А.Васильченко - Национальный менталитет, или Как я работал с Каримовой (творчество читателей) 04:42 03.08.2003
Очерк - это вольная форма, которая не обязывает нас приводить факты и доказательства собственных слов, зачастую достаточно вызвать к жизни смутные, если не сказать сомнительные, образы посредством простеньких фраз вроде "я припоминаю", "мне видится", "я слышал"… Разумеется, это не честный ход. Но что тогда останется автору таких очерков?
Национальный менталитет, или "Как щаз помню…"
В 2000 году, когда мое платоническое сотрудничество со средствами СМИ перешло на контрактную основу, мне довелось работать с Кумрихон Каримовой, редактором журнала "Автохамрох". Как и большинство изданий республики, оно было широко известно в узком кругу - "гаишный журнал". Статьи свои я писал, разумеется, на русском языке; некоторые из них были переведены затем на узбекский, некоторые остались в оригинале - я не имел и не имею ничего против, причины, по которым совершался перевод, банальны - такая-то статья более актуальна для узбекской аудитории, а такая-то для русскоязычной. Далекий от "автомобильного мира" оценить правдивость этих слов я не мог.
Конечно, главный редактор правил статьи; иногда с Кумрихон мы садились вместе, и тогда строчки медленно просматривались, некоторые из них вычеркивались, кое-где слово заменялось синонимом, и я не могу не отметить, что для узбекской женщины (уверен, что значительная часть аудитории поймет мой акцент) не составляло особого труда подобрать замену, - конечно, я спорил, эквивалент далеко не всегда казался мне удачным, конечно, я был против сокращений, - конечно, ведь шла обычная работа редактора…
Иногда статьи правились в мое отсутствие, но нужно быть полным глупцом, чтобы утверждать, что г-жа Каримова делала это из "горячего" желания вычеркнуть опасные места втихую, за моей спиной. Разумеется, я читал статьи после ее правки и вполне мог защитить их после того, как их отредактировали… чего не скажешь о тех статьях, которые были переведены на узбекский язык. Они стали "черной дырой" для меня, и те немногие слова, вызубренные еще в школе, не позволяли уловить просто смысла текста, разве только узнать некоторые предложения, которые обрывками сохранились в памяти… Думаю, винить в этом некого…
Разумеется, все мои школьные сочинения для "узбечки" были написаны моими дворовыми друзьями, и в первую очередь Наргизкой и Бахтиером… За двадцать лет моей дружбы мне ни разу не довелось им оказать ответную услугу, т.е. написать сочинения на русском, видимо, они справлялись сами. Я был поражен и удивлен, когда учительница Эльмира Омаровна проверив одно из их сочинений, нашла в тексте две ошибки… Мне казалось это невозможным: "Как же так? Это же их родной язык, как они могут допускать ошибки?" О своих "трояках", которые были пойманы на уроке русского, я как-то и не вспомнил… Но мое замешательство было продиктовано не риторическими переживаниями за глубину познаний Наргизы или Бахтиера. К сожалению, это сочинение несло роковую оценку, мне выпадало теперь сдавать устный экзамен в присутствии комиссии, что означало не только необходимость вызубрить наизусть десяток абсолютно непонятных текстов и стихотворений, но и - о ужас! - выдержать общение-"сухбат" с преподавателями… Учительница знала это, понимала она и то, что ставя сейчас "четверку", обрекает меня на попугайскую зубрежку. Эльмира Омаровна поставила мне "отлично" и спасла от экзамена.
Я учился в трех школах №№145, 170 и 94 и в Техническом Университете. И ни в одном из вышеуказанных учебных заведений, я не был подвергнут национальным или другим преследованиям. Конечно, мне просто повезло… За все время моей учебы я помню только одного безжалостного учителя с кафедры ПОВТАС, факультета ЭАиВТ, который вымогал у нас деньги, не считаясь ни с национальными, ни с социальными, ни с каким-либо еще критериями и признаками. Этот человек, желая заработать, придирался к длине "красной строки" в моих лабораторных работах, но, впрочем, к нашей теме это не относится…
Как не относиться и желание защитить и выбелить "узбаков". Именно я отправил текст ташкентской сказки "Кислый молоко" на адрес Центразии. Мои искренние извинения перед iguana, цели нарушить "копирайт" и - упаси боже! - присвоить чужое передо мной не стояло. Мне понравился ваш рассказ, и так как он сейчас активно гуляет по е-мейлам узбекистанских эмигрантов, я посчитал вполне допустимым выслать его админу. Прошу прощение за поспешное название, выбранное сходу, и имя Алима, которое многих вело в заблуждение, но это были условия публикации, и, кстати, вполне резонные… Не считаю, что мой поступок достоин ужасных порицаний…
Да, литературный язык, который преподают в школах и университетах, далек от уличного и базарного, понять официальные документы, циркулирующие в офисах и кабинетах, невозможно понять без учебника и специального переводчика. Да, экзамен по государственному языку в институте я сдал быстро, принес узбечке-учительнице в качестве подарка стопку плакатов и шашлык, заказанный ею самою, что, конечно, не характеризует ее ни с учительской и ни с личной ("тройка" по ее родному языку оказалась приравненной к паре палочек шашлыка!) сторон. Да, в глубоком детстве, я охотно смотрел национальные каналы по телевидению, а на вопрос родителей: "Зачем?" - я ответил с детской непосредственностью: "А они хоть и разговаривают по-узбекски, но поют все равно на русском!" Я не понимал тогда, что мастерам дубляжа был лень да и ни к чему переводить еще и эти песни… Да, все в том же детстве, я боялся "чурок" и остерегался ходить в одиночестве по родной махалле, впрочем, тот же Бахтиер так же не щеголял храбростью… Да… Все это было, это все я видел, но это не стало жесткими шорами, направившими мое зрения. Как и прежде, я верю, что у подлости, низости, мелочности нет национальности, правда, у национальности есть менталитет! Вот это опровергнуть трудно…
Андрей Васильченко (имена некоторых людей изменены)
|