ОБРЕЧЕНЫ ЛИ УЗБЕКИ НА ВЕЧНОЕ РАБСТВО?

Абдувахид САДЫКОВ,
Сырдарьинская область, Узбекистан.

Тулкун Пардаев сидел на обочине магистрального шоссе, соединяющего столицу Узбекистана с Самаркандом. Спиной к дороге, как бы демонстрируя полное безразличие к собственной судьбе. Сумерки все больше сгущались и проезжавшие мимо автомобили, выхватывая фарами его скорбящую фигуру, в последний момент лихорадочно сигналили. В ногах у Тулкуна лежала шкура коровы. Коровы, которая еще вчера была надеждой и опорой его многочисленной семьи. Дома всегда было молоко, еще и на продажу оставалось. Худо-бедно семья сводила концы с концами, но так было лишь до сегодняшнего утра…

Именно в это злополучное утро, вся семья Пардаевых, включая семилетнюю простудившуюся Саодат, вышла в поле на сбор хлопка. На околице стоял хорошо откормленный краснолицый бригадир, записывая в грязный и потрепанный блокнот каждого жителя кишлака. Таково было правило, и никто не осмеливался спросить, почему. Еще раньше жена Тулкуна выгнала из сарая корову, в надежде, что та сама найдет себе на пропитание несколько клочков пожелтевшей травы.

Все было, как обычно в дни хлопковой страды. Вереница безропотных дехкан, растянувшаяся на несколько сотен метров, надсмотрщики в лице среднего районного начальства и сотрудников милиции и унылые поля, на которых было уже нечего собирать. Редкие клочья волокна на почерневших кустах, холодный моросящий дождь, да грязь между грядками, от которой хилая китайская обувь мгновенно становилась сырой.

Но люди, понимая всю бессмысленность предстоящей работы, все равно шли в поле. Они знали, что если ослушаются, то в кишлаке отключат газ и свет. (Так узбекские власти сегодня стимулируют труд дехкан, такими методами заставляют людей выполнять пресловутый план по сбору хлопкового волокна).

Рассредоточившись по грядкам, семья Пардаевых начала привычно выдepгивать ощипки волокна из нераскрывшихся коробочек. За два часа всем шестерым удалось собрать около двадцати килограммов. Тулкун, как единственный взрослый мужчина, принялся укладывать весь собранный детьми и женой хлопок в один фартук, чтобы отнести его на весы, до которых было полтора километра. В тот момент, когда он уже завязывал узел, послышались беспокойные крики односельчан, работавших поблизости.

Тулкун разогнулся, осмотрелся, пытаясь понять причину этого, показавшегося ему зловещего оживления. И вдруг, в какое-то мгновенье он понял все. На обочине поля, примыкавшего к кишлаку, он увидел свою корову. Та, видимо, не найдя ничего съедобного поблизости, жевала стебли хлопчатника.

Именно этого, казалось, и ждали надсмотрщики в милицейской форме. Словно по команде, они выстроились в оцепление, взяв животное в плотное кольцо. Почувствовав неминуемую беду, Тулкун бросил фартук с хлопком и, увязая в месиве осенней грязи, кинулся на помощь своей кормилице. Он бежал, размахивая руками и выкрикивая что-то нечленораздельное. Бежал и падал, поднимался и бежал снова.

Не успел. Милиционеры оказались проворнее, да и расстояние, отделявшее их от коровы, было значительно меньшим. Тулкун заметил, как один из них, ухватив животное за рога, начал валить его на землю. Трое других с радостными криками и улюлюканьем подоспели на помощь товарищу. А спустя мгновенье в воздухе мелькнул острый узбекский нож...

Когда грязный и как-то сразу обессиливший Тулкун подоспел на место убийства, милиционеры уже приступили к разделке туши. Дехканин понимал, что уже ничего не может сделать, ему не с кем спорить и не к кому апеллировать. Он слышал, что в нынешнюю хлопковую страду по решению махаллинских комитетов, этих полицейских общественных структур, режут любую корову, вольно или невольно забредшую на поле и посмевшую полакомиться стеблями хлопчатника. Односельчане в таких случаях обычно не протестуют, поскольку и им могут дать кусок мяса, купить который многие не в состоянии.

Тулкун, за свои сорок пять лет привыкший беспрекословно подчиняться власти, молча сел на грядку поблизости и, не найдя в себе сил для протеста, лишь отрешенно наблюдал за происходящим. Словно во сне он слышал назидательные фразы милиционеров, да разноголосицу соплеменников, вставших в очередь за говядиной. Затем взял еще теплую шкуру и тихо побрел с поля.

Остановить его никто не посмел...

Мы не называем конкретного места события, так как аналогичные или схожие факты свойственны сегодня всему Узбекистану. Нынешняя хлопковая страда в этой стране серьезно отличается от всех предшествующих и, в первую очередь, редкостным усилением репрессивных мер по отношению к крестьянам, которых здесь называют дехканами. И без того бесправные, не имеющие в своем большинстве собственности, зависимые от чиновников всех рангов и уровней, они фактически приравнены к рабам и, как и рабы, лишены элементарных человеческих прав.

Им практически не платят за выращенный хлопок, доходы от реализации которого, составляют 60 процентов бюджетных поступлений республики.

Они не распоряжаются результатами своего труда и вынуждены сдавать весь урожай государству. Те же, кто не согласен с политикой правительства Узбекистана и пытается реализовать хлопок самостоятельно в Казахстане и Кыргызстане, где цены на волокно в семь - восемь раз выше, подлежат жесткому уголовному преследованию. Вооруженные милицейские кордоны вдоль хлопковых полей, граничащих с соседними государствами, пальба из легкого стрелкового оружия по ночам, сегодня - такая же узбекская реальность, как и памятники средневековой старины.

Более того, в период уборочной практически ни один сельский житель не имеет возможности получить медицинскую помощь. Все сельские, районные и областные больницы, включая инфекционные, закрыты, а медицинский персонал отбывает трудовую повинность на тех же хлопковых плантациях.

Возмущены ли узбеки сложившимся положением?

Да, возмущены, но свой протест они, за редчайшим исключением, никогда не выразят публично. Слишком велик страх перед системой и режимом, неоднократно доказывающими, что могут уничтожить любую оппозиционную им силу, любого оппозиционно настроенного гражданина.

Впрочем, было бы несправедливо считать, что народ Узбекистана - это "Двадцать пять миллионов баранов" по терминологии скандального российского политика. Сегодня и здесь происходит брожение в умах, а локальные акции протеста нет-нет, да и будируют официально не информируемую общественность. Власть с помощью милиции уже опасается разгонять пикеты правозащитников, не в силах она и серьезно помешать более масштабным выступлениям граждан. Так, например, городская администрация была вынуждена пойти на компромисс, когда работницы aнrpeнского объединения "Резинотехника" (сто километров от Ташкента), не получавшие заработной платы на протяжении нескольких месяцев, перекрыли автодорогу, соединяющую столицу республики с Ферганской долиной. Не смогла помешать власть и андижанским женщинам, вышедшим на центральную площадь областного центра с требованием наладить в их домах газоснабжение. А ведь еще недавно, такие митинги разгоняли дубинками и водометами.

Существенно активизировалась в стране официально незарегистрированные оппозиционные политические партии. Свои учредительные конференции провели в столице Узбекистана партии "Эрк", "Бирлик", "Озод дехкон", Аграрная партия фермеров и предпринимателей. Примечательно, что Ислам Каримов вынужден это терпеть. Он понимает, что в противном случае может лишиться столь необходимой ему американской поддержки, равно как и международной финансовой помощи. Другими словами, существующий в Узбекистане режим уже не столь абсолютен и монументален, как это было еще два - три назад. Естественно, он не стал либеральным и демократичным, напротив, становится более жестким и авторитарным, но это, скорее, предсмертная агония феодальной системы, изжившей себя полностью, но не желающей это признавать.

И все же, было бы излишне оптимистичным считать, что дни нынешнего режима сочтены.

Во-первых, потому, что народ забит и запуган.

Во-вторых, узбекский диктатор по-прежнему устраивает обе державы, имеющие в Центральноазиатском регионе свой меркантильный и геополитический интерес. И если российские политические эмиссары - нечастые гости в республике, то уж американским вниманием Узбекистан явно не обделен. Только за последнее время здесь публично отметились Збигнев Бжезинский, Элизабет Джоунс, Лорн Крейнер. Примечательно, что все они в один голос отмечали успехи узбеков в строительстве демократии и продвижении экономических реформ, технично обходя острые и болевые вопросы журналистов.

Спрашивается, с чего бы такое единодушие, да еще в устах тех, кто еще несколько лет назад резко критиковал Ислама Каримова за откровенные нарушения в сфере прав человека? Ответ очевиден, и в принципе лежит на поверхности. Более всего высокопоставленных чиновников США волнует проблема долговременного присутствия в этой стране подразделений американских вооруженных сил. Скажем определеннее: по информации, полученной из конфиденциальных источников, сегодня идет обработка Ислама Каримова на предмет придания официального статуса американской военной базе Ханабад, де-факто существующей в Кaшкадарьинской области Узбекистана, но нуждающейся в закреплении де-юре.

Возможно ли подобное, или данную версию можно вообще не рассматривать? Практика показывает, что возможно вполне, и именно этим фактом объясняется та репрессивная безоглядность, с которой власть действует в отношении собственного народа.

Простой пример: Ислам Каримов неоднократно говорил о том, что, приступив к конвертации национальной валюты по текущим операционным счетам, он ни цента не попросил у международных финансовых институтов. Однако узбекский президент ни словом не обмолвился о том, что кредит он все-таки взял, но у народа Узбекистана и без согласия народа.

У стариков, которым не платят пенсию, у малоимущих, не получающих пособий на детей, у бюджетников, и без того живущих впроголодь (даже в Taшкeнтe врачам вместо заработной платы выдают квитанцию о сумме начислений).

Еще хуже положение сельчан, составляющих большую часть населения страны. Те из них, кто по-прежнему трудится в колхозах, переименованных на здешний манер в ширкаты, денег практически не видят. С ними рассчитываются растительным маслом, мукой и рисом (как правило, эти продукты с истекшим сроком годности, весьма скверного качества и по откровенно завышенным ценам).

Разочарованы, унижены и те, кто, поверив властям, решил начать собственное дело на земле. Не получив установленного властью планового урожая того же хлопка, эти люди сегодня распродают имущество, скот, а на вырученные деньги, вынуждены покупать хлопок у соседей, вписывая его в собственную отчетность. Попытки некоторых фермеров доказать, что выделенные им второсортные земли не могут дать больше урожая, чем дали, успеха не имеют и обречены на провал. У самых настырных полученную в аренду землю попросту отбирают.

Кстати, о земле. В отличие от соседних государств, в Узбекистане в обозримом будущем право собственности на землю обеспечено не будет. Именно эту позицию в одной из узбекских газет, известной официальным подходом к проблемам, озвучила влиятельный член правительства Галина Саидова. По ее мнению, (читай, по мнению И. Каримова) передача земли в собственность в стране невозможна, так как неизбежно приведет к междоусобицам и конфликтам.

На самом деле причина лежит в совершенно иной плоскости. Существующей власти выгодно рабское положение крестьянина, поскольку оно позволяет чиновникам свободно и бесконтрольно распоряжаться результатами его труда. В Узбекистане ни для кого не секрет, что свою, более чем существенную долю в урожае зерна, хлопка, овощей и фруктов в каждом регионе имеют чиновники исполнительной власти, в первую очередь, глава территориальной администрации, начальник местной милиции, прокурор и их многочисленные заместители.

Сможет ли население страны, крайне уставшее от произвола власти, изменить нынешнюю ситуацию или граждане этой страны вне зависимости от национальной принадлежности, обречены на рабство?

Вопрос непростой, и на него нет однозначного ответа. События конца восьмидесятых-начала девяностых годов свидетельствуют о том, что узбеки в состоянии поднять голову и пойти против угнетающих их чиновников. Но это теоретически, с поправкой на паралич власти, существовавший на тот момент.

Сегодня реанимировать ту, теперь уже полузабытую гражданскую активность населения, обещают расплодившиеся подпольные партии и их малоизвестные лидеры. Однако их беда в том, что "слишком далеки они от народа", а партийные курултаи (съезды) за редким исключением, напоминают помпезные тусовки амбициозных недоумков. (Журналисты и представители дипломатических миссий, например, были поражены ограниченностью генерального секретаря одной из ветвей партии "Эрк" Самада Мурода, устроившего для них своеобразный брифинг.)

Не будет преувеличением сказать, что часть так называемых оппозиционеров меньше всего заботит процветание страны, но в большей степени отличает личное стремление к власти. За подобными лидерами вряд ли пойдут люди, разве что в виду крайней безысходности.

Почему? Судите сами: Тулкун Пардаев, лишившийся в одночасье единственной коровы, на вопрос, что будет делать, сказал: "Оболью себя бензином и сожгу".

Себя, заметим, а не тех, кто в этом повинен...