ее демографического и человеческого капитала предпочитает реализовываться вне ее границ. Это не только подрывает внутренний рынок труда, но и формирует альтернативный пласт идентичности - внешний по отношению к государству и его официальной идеологии. Азербайджан становится страной, откуда уезжают не из-за войны, а из-за системной неэффективности.

На этом фоне особенно симптоматичным стал инцидент конца июня 2025 года: полицейская операция в Екатеринбурге, направленная против преступной группировки, участниками которой, по данным следствия, были лица азербайджанского происхождения. Хотя акция была заявлена как сугубо правовая мера, общественная и медийная реакция в России быстро приобрела этнополитическую окраску. В медиапространстве возникла волна обобщений и стереотипов, касающихся кавказских и в целом "нерусских" диаспор.

Почти сразу после этого в Азербайджане были зафиксированы инциденты давления на этнических русских, преимущественно на "новую русскую волну" - айтишников, специалистов, студентов, релокантов, переселившихся после 2022 года. Эти люди, зачастую критиковавшие политику Кремля, дистанцировавшиеся от власти и даже отказавшиеся от гражданства, были восприняты сквозь призму коллективной идентичности. Индивидуальный статус оказался незначим на фоне символического образа России как оппонента.

Этот эпизод показал: идентичность на постсоветском пространстве не отменяется декларациями и переездами. Она по-прежнему "считывается" по акценту, внешности, привычкам и представлениям. В условиях, когда этничность и государственность остаются переплетенными в массовом сознании, даже локальный инцидент может перерасти в транснациональный конфликт восприятия. Государства региона, включая Азербайджан, действуют в условиях ограниченного нейтралитета, и любой кризис - будь то миграционный, этнический или политический - легко выходит за границы внутреннего регулирования.

На этом фоне особую значимость приобретает азербайджанская диаспора, особенно в России. Она является одной из крупнейших этнических групп вне страны - по разным оценкам, до 3 миллионов человек. Эти общины играют важную роль в экономике, в логистике, в теневых финансовых операциях, в неформальном посредничестве. До последнего времени они сохраняли лояльность к Баку - если не политическую, то, по крайней мере, эмоционально-культурную.

Однако эта лояльность не безусловна и не вечна. В разговорах с представителями диаспоры все чаще звучит обеспокоенность действиями официального Баку, особенно на фоне ужесточающейся антироссийской риторики. Как подчеркивают участники диаспоры:

"Главный страх правящего режима - не армяне, не иранцы и не оппозиция в Баку, а возможное возвращение своих же людей из Москвы, Санкт-Петербурга и других российских центров. В отличие от внутренней оппозиции, диаспора обладает капиталом, внешними связями и - главное - отсутствием страха. У многих уже "все есть", и они не зависят от милости или репрессий со стороны государства".

Если даже 500 тысяч граждан, вернувшихся из-за границы, обретут политическую субъектность, особенно на фоне ухудшающихся отношений с Москвой - это может серьезно расшатать режим наследственной власти. Диаспора - это не просто внешняя группа, а носитель альтернативной модели социального успеха, иной политической культуры и иных представлений о легитимности.

Современный Азербайджан сталкивается с тройной уязвимостью:

1. экономической - зависимость от нефти и хроническое отставание от региона;
2. демографической - отток до трети населения и вымывание активного класса;
3. политической - риск утраты контроля над внешней диаспорой, обладающей ресурсами и субъектностью.

Пока эта система сохраняет видимую устойчивость за счет вертикали власти, военной мобилизации и ресурсной ренты. Но внешняя турбулентность, недовольство диаспоры или ухудшение отношений с Россией могут превратить управляемую стагнацию в ситуацию стремительной потери контроля.

Если модернизационный проект останется ограничен инфраструктурой и репрессиями - без реформ, инклюзивных институтов и диалога с собственным народом - страна рискует столкнуться с внутренней трансформацией, инициированной не изнутри, а со стороны тех, кто когда-то уехал.

Ермек Ниязов

МАТЕРИАЛЫ ПО ТЕМЕ:
Перекрытие Ормузского пролива: Иран сделал первый шаг
Эрозия Израиля: блицкриг не удался, что дальше?
Тюркский фактор в ирано-израильском конфликте