Баходыр Мусаев,
независимый исследователь,
кандидат философских наук (Ташкент)

В последнее время в Узбекистане имеют место проявления активизации кланов. Безусловно и ранее, уже в условиях независимости, здесь наблюдались попытки институционализировать кланы, встроить их интересы в процесс государственного управления и т.п.

На данное обстоятельство обращает внимание и Президент И. Каримов, в частности, отмечая, что в правительственных или других государственных структурах формируются образования на основе родственного, территориального и этнического принципа, движимые узкогрупповыми интересами .

В этой связи возникают вопросы:
-­ Что представляют собой современные кланы с точки зрения их места в существующем режиме власти?
-­ Какова роль кланов в контексте провозглашенного курса на либерализацию политической, экономической, правовой и духовной сфер?

Предваряя ответы на поставленные вопросы, необходимо прежде всего подчеркнуть: кланы Узбекистана активизируются, так как они готовятся к наступлению возможной ситуации, когда в руководстве страны произойдет смена персоналий власти.

Учитывая подобную готовность, вполне уместно перефразировать испанского философа Хосе Ортега-и-Гассет и высказать тревогу: Государство, направляемое людьми кланов, не остановится перед тем, чтобы подавить независимость личности, социальных групп и в целом всего общества, и тем окончательно разбить наши надежды на демократизацию и будущий прогресс страны.

К слову, явления клановости и местничества начинают занимать устойчивые позиции в общественной жизни Узбекистана благодаря воспроизводству традиций и приобретению ими доминирующего положения в структуре социальных отношений. Например, клановость и составляет сущностное содержание природы и ресурс власти.

Практически, на примере Узбекистана, клановость и местничество обретают серьезную значимость при определении внутренней, в частности, кадровой политики. Последней присущи кумовство, протекционизм.

Современный клан в Узбекистане - это родовое корпоративное сообщество людей, объединенных номенклатурными, кровнородственными, земляческими и иными связями.

Когда мы говорим "корпоративное сообщество", то имеем ввиду в первую очередь номенклатурную корпорацию. На самом деле, в основе клана стоит чиновник, который имеет власть, позволяющую ему распределять кадровые, природные и материально-финансовые ресурсы.

Соответственно, сама природа власти, наряду с номенклатурой, как первичным его элементом, неразрывно связано (повторим вновь) с кровнородственными, местническими отношениями.

По существу режим власти в Узбекистане представляет собой своеобразный симбиоз номенклатуры с кланами.

Фундаментом же самих кланов (и клановости) выступают личные связи, патронажные, клиенталисткие отношения.

Встраиваясь в государственные и иные структуры, кланы де-факто содействуют укреплению авторитарного режима власти. В свою очередь названная власть отдает на откуп кланам регионы и отрасли.

Характеризуя кланы Узбекистана, важно также знать следующее:
-­ источник силы кланов в неоправданно разбухшем большом аппарате государственной власти, где чиновники получают очень маленькую зарплату;
-­ кланы компенсируют крайне недостаточную развитость государственной социальной инфраструктуры за счет собственных материальных, социально-политических и других ресурсов;
-­ кланы собой заменяют функции партии, профсоюзов, неправительственных организаций.

Наше понимание клана было бы неполным, если не сказать: он (клан) представляет определенное неформальное сообщество людей, объединенных и на основе их самоидентификации, личной преданности рядовых членов вышестоящим персоналиям клана.

Существенной предпосылкой усиления возрожденческих тенденций клановости выступает неразвитость национального и социального (гражданского) самосознания. Согласно социологическим исследованиям Общереспубликанского Центра общественного мнения ("Ижтимоий фикр") у большинства опрошенного по репрезентативной общенациональной выборке населения среди представителей титульной нации отслеживается самоидентификация по признаку веры, а среди значительной части сельского населения самоидентификация определяется также по родовому признаку и территории проживания. Очевидно, данный социологический факт не требует комментария относительно объективной обусловленности живучести феномена клановости, а также взаимовлияния традиционного общества и кланов. Но это уже предмет, требующий другого разговора. Мы же акцентируем внимание на том, что кланы стремятся укрепить свои позиции по вертикали - у рычагов власти, и по горизонтали - укореняясь в сфере экономики.

В действительности, кланы центрального (общестранового) уровня не ограничиваются возможностями регионов, а распространяют свое влияние через различные отрасли промышленности и агропромышленного комплекса, в первую очередь, через высокоприбыльные сферы. В результате негласного дележа между основными кланами главных отраслей (нефтегазовой, финансово-банковской, агропромышленной, торговой сфер) сложилась ситуация, где конкретные персоналии, представляющие конкретные кланы, используют возможности конкретных отраслей в своих интересах. Обычно ведущие представители клана, становясь во главе определенной отрасли, пытаются воспользоваться корпоративностью работников данной отрасли в целях распространения влияния данной личности, а значит, и представляемого им клана.

Теперь собственно попытаемся ответить на вопрос: какова роль кланов в демократических реформах?

Реформы, в частности, несут альтернативные клановым механизмам способы подбора и расстановки кадров с вытекающими отсюда нежелательными для кланов последствиями.

Поясняю. Источник силы кланов - существующие должности госструктур, на которые они назначают своих людей не по профессиональным качествам, а исходя из критерия лично преданных им людей. Естественно, что эти "кадры" кланов, назначенные на государственные должности, не смогут заниматься профессионально управлением, быть функционально грамотными и пригодными для управленческой деятельности. Прямая обязанность таковых назначенцев - состояться в качестве субъектов коррупции. Ведь коррупция является одним из главных источников финансовой подпитки кланов и условий укрепления экономической базы их существования.

В свете сказанного становятся понятными многие постановления, решения правительства, которые якобы направлены на поддержку предпринимательства, развитие рыночных отношений в стране.

В действительности же, на наш взгляд, например, Закон Республики Узбекистан "О защите прав потребителей" и постановление Кабинета Министров "О мерах по расширению участия общественности в защите прав потребителей" под ширмой защиты национального производителя и, соответственно, интересов потребителей закрепляют монополию номенклатурно-торговых, номенклатурно-промышленных групп (то бишь и клановых сообществ), продукция которых не выдерживает ни по качеству, ни по цене сравнения с импортными товарами, поставляемые средними и мелкими коммерсантами. Безусловно и здесь есть издержки, но от лукавого обобщения и суждения типа того, что рынок Узбекистана грозит превратиться в сточную канаву экономических отбросов . Продолжая развивать эту вздорную мысль, газета "Народное Слово" утверждает: "Наши предприниматели пытаются протащить всякую халтуру любыми нелегальными путями через нашу границу, минуя таможенный контроль, а дальше - налоговый, искусственно нагнетая при этом нездоровую обстановку вокруг этой проблемы".

Не секрет, что немалое число чиновников из высших эшелонов власти имеют свои магазины, оптово-розничную сеть, фирмы, производства, оформленные на родственников, друзей. Для процветания последних (и своих семей) собственно и производится настоящее действо по удушению среднего и мелкого предпринимательства.

Известно, Узбекистан ныне, как и другие государства региона, характеризует присущая ей сложность социальной ситуации. Внутри этой ситуации, в частности, можно обнаружить такую составляющую, как инертность населения, его нежелание, а равно неготовность участвовать в решении острых социально значимых проблем.

Такое положение вещей на руку кланам. Им невыгодно развитие социального самосознания (читай и гражданского самосознания). Поэтому, кланы крайне незаинтересованы в развитии рыночных отношений, которые бы поколебали инертность человека.

Давайте задумаемся и над тем, что может произойти в психологии человека, который является рядовым членом клана, и соответственно, лично предан (и зависим) от важных персон клана. Ведь на личной преданности и зависимости рядовых членов держится вся иерархия (и пирамида) клана(ов).

Если же кланы допустят развитие рыночных отношений или, иначе говоря, не смогут противостоять реформам в экономике, то личная преданность потеряет свою привлекательность и на авансцену будут выходить профессионалы, способные сделать бизнес выгодным для хозяина бизнеса.

Аналогичным образом, кланы (читай номенклатурно-клановый режим власти) Узбекистана противятся фактическому проведению реформ в политической сфере жизни общества. Почему? Демократические реформы в какой бы то ни было сфере могут ослабить и даже свести "на нет" позиции кланов во власти и в обществе.

В действительности здесь, как нам представляется, у кланов элементарно срабатывает инстинкт самосохранения.

Это объясняет имитацию, вернее сказать, фиктивность политических реформ в Узбекистане.

Показательна в этом отношении проводимая парламентская реформа.

В реальной жизни провозглашенная реформа в парламенте не привнесла ни одного либерально-демократического новшества.

Например, в Конституционном Законе Республики Узбекистан "О законодательной палате Олий Мажлиса Республики Узбекистан" громко заявленные исключительные полномочия законодательной палаты касаются лишь вопросов регламента. Все остальные полномочия отведены к совместному ведению с Сенатом, который, очевидно, будет состоять из свадебных генералов или так называемого "агрессивно-послушного" большинства.

С пафосом в документе подчеркивается, что необходимо укрепить многопартийность, дать импульс развитию политических партий.

Если внимательно ознакомиться с разделом Закона, где говорится о регулировании порядка образования фракций и депутатских групп, то видно, что исключается даже теоретическая возможность оппозиции образовывать свои фракции.

На это указывает и опыт выборов 1999 года в Парламент, когда даже такие легально существующие партии как НДПУ, "Адолат", "Ватан Тарракиети", "Миллий Тикланиш" получили 49 % депутатских мест. При этом в первом туре голосования например, от партий "Адолат", "Ватан Тарракиети" прошли по 9 человек.

Учитывая эти данные, можно сказать: в будущем, если в Узбекистане и появится оппозиционная партия, то трудно себе представить, что их численность в парламенте достигнет 9 человек.

В самом деле, согласно статьи вышеназванного Закона "О законодательной палате Олий Мажлиса Республики Узбекистан", правом на образование депутатской группы или фракции обладают не более 9 человек - депутатов законодательной палаты.

Такой порядок, по всей видимости, может привести и к отмиранию легитимно существующих партий. Хотя они "карманные" и ничего не значат для политической системы узбекистанского общества, тем не менее, их регресс будет наглядным примером немыслимости образования политической партии "снизу" без мощной поддержки государства и доброй воли Президента.

К этому следует добавить, что создание партий - весьма трудоемкое и дорогостоящее занятие, которое не может позволить себе политически активная, но бедная интеллигенция и другие социальные группы.

Примечательная деталь. В частности, для создания политической партии необходимо иметь в наличии не менее 5 тыс. подписей граждан, проживающих в 8 областях, включая г. Ташкент и Каракалпакстан. С учетом нынешних цен на проезд и проживание, и к тому же на фоне всеобщей подозрительности к несанкционированным властями действиям не представляется возможным реальное создание партии "снизу".

По признанию профессора, историка Файзуллы Исхакова, пытающегося ныне создать "Партию Межнационального Согласия и Прогресса", он, кроме бюрократических препон, чинимых властью, сталкивается и со страхом потенциальных членов проектируемой партии. Последние изъявляют желание вступить в партию, но только после создания таковой в результате регистрации в Минюсте. Возвращаясь к вопросу о полномочиях депутатских групп и фракций, следует заметить: в соответствии с новым Законом парламентарии будут как и прежде иметь формальные права.

Вот, к примеру, депутатские запросы. Сомнительно, что депутаты будут выдвигать запросы, рискуя потерять мандат (место), которое они получили от власть имущих, то есть от номенклатурно-кланового сообщества.

Характерно, что основные полномочия фракций имеют отношение к регламенту и практически не допускают политические партии к формированию правительства и в целом структур исполнительной власти.

Наконец, вызывает вопрос понятие "депутатская группа". Логично предположить, что депутатские группы могут быть использованы в качестве противовеса к каким-либо оппозиционным фракциям, так как первые и вторые обладают по Закону одинаковыми полномочиями в Законодательной Палате.

Представляется также, что если возникнут проблемы или какие-либо разногласия между Правительством и Парламентом, Президентом и Парламентом, то Президент может "инициировать" создание такой депутатской группы, которое пролоббирует любое решение Правительства..

Таким образом, Законодательная Палата превращается на деле в юридическое учреждение, "оформляющее" законы без учета интересов своих избирателей, однако в угоду тех, кто помог этим депутатам приобрести свой мандат.

Как видно, создание двухпалатной модели парламента ничего не изменит в существующей политической системе и режиме власти, ибо Парламент не обладает и не будет обладать рычагами власти. Это и понятно, так как Парламент формируется вне установившейся клановой системы.

Сущностное содержание природы и ресурс власти Узбекистана составляет сила номенклатуры и клановости. В свою очередь, номенклатурно-клановая природа исполнительной власти стоит преградой процессам либерализации, так как они представляют угрозу их узкогрупповым корыстным жизненным интересам.

Номенклатура и кланы в Узбекистане существуют в условиях укрепления режима личной власти Президента. Последний выполняет по отношению к номенклатурно-клановым группировкам функции, напоминающие функции разводящего. При этом с самого начала глава государства был над и вне номенклатурно-клановых группировок.

Кланы сплелись с властью. Поэтому наивно было бы утверждать, что вопрос заключается в том, чтобы оторвать их от государственных структур.

Изменить сложившийся порядок можно только лишь изменив системно в целом природу режима власти.

Пока же продолжает происходить кризис власти и дальнейшее погружение страны в трясину застоя. Подтверждением данному выводу, в частности, служит борьба кланов за укрепление своих властных позиций в государственных структурах и отсутствие четко выраженной политической воли главы государства в проведении им же провозглашенного курса демократических реформ.

Реальная политическая практика показывает: либерализация лишь провозглашается в пропагандистских целях. Никто в действительности не собирается осуществлять названный курс, но руководству страны "успешно" удается создавать виртуальный мир узбекистанской модели демократии и социального прогресса.