Арслан ТУКСОН,
кандидат философских наук

Идея собственной государственности на протяжении многих веков зрела в глубинных недрах национального самосознания и всегда сопровождала чаяния и надежды народа. С Октябрьской революцией и установлением советской власти Узбекистан самоопределился в качестве союзной республики в составе СССР. Однако конституционное декларирование им своего суверенитета на деле оказалось фикцией.

Об этом неоднократно заявляли в своих трудах зарубежные исследователи. Так называемые "советологи и буржуазные фальсификаторы" истории развития Узбекистана советского периода оценивали фактическое положение республики как образование с усеченными и ограниченными правами и возможностями. Один из них, Имтиях Хан писал: "Могут ли надеяться среднеазиатские мусульмане основать когда-нибудь свое собственное национальное государство? Это чрезвычайно сомнительно, поскольку этот район является составной частью советской империи, экономика которой не может обойтись без этих регионов". Дж. Уиллер называл среднеазиатские республики "синтетическими" национальными государствами с "искусственно навязанными границами и правами фиктивного суверенитета", а Баймирза Хаит - "псевдо-национальными государствами". По Г.Бекантесу "величавый статус союзной республики - больше видимость, чем действительность".

Трезво оценивая реалии этой ситуации, вольно или невольно, признавали и партийно-государственные деятели республики. Так, Акмаль Икрамов говорил, что в Туркестане в период Советской власти никаких изменений по сравнению с колониальным периодом не произошло, только вывеска изменилась, Туркестан остался прежним, таким же, каким был при царе. Разоблачения подобного "инсинуаций и домыслов нашли отражение в ряде монографических трудах обществоведов республики. И не вина авторов в этом, так как в то время "к истине относились с точки зрения общеизвестной господствующей идеологии... Чтобы вырваться из тисков стереотипов, которые душили живую мысль, прогресс, требовалось большое мужество". Судьба же тех, кто пытался поднять проблему или поставить вопрос о реализации истинного государственного суверенитета, общеизвестна: в сталинский период их идеи объявлялись контрреволюционными, опасными и вредными, а они сами причислялись "к буржуазным националистам и национал-уклонистам", что автоматически вело к их физическому уничтожению.

И лишь с демократизацией и деидеологизацией научного пространства ученые Узбекистана получили возможность открыто информировать общественность о реальном положении республики внутри тоталитарного государства и дать научно обоснованную характеристику ее действительной суверенности. В обобщенном виде это мнение было высказано Президентом Республики Узбекистан Исламом Каримовым, который отмечал, что "несмотря на все напыщенно высокопарные и красивые лозунги, Советский союз был по своей сути колониальной державой. Советская социалистическая государственность попросту была навязана нашему народу".

Однако в новых исторических условиях нападки оппонентов на республику не уменьшились, хотя теперь в качестве акцентов их внимания берутся другие аспекты и ракурсы самостоятельного выбора Узбекистана. Прошедшие года независимости показывают, что в научно-публицистической печати зарубежья наметился иного содержания и направленности крен в критико-негативном взгляде и подходе на ее суверенность - национальную государственность. Так, некоторые авторы в ряде изданиях высказывают сомнения по поводу жизнеспособности новых национальных государств, возникших и самоопределившихся после распада Союза. Некто И.Валлерстайн утверждает, что молодые национальные государства фатально опоздали в выходе на самостоятельный путь развития. Подобного рода суждения и обобщения несут в себе далеко идущие целевые политические и идеологические установки. В сущности, все эти заявления и прорицания нездоровый и недоброжелательный интерес сводится, во-первых, декларации несостоятельности республики самостоятельно обеспечить собственный суверенитет.

Как отмечает И.А.Каримов, в сопредельных и других государствах "есть еще силы, которые не хотят появления в мировом политическом и экономическом пространстве мощного Узбекистана". Во-вторых, в принижении потенциальных способностей народа или уровня демократической зрелости и подготовленности нации к созданию своего государства, в-третьих, в оказании морального и психологического давления и воздействия на население, возбуждения в них чувства сомнения и неуверенности в выборе независимого развития, опорочить в глазах общественности модель государственного и общественного устройства.

Вследствие этого, объективно возникает необходимость, с одной стороны, научно обоснованно опровергнуть муссируемые искусственно создаваемые и настойчиво нагнетаемые измышлений, а с другой, на качественно новой теоретико-методологической базе дать адекватные реальной действительности выводы и обобщения о характере, содержания и структуре избранной модели. Безусловно, что мотивацию потребностей нельзя сузить до указанного перечня, и тем самым умалить в целом значимость проблемы. Исследуемые нами вопросы теории общественно-политического строя и национальной государственности включают в себя более широкий спектр аспектов, так как диапазон притязаний оппонентов выходит далеко за рамки определения независимости и суверенитета Узбекистана.

Народы Узбекистана за свою многовековую историю испытали на себе действие двух реформ государственность монархии (ханская, эмирская) с восточным типом деспотии и республику (советскую) с партийной диктатурой и тоталитарным режимом. Естественно, что и их общественное сознание и общественная практика не сталкивалась с истинными демократическими принципами и идеалами общественно-политической организации государства и сформировать соответствующие им стереотипы мышления и представлений. Но это ни в коей мере не означает, что населению республики издревле были чужды свободолюбивые устремления и чаяния: дооктябрьский период свидетельствует, что в ее среде зарождались элементы политического сознания и политической культуры, выходящие за рамки консервативного менталитета.

И в советское время эти надежды находили свой выход в различных формах проявлений - в выступления партийно-государственных деятелей республики, в научных и публицистических статьях, в высказываниях представителей творческой интеллигенции. В первые десятилетия XX века джадиды и просветители в той или иной мере пытались привнести в жизнь европейский взгляд на политическую систему общества, гармонизировать в одной плоскости авторитарное устройство государства с цивилизованными демократическими формами участия народа в управлении. При этом упор делался на сочетании уважительного отношения к сильной власти, законопослушания и свободе проявления политических интересов людей. С распространением в регионе социал-демократических, марксистских и большевикских идей об общественно-политическом строе начался процесс навязывания общественному мнению идеи весьма далекой от восточно-азиатского менталитета. Как считает М.Арипов, теоретически верная ленинская идея о двух тенденциях нации, их самоопределении через создание собственной государственности и сближения путем экономической интеграции, приемлемая для стран Западной Европы, была искусственно, насильственным методом, реализована в отношении народов Российской империи, находящихся на различных стадиях развития - от родоплеменной феодальной до капиталистической. На основе своих рассуждений он делает и соответствующий обобщающий вывод, согласно которому "искусственно созданные "независимые республики" по внешнему признаку были этнонациональными, то есть они созданы по принципу - один народ, одно государство, фактически они представляли собой многонациональные регионы огромного унитарного государства и были лишены основных атрибутов государственной независимости".

Безусловно, что не со всеми изложениями в данном высказывании теоретическими выкладками можно согласиться, а некоторые позиции методологического плана имеют спорный характер. И все же очевидно то, что автор, исходя из своего образа мышления и представлений, пытается осмыслить результаты и последствия вхождения республики в состав СССР. Для нас весьма важно и ценно, опираясь на указанные моменты, определить возможность и вариантность иного исхода в развитии национальной государственности, имевшей у узбекского народа шанс в выборе политического строя. Изучение данного аспекта с точки зрения послеоктябрьской исторической действительности и реальной ситуации показывает, что теоретическая действительность в реальной ситуации показывает, что теоретическая мысль, и, прежде всего, представителей революционных преобразований из числа коренных национальностей, опиралась на иную фундаментальную основу государственного строительства.

В противовес идеи советского строя и социалистического государства с неизбежной диктатурой пролетариата, унитарным режимами централизованным управлением, предлагалась концепция неделимости среднеазиатского региона на самостоятельные государственные образования по национальному признаку. Например, Т.Рыскулов выдвигал идею образования единой Тюркской советской республики с объединением в ее составе территорий всех народов, говорящих на тюркском языке. Примерно подобной же мысли придерживался и М.Султан-Галеев, который был сторонником создания туранского государства как народно-демократической республики, вхождение в нее Узбекистана, Туркмении, Таджикистана, Киргизии как равноправных в федерацию единиц. Этим самым основным этносам региона отказывалось в праве национального государственного самоопределения. В то же время в предложениях предусматривалось не самостоятельное существование республик, а их образование в составе федерации со всеми атрибутами советской государственной системы.

И последнее, в основе такого рода государственного образования лежала идея реализации этноязыковой и территориальной целостности народов региона. Принцип строения - один тюркский народ и одно тюркское государство не имело под собой реальной базы "создать государство по этническому или расовому признаку теоретически и практически невозможно. В мире существуют свыше 2 тысяч различных этнических групп, более 320 из них имеют численность свыше миллиона человек, а суверенных государств всего (с учетом бывших советских республик, признанных ООН) менее 200. Из каждых четырех государств в мире в трех проживают национальности, составляющие менее четверти населения. Стопроцентно одно-национальных государств нет вообще, а этатним и этноним не совпадает в 40 процентов стран мира.

Известный в 20-е годы пантюркист Ханафи Музаффар считал, что в эпоху империалистической и пролетарской диктатуры важна идея объединения туранских народов в единое государство. Он писал, что взамен "диктатуры над миром одного класса европейской общественности выдвигается концепция о том, что материальные предпосылки социального переустройства человечества могут быть созданы лишь установлением диктатуры колоний и полуколоний над метрополиями". Иначе говоря, представителями "националистических теорий государственности" декларировался восточный тип общественно-политического устройства общества, коренным образом отличающимся от европейского, основанного на классовом подходе и строении государства, тогда как теоретические взгляды Т.Рыскулова, М.Султан-Галеевая, и других - базировались на этносоциалном родстве. Вышеназванный М.Арипов считает, что "было бы совершенно абсурдным говорить о предоставлении каждой этнической группе населения права на самоопределение и создание своей государственности. Ибо все население с его сложным этническим составом представляет собой единую нацию, которая выступает своеобразным этносоциальным организмом и служит основой для легитимизации государственности". По нашему мнению, между изложенными различными концепциями нет каких-либо серьезных и существенных противоречий. Если пантюркисты образование самостоятельного государства связывают с наличием близких этнических групп, то второй свою концепцию государственности строит на трансформации понятия нации и этнического многообразия в согражданство и социальное сообщество народов или этнических групп, составляющих единое государство.

Надо сказать, что в основе теоретических заблуждений тех и других лежит неверность выбора методологического механизма в подходе к вопросам общественно-государственного строительства. Поэтому и И.А.Каримов поднятую им проблему создания в центрально-азиатском регионе священного великого Туркестана на базе идеи единого экономического духовного и политического пространства и среды, исторической близости народов не связывает с образованием на данной территории единого и целостного политико-государственного образования даже в рамках федеративного строения. На наш взгляд, он больше всего склонен к реализации идеи обеспечения духовного и социального единения и консолидации народов центрально-азиатских государств, имеющих родственное и региональное единство. Другими словами, в предложении И.А.Каримова мало чего общего с идеями создания Тюркской республики и Туранского государства. Безусловно, формирование такого рода нравственно-духовного и социально-культурного образования нельзя рассматривать как попытку противопоставления идеи создания славянского союза государств, прибалтийских республик или евразийского объединения, отмежевания от сообщества независимых государств.

В сущности - это конструктивная концепция о возможности и объективности самоутверждения независимых государств региона в качестве элементов единого геополитического и геоэкономического пространства с отличительными чертами, признаками, свойствами государственного самоопределения и своеобразно-специфическими особенностями общественно-политического устройства системы организации и управления социально-экономическими процессами, отраженной в формуле: один большой дом, одно великое хозяйство, одна великая семья. Это, по сути дела, принципиально новая трактовка и интерпретация межрегионального государственного развития, формирования качественно новых связей и отношений между народами и их социальное единство. В то же время такую оценку и характеристику декларируемого регионального сообщества можно рассматривать и как новацию с точки зрения независимости и суверенности каждого из субъектов этого объединения. Теория государства, общественного устройства, политической системы Узбекистана находится на стадии разработки, становления и осмысления. Следует подчеркнуть, что республика одна из первых объявила о своей независимости и суверенности каждого из субъектов этого собеседника.

Теория государства, общественного устройства, политической системы Узбекистана находится на стадии разработки, становления и осмысления. Следует подчеркнуть, что республика одна из первых объявила о своей независимости, установила президентское правление, приняла конституцию. Эти действия в условиях быстрого демонтажа СССР нельзя классифицировать как поспешные или непродуманные, или спонтанные. На начальных этапах качественного обновления общества и реформирования прежней государственной системы их можно оценивать как механизмы, упреждающих перспективы разгула стихийности, обеспечивающих правовую защиту государственности на международной арене.

Более того, принятые по указанным моментам законодательные документы и акты заложили фундаментальную основу в определении Узбекистаном собственного пути государственно-политического развития. Теоретико-методологические его аспекты нашли отражение в выступлениях Ислама Каримова. В одном из них он заявил, что "вообще я всегда против каких-то формулировок, которые бы определяли суть политического и экономического устройства государства. То есть я убежден, что никогда не было чистого социализма и чистого капитализма. Сегодня, по-моему, очень своевременно вернуться к вопросу о конвергенции... Поэтому я всегда буду против категорических формулировок моделей, и считаю, что есть две составляющие, которые, по нашему убеждению и мнению, очень важны. Во-первых, мы не должны впасть в изоляционизм, то есть не изучать мировой опыт, опыт, прежде всего, тех государств, которые близки к историческим национальным понятиям, менталитету своего народа, - это обязательно. И второе, - те традиции, тот менталитет и все то, что здесь вырабатывалось на нашей территории и у нашего народа в течение многих сотен лет. Учет этих двух факторов я считаю чрезвычайно важным при построении, как политического, так и экономического устройства государства".

Из приведенного вполне очевидно, что национальная государственность и формы ее организационного строения будут находиться в соответствии с избранной системой общественных отношений. На этом зиждется и создаваемая в республике правовая база в развитии демократического пространства для формирования цивилизованной политической системы. А для выявления оптимального варианта, приемлемого для успешной реализации вышеназванных двух факторов, весьма важна научная разработка теории государства переходного периода.

В отношении непосредственно понятия "переходный период" в обществоведческой науки республики еще не сложилась достаточно достоверная и отвечающая реалиям действительности определение. Так, К.Х.Ханазаров характеризует его как долгий и нелегкий путь, в рамках которого надо пройти тысячу ступенек приема и внедрения в жизнь кропотливо разработанных и тщательно продуманных реформ. Ислам Каримов "переходный период" связывает с длительным во временном аспекте процессом от всемирно-исторического развала бывшего СССР и формированием самостоятельных суверенных государств. Авторы фундаментального труда "Правовое государство - независимость, нация, экономика, идеология, политика" характеризуют его как пространственно-временную социальную протяженность, ограниченную рамками поиска и выбора наиболее оптимальных форм, способов и механизмов в целях формирования недостающих для гармоничной целостной системы элементов и компонентов, а также трансформации и приспособления для нужд нового общественного организма прежних, доказавших свою жизненность и эффективность структур. Несмотря на существующую неоднозначность в оценке и разноплановость в формулировке и определении мнения многих исследователей сходятся в одном - в признании особенности и специфичности "переходного периода" как своеобразного состояния общества при смене одной общественно-экономической формации на другую. Последняя характеристика, на наш взгляд, наиболее удачная с точки зрения теоретико-методологического качества и более всего подходит в позиции инструментария при разработке проблемы общественно-политического устройства на стадии разрушения старой и конструирования новой государственной системы.

Надо сказать, что в переходный период особенно острой и сложной становится проблема преемственности в государственном строительстве, так как вопрос стоит на плане совершенствования прежней государственной машины, а о пересмотре ее базиса. И здесь весьма важно использовать не методы революционной ломки, а поэтапную и эволюционную замену властных и управленческих структур и органов, при этом не отвергая того, что было создано ранее. Сейчас некоторые из новоиспеченных политиков и руководителей предлагают полностью отказаться от такого представительного органа как Советы народных депутатов, считая их существование анахронизмом в новой общественно-политической системе. Но стоит ли поддаваться искушению сразу ликвидировать данный демократический институт управления, если он еще не исчерпал своих внутренних потенциальных возможностей и в субординационном аспекте остается связывающим звеном на пути к народовластию и самоуправлению. Безусловно, что в прежнем виде и качестве этот орган уже не может выполнять предоставленные ему функцию и полномочия, но в структурно-содержательном обновленном и трансформированном состоянии он для переходного периода более чем необходим: население республики продолжает связывать с Советами возможности демократического разрешения своих интересов и потребностей, возникающих социальных и экономических проблем.

Вполне реально, что в обозримом перспективе Узбекистан выйдет на другую форму представительной власти на местах, но очевидно то, что в ней в преемственном плане отразятся многие моменты и элементы Советов.

Иную ценностную нагрузку и значимость приобретают всенародные референдумы и маслахаты, которые все больше и больше становятся, с одной стороны, способом самоутверждения и самовыражения народа, его приверженности демократическим принципам, а с другой, механизмом цивилизованного воздействия на политическую систему, государственные органы, управленческие структуры. Для многих стран референдумы оцениваются как формализованное средство выявления общественного мнения, результаты которого не имеют юридической силы и не могут быть использованы и учитываться при принятии каких-либо общенациональных и общегосударственных решений. Для Узбекистана, наоборот, итоги референдумов составляют правовую основу для разработки соответствующих законодательных актов, государственных программ и т.д.

В переходный период, выступая в качестве демократической формы участия народа в управлении государством и обществом, референдум служит мощным рычагом в преобразовании общественно-политической системы. Так, при проведении всенародного референдума в декабре 1991 года 98,6 процентов от общего количества принявших участие в дальнейшем была закреплена в законе Республики Узбекистан. Аналогичная ситуация имела место и в марте 1995 года, когда 99,6 процентов граждан республики проголосовали за продление срока полномочий Президента Республики Узбекистан И.А.Каримова с 1997 до 2000 года (а также 9 января 2000 года, когда Ислам Каримов подавляющим числом голосов избирателей победил на президентских выборах). Результаты данного референдума также получили правовое оформление в принятом Олий Мажлисом законе и постановления. Необходимо иметь в виду, что референдум как социальный феномен по своим существенным и принципиальным позициям совпадает с исторической национальной формой - общенародным маслахатом, который в качестве совета всегда присутствовал при выражении общественного мнения на всех уровнях социально-демографических образований.

Поэтому и референдум, и маслахат как правовая норма демократического самоуправления и народовластия уже в переходный период значительно расширяет границы своей применимости и использования, ибо в условиях начального этапа формирования и становления национальной государственности и общественно-политического строя является одним из действенных цивилизованных средств самозащиты народа от диктатуры элиты, политической партии и социального класса.

Прошедшие годы независимости обнаружили необходимость теоретического переосмысления соотношения государственных органов и общественных институтов. По мнению Г.Попова, "если весь ХХ век шел сдвиг в соотношении власти и стоящих вне ее структур в пользу власти, то в конце ХХ века начался рост влияния вневластных структур. Именно они становятся носителями долгосрочных интересов". С этим утверждением, на наш взгляд, следует согласиться и принять во внимание при научной разработке теории государства переходного периода. Дело в том, что государственные органы - властные, исполнительные, управленческие уже по своей структурной принадлежности и функциональным полномочиям жестко привязаны к реализации и защите господствующего строя и политической системы. С изменением генеральной линии происходит и их трансформация на новые критерии, нормы, принципы.

Иначе говоря, государственные структуры можно охарактеризовать с позиций социальной и политической конъюнктуры. В то же время, власть пытается утвердить себя, закрепить свои позиции, не считаясь, порою с демократическими постулатами и принципами демократического устройства, с одной стороны, вводя в действие соответствующие законодательно-правовые акты, усиливающих их нормативно-функциональную базу, а с другой, создавая механизмы, сокращающие пространство для развития многообразия общественных институтов управления и контроля. Вследствие этого в переходный период возможен вариант формирования и укрепления силовых структур, что уже само по себе свидетельствует о вероятности политизации государственного устройства общества.

Видимо, этим можно объяснить тот факт, что государственные структуры, овладевая новыми функциями и полномочиями, стремиться в той или иной мере ограничить возможности появления вневластных формирований - общественных ассоциаций и фондов, политических партий и движений, профессиональных и отраслевых объединений, различных национальных центров и т.д., или подчинить себе их деятельность осуществлению собственных интересов и потребностей. В правовом государстве же наблюдаются процессы иного характера и направленности: сокращение органов государственной власти неизбежно сопровождается интенсификацией тенденций роста общественных институтов, передачей им многих прав организаций социальной, культурной, хозяйственной, бытовой и т.д. жизни.

Это обусловлено тем, что различного рода объединения трудящихся и населения по своей природе отличаются меньшей закомплексованностью и бюрократизацией и большей гибкостью и мобильностью с точки зрения быстрого реагирования на запросы людей, выполнения функций защиты прав и свобод человека от посягательства на них со стороны государственных органов и должностных лиц. Изменения в структуре и пропорциональности соотношения государственных органов и общественных институтов в пользу последних произойдет в том случае, когда демократические формирования станут не формальными атрибутами геополитического пространства, а действенными механизмами народовластия и самоуправления. Достижение этого в переходный период весьма сомнительно по той простой причине, что при смене систем власти и управления всегда предпочтение отдается государственно-авторитарным структурам, так как в такое время крайне необходимо обеспечивать национальную безопасность, территориальную целостность, защиту суверенитета, поддержание правопорядка и т.д.

Но данная ситуация чревата серьезными последствиями, если общество допустит чрезмерное сосредоточение власти в государственных структурах. На возможность такого исхода указывают и результаты социологических исследований. В Казахстане, например, по мнению экспертов, от степени суверенизации республики, соотношения властных и вневластных структур будет, в конечном счете, определяться характер политического режима и формы правления, 60,0 процентов опрошенных считают, что в ходе этих процессов будет установлена президентская власть, 71,4 процента - станет невозможным установление демократического политического режима, 31,4 процента - начнется формирование авторитарной политической системы, 40,0 процентов - возникнет вероятность появления диктатуры. Респонденты Узбекистана в выборе мнения также не столь однозначны. На вопрос "Какая форма государственности лучше всего подойдет республике?" - 19,5 процентов высказались за исламское государство, 2,0 процента - абсолютную монархию, 21,3 процента - за правление сильной личности, 21,5 процентов - за государство западноевропейского образца, 26,6 процентов - социалистическое государство, 7,6 процентов - капиталистическую систему государственного устройства. Такой разброс политического спектра интересов вполне объективен, так как демократическое мышление и сознание людей еще не оформилось и не сложилось на уровне цивилизованной правовой культуры.

Но и совершенно также объективно, что большая часть экспертов остается сторонниками и приверженцами твердой и сильной авторитарной системы. Уже то, что более 98 процентов населения проголосовало за президентскую власть, свидетельствует о высокой степени доверительности народа такому виду правления. Что касается политических партий, то у большинства отношение к ним оценивается как равнодушное и безразличное. Согласно данным опросов доверие к НДПУ проявило 60 процентов, а к другим партиям - 1,6 процента респондентов. Иначе говоря, в переходный период складывается уникальная, но парадоксальная ситуация: когда народ недавно вышедший из тоталитарного режима и партийной деспотии вновь избирает авторитарность и сильную власть. И.А.Каримова, например, в зарубежной печати характеризуют как самого жесткого и авторитарного в странах СНГ президента. Не авторитарность вневластных структур и их незрелость обусловлена тем, что общественные институты еще не проявили себя ни в качестве общезначимых субъектов политической системы, ни как защитники интересов народа, ни как достойная альтернатива государственным органам.

Более того, нынешнее состояние правового сознания и политической культуры населения на стадии невостребованности вневластных структур, население пока что только в государстве и в президентской власти видит гарант своего благополучия, межнационального согласия и гражданского мира, психологически не подготовлено в использовании общественных институтов для разрешения межгрупповых и общенациональных проблем.

Острые противоречия и недоразумения возникают в сфере взаимоотношений различных ветвей власти. В Казахстане, например, принято специальное "Соглашение об обеспечении взаимодействия и согласованной работы между законодательной и исполнительными властями", упреждающие их противостояние и конфронтации. Подобная же проблема стоит и в Узбекистане. В своем выступлении на второй сессии Олий Мажлиса И.А.Каримов подчеркнул, что согласованность различных ветвей власти, устранение диспропорций между ними, предупреждение ситуаций, которые могут привести к раздору и распрям - все это является решающими вопросами нашего сегодняшнего и завтрашнего жизни. Тождественность ситуаций указывает на сходство и типичность переходного периода. Ранее в обеих республиках все формы власти концентрировались в руках административно-командного аппарата, и в рамках его обеспечивалась соответствующая "гармония" в их взаимоотношениях.

Теперь же, в условиях разделенности и независимости властей их несогласованность вызывается, прежде всего, попытками отчужденности от демократических процессов и амбициозной психологией верховенства каждой из ветвей власти. И дело здесь не в отсутствии правовой практики и опыта, не в понимании изменившихся субординационных связей, а отношений к законам вообще, и, прежде всего исполнительными органами государства. Следует признать, что прошедшие три года в республике еще не изучены и не обобщены материалы деятельности различных ветвей власти, принципы осуществления ими своей самостоятельности, внутривластные связи, не разработаны теоретический обоснования правовых статусов законодательных, представительных, исполнительных органов. Имеющиеся же законы о государственной власти на местах, об основных принципах самоуправления, о реорганизации местных органов власти не раскрывают сущностных процессов их взаимодействия.

Научная работа К.И.Джумабаева "Законодательная и исполнительные власти: взаимосвязь и взаимодействие" хотя и вносит определенный вклад в исследование проблемы теории государства переходного периода, однако по своей содержательности, глубине научного осмысления процессов, спектру рассматриваемых вопросов не может стать базовой с точки зрения выработки основополагающих положений в развитии их субординационно-функциональных отношений.

Между тем, в реальной действительности все чаще возникают конфронтационные ситуации между ветвями власти, взаимная дискриминация и несогласованность, стремление к узурпации игнорированию и диктату каждой из них. В стороне от изучения остаются социальные и политологические аспекты деятельности властных структур, выработка механизмов их контактности, компетентности. На практике законодательные органы слабо и медленно реагируют на потребности общества и завершении процессов становления правовой системы, не заполняют имеющийся вакуум законами, рассчитанными на длительную перспективу, не вооружают человека средствами защиты от произвола исполнительной власти. Исполнительные же органы, увлеченные осуществлением экономических реформ, хозяйственной деятельностью, упускают из виду другие свои функционально-полномочные обязанности и не участвуют в реализации государственных нормативных актов по другим направлениям. Нередко они на местах разрабатывают собственные подзаконные документы, противоречащие общегосударственным законам или трактуют их с позиций собственных интересов. По нашему мнению, уровень состояния взаимоотношений ветвей власти определяет характер и направленность движения общества к правовому государству.

Здесь, равно как и в отношениях между государственными органами и общественными институтами, важно учитывать, что их обоюдной согласованности и паритетности зависит степень дееспособности государства и доверительность к нему народа. Ведь так или иначе, различные ветви власти призваны не столько самоутверждать самого себя, сколько работать на общественно-политический строй, на реализацию его идеалов и целей, общенационального менталитета. Безусловно, что переходный период, характеризующийся становлением правовой системы и поисками наиболее оптимальных форм государственности, не может предоставить все необходимые возможности и благоприятные условия для полной гармонизации всех элементов политической структуры. Но это не означает, что у общества и народа нет достаточной воли подготовить почву для перехода на цивилизованные взаимоотношения различных ветвей власти, навести порядок в собственном доме.

Современная объективная реальность и практика строительства собственной модели государственности обнаруживает совершенно новый аспект в развитии теории государства переходного периода, который ранее в правовой науке не ставился и не рассматривался. Здесь имеется в виду проблема конституирования в демократическом пространстве нарождающегося нового политического класса, появление которого еще не фиксируется обществоведами и качественные основные характеристики и параметры которого еще не изучены. В прежнем социалистическом государстве идеологию общественно-политического строя по теории и методологии марксизма-ленинизма определял рабочий класс, диктатура которого составляла основу политической системы общества, содержание и характер государственности. Однако, его функции, по сути дела, узурпировал партийно-государственный аппарат, в терминологическом отношении в политологической науке более всего именуемый как партократия, номенклатура, элитарный слой, управленцы, и который в социальной структуре общества не выделялся как самостоятельная качественная демографическая общность. Между тем, именно они в советский период воплощали в себе в концентрированном виде все формы власти.

Ныне в обществоведении они формализуются, дистанцируются как политический класс. По мнению Б.Орлова, "это не просто правящая верхушка, политическая элита, истеблишмент. Это совокупность всех, кто имеет отношение к политической жизни в рамках политических партий и движений, к формированию законов во всех областях общественной жизни (законодательная власть), к исполнению этих законов (исполнительная власть), к контролю за их исполнением (власть судебная). В Узбекистане пока что к ним с научной точки зрения не проявляется должный интерес и внимание, хотя и имеются отдельные наметки по данному вопросу. Между тем, выделение их в структуре других классообразований вполне правомерно, так как новая социально-политическая общность, с одной стороны, обладает отличительными сущностными чертами, признаками, свойствами, а с другой, по профессиональной деятельности связана с выполнением функций управления государством и обществом, обеспечением функционирования всех элементов политической системы.

В структурном отношении данный политический класс имеет свою дифференцированную систему и включает в состав такие социальные группы, как депутатский корпус, кадровые работники аппаратов Президента, Кабинета Министров, Олий Мажлиса, хокимиятов, их отделов и управлений, правоохранительных и правозащитных органов, налоговых инспекций, учреждений Госкомимущества, функционеров политических партий и движений, общественных институтов и самоуправления, профессиональных кадров ассоциаций и фондов, армии и комитета национальной безопасности и др. В контексте общего развития все больше и рельефнее очерчиваются сферы их влияния на процессы преобразований и обновления: ведь на этом уровне определяется стратегическая и тактическая политика, утверждаются нормы и правила отношений, создается идеология политического строя, формируется концепция правовой системы и экономических норм, государственных гарантий и социальной защиты населения и т.д.

Иначе говоря, теперь для заполнения пробелов в развитии теории государства переходного периода необходимо конституционное, законодательное признание и декларирование и организационно-правовое оформление нового политического класса. В мировой практике еще не имело место такого рода подхода к данному вопросу, но Узбекистан с его неординарной моделью собственного общественно-политического устройства общества может создать своеобразный прецедент. "Нам, - говорит И.А.Каримов, - необходим хорошо подготовленный управленческий аппарат, желающий и способный проводить преобразования. Так, на примере республиканской и местной власти, а также их органов управления сумели сформировать такую структуру".

В зарубежной политологии политический класс более всего связывают с понятием "правящий класс" Джон ле Донн, например, определяет его как "совокупность индивидов, характеризующихся функцией исполнительности, она же является и функцией управления... Правящий класс - относительно целостная единая группа, члены которой обладают определенным положением в обществе. При этом акцент ставится не на профессиональную ее объединенность, а на наличие власти над всем остальным населением". В сущностном плане такой класс монопольно осуществляет данную функцию, в результате чего резко отличается от зависимого населения, которым и управляет. Данная монополия подкрепляется привилегиями, которые повышают статус правителей, и создает у них соответствующее умонастроение. Надо сказать, что любая переориентация государственной политики не затрагивает основ правящего класса, так как внутри нее происходит организационного характера замена одной партии на другую. В этом случае, как утверждает А.Джалилов, "идеология именно той политической партии, которая одержит победу на общенародных выборах, будет в период ее правления (т.е. избрания представителей этой партии в органы власти) официально не установленной, но господствующей в обществе". Выбор формы государства и типа правления, модели общественно-политического строя, в конечном счете, определяется состоянием общей культуры народа: уровень интеллектуальной развитости и зрелости, интегративной мобильности и гибкости является механизмом избирательной дееспособности населения.

Как справедливо замечает С.Атамуратов, культура всегда ориентирует и реализуется в ее предметно-результативных формах: материальных и духовных ценностях, языке, традициях, обычаях, произведениях искусства и т.д.". Поэтому и форма общественно-политического устройства как один из элементов культуры в качестве симбиоза исторического опыта и современной практики может вывести на оптимальный вариант государственности. Данное обобщение опирается на реальный вывод - если на срезах обыденного, массового сознания еще возможно иллюзорное представление о достижении полной независимости, то на уровне научного, теоретического - стремление к обретению абсолютной и неограниченной суверенизации государства выглядит несколько абсурдно. И не случайно, что, например, А.К.Валиев характер процессов суверенизации государственной системы органически связывает с прогрессом духовной культуры народа, с сознательным и заинтересованным участием широких масс в историческом государстве. В современном геополитическом пространстве ни одно государство не может декларировать полный суверенитет, так как космологические, экологические, информационные, экономические, культурные и иные факторы, действующие в глобальном масштабе, определяют их функционирование как элементов единой системы.

В свете этого и идеология государственной независимости не может замыкаться в собственную конструкцию организации суверенного общественного устройства. Вследствие активного действия тенденций расширяющегося социального пространства и процессов интеграции становится очевидным, что любое государственно-политическое образование не будет ограничивать себя лишь собственным наследием и традициями или создавать препятствия для заимствования из мирового опыта. При обратном варианте попытки установить полный суверенитет может обернуться возможностью изоляции от международного сообщества. Культура только тогда способна превратиться в преобразовательную силу, когда в систему национальной государственности будут заложены общечеловеческие ценности, а суверенитет одного государства не станет преградой для интенсификации многообразия контактов и связей, паритетности между народами, путем к национальному одиночеству.

При увязке проблем уровня культуры и выбора государственности нельзя не считаться с тем, что интеллектуально и нравственно развитый человек никогда не изберет деспотию и тиранию, отдать самого себя в рабство государству, когда у него есть альтернатива свободного и независимого существования в демократическом правовом обществе и где верховенство закона предопределяет все формы отношений. В то же время следует учитывать, что государство переходного периода не может предоставить всем гражданам в полном объеме и структуре условия и возможностей для их всестороннего развития, а, следовательно, и реализации человеком своего культурно-духовного потенциала в общественно-политической сфере, парадокс заключается в том, и при высоком уровне культурной развитости и нравственной зрелости населения выбор обществом форм государственности может обернуться ему политической закрепощенностью или инфантильностью, идеологической ловушкой.

Стремление освободить государственную систему от идеологического содержания в реальной действительности не всегда удается, так как система в любом случае будет находиться под непосредственным контролем той или иной социальной группы, и реализовывать ее интересы в сферах духовности и нравственности. Хотя в обществе и действует конституционная норма на запрет установления какой-либо идеологии в качестве государственной, однако она не ограждает от возможности возникновения другой ситуации: ведь так или иначе именно идеологическое содержание государственности определяет и характер общественно-политического строя. И естественно, что каждая политическая партия в случае победы на выборах в представительные и законодательные органы будет вносить в государственную систему власти и управления свою идеологическую доктрину, например, в сфере экономики или рыночную, капиталистическую, или плановую, социалистическую, или закамуфлированную под деидеологизированную концепцию "здравого смысла".

Таким образом, в основе современной региональной теории моделирования национальной государственности и политического строя лежит базирующаяся на реалиях действительности доктрина, исключающая ее национальную окраску, идеологическую оценку и классовую характеристику. Согласно новой концепции, государство в руках совокупного народа наделяется реформаторскими, регулятивными и охранными функциями, а общественный строй заполняется идеалами и ценностями, гуманнизирующих отношения и связи между членами общества. Возрождаемые на этих спорах Отечество и Родина, воплощенные в конкретную форму государственного суверенитета, порождает высокие нравственные чувства и формирует стереотипы иного смыслового содержания, чем это имело место при гражданстве СССР.

В этом случае, как утверждает Г.Федотов "национальное самосознание становится исключительно рациональным, политическим, экономическим. Вместе с тем оно по своему содержанию совпадает с государственным сознанием вообще...". Под этим не следует усматривать жесткую зависимость патриотического идеала от государственного: в данном соотношении первый отражает чувственно-эмоциональный аспект политического бытия, тогда как второй связан с долгом и правом, социальной и государственной жизнью. Прежняя методология строилась на постулате, что государство сильно сознательностью масс и мера их участия в управлении обществом находится в прямой пропорциональности от степени демократизации государственной системы.

В реальной действительности в принципе верное данное положение не могло реализоваться по причинам централизации, формализации и бюрократизации органов власти и их отчуждения от народа. Патриотические чувства приобретали политизированный и идеологизированный характер и привязывались больше всего к понятиям КПСС, социализм, советский народ и меньше всего - к историческим национальным традициям и обычаям, культурному и духовному наследию, к малой родине. Теперь, когда независимость и суверенитет приобретает реальные формы национальной государственности, происходит возрождение истинного, природно-сущностного отношения к Родине как исторической земле предков, возврат к истокам национальной гордости. Идея строительства государства с великим будущим преломляется в самосознании и закрепляется в социальной психологии как возможность и условие консолидации и единения народов Узбекистана, самоутверждения в сообществе других наций, самореализации собственных потенциальных способностей. В силу этого государство воспринимается не как абстрактное формообразование, а как материализованная качественная определенность с человеческим лицом и системой гуманистических отношений.

Обобщая в совокупности вышесказанное и оценивая их в контексте общего состояния научной разработки теории государства переходного периода, а также других аспектов, связанных со становлением национальной государственности и политического строя в Узбекистане, автор приходит к следующим выводам:

Во-первых, на стадии формирования собственной модели государственного устройства идея вхождения республики в евразийский политический союз или региональную централизованную федерацию можно оценивать как преждевременную и нецелесообразную. Главное в настоящее время для Узбекистана при переходе из одной общественной системы на другую путем эволюционного реформирования сконструировать соответствующую менталитету народа, исторической национальной традиционности и мировому опыту дееспособную государственную организацию, ориентированную на правовые гарантии и защиту демократических преобразований, интересов и свобод граждан, на целевые установки социальной справедливости и равенства, на предоставление каждому достойных человеку условий жизни.

Однако в развитии государственной самостоятельности независимость не должна стать фактором, сдерживающим процессы интеграции, ибо в современном геополитическом пространстве еще ни одно государство не имеет и не обладает полным и неограниченным суверенитетом.

Во-вторых, как переходном этапе все более очевидным становится потребность в выработке теоретических концепций соотношения в политической системе общества государственных и негосударственных органов управления, властных структур и общественных институтов, а во внутригосударственной - гармонизации путей взаимодействия им согласованности между представительными, законодательными и исполнительными ветвями власти, без научного обоснования целесообразности использования цивилизованных форм, методов и механизмов реализации принципов взаимоотношений и соотношений всех элементов государственности и строя невозможно конструирование демократического и правового, а в перспективе гражданского общества. Монополизация государственными структурами геополитического пространства неизбежно ведет к узурпации ими функций и полномочий делегированных организациями общественного управления и контроля, а это, в свою очередь, к чрезмерной концентрации власти в руках отдельных государственных органов. Для государства переходного периода авторитарность при наличии зрелой и сильной демократической среды, здоровых оппозиционных сил не может перерасти в диктатуру личности, одной политической партии или элитарной социальной группы.

В-третьих, выбор формы государственности и власти, политического и общественного устройства во многом предопределяется уровнем правовой и демократической культуры граждан и зависит от умения их использовать механизмы демократии и законодательства для обеспечения экономической и социальной стабильности в собственном доме, установлении мира и согласия между членами общества. Поиск не утопического идеала государства всеобщего благоденствия, справедливости и равноправия, а такой конструктивной модели, в которой приоритету человека были подчинены и государство, и власть, и законы. Поэтому идея конвергенции в рамках нового строя позитивных моментов общественно-политического устройства социалистической и капиталистической государственности наиболее приемлема и привлекательная с точки зрения творческого и рационального применения. Реализация ее возможна в национальной идеологии государственной независимости, которая, отвергая классовую методологию, в теории конструирования государственности опирается на общечеловеческие ценности, демократические начала, национальные традиции и региональные особенности.

В свете этого иное содержание и смысл приобретают понятия Отечество и Родина, не совпадающие в пространственных границах с государством и строем, но сохраняющие нравственно-духовную нагрузку гражданского долга и ответственности, гордости и патриотизма. Всенародные референдумы и маслахаты выступают механизмами оценки уровня общей и правовой культуры, зрелости национального самосознания, политической активности населения, результаты которого в республике имеют юридическую силу при принятии ответственных стратегических решений.

В-четвертых, при смене одной формации на другую государство переходного периода характеризуется и определяется как находящаяся на стадии формирования политическая организация общества и создающая собственную структурно-функциональную целостность с ее отличительными качественными чертами и признаками, своей содержательной и смысловыми наполняемостью, целевыми конечными установками. Естественно, что и органы государственной власти и общественного самоуправления здесь имеют конструктивное своеобразное единство, не всегда устойчивой и гармонизированной по причинам несбалансированности внутрисистемных отношений. Но в любом случае государство переходного периода является исходной позицией в нарождении новых формообразований, в развитии нового типа общественного разделения труда, пересмотре социальной структуры общества.

Особенность ее в том, что в рамках обновляющего геополитического пространства самоопределяется в качестве самостоятельного правящий политический класс власть державших, который в системе субординационных отношений возвышается над другими социоструктурными общностями, имеют свои групповые интересы и намерения, свои взгляды и убеждения на власть, демократию, правление и строй.