Рустем ДЖАНГУЖИН

На карте Центральной Азии можно легко выделить экологически и техногенно- неблагоприятные регионы. Это, прежде всего, высыхающее море-озеро Арал с прилегающими к нему значительными пространствами Хивинской области, Автономной Каракалпакской республики (Узбекистан), Кзыл-Ординской области (Казахстан), космический полигон Байконур (Кзыл-Ординская и Центрально-Казахстанская области Казахстана), ныне закрытый полигон ядерных испытаний (Семипалатинская и, частично, Карагандинская и Алматинская области Казахстана). К зонам, неблагоприятным для жизнесуществования и, вследствие этого экономически депрессивными, следует также отнести значительные территории Узбекистана, Таджикистана, Туркмении, Кыргызстана и Казахстана. В большинстве экологически неблагополучных областях центрально-азиатского региона наблюдается увеличение биосоциальной нагрузки на единицу земельной площади выше допустимого уровня. К примеру, в Ферганской долине (Узбекистан, Юг Кыргызстана), наблюдается растущая концентрация населения – 400 ч/кв.км. Из года в год здесь нарастают проблемы нехватки пахотной земли, ее полноценной мелиорации, а также острый дефицит воды, пригодной для питья. По социологическим данным около 40% молодежи не имеют постоянной работы и перспектив на ее получение. В политическом аспекте можно заметить, что наиболее протестная масса населения центрально-азиатского региона сосредоточена именно в ареале Ферганской долины, сопредельной с южной зоной Кыргызстана и Ленинабадской областью Таджикистана, населенных, по преимуществу, этническими узбеками. В результате жесткого подавления светской оппозиции идейные акценты протестной части населения этого региона приобрели откровенно клерикальный характер.

Для сравнения. В Хивинской области (население которой генетически более близко к туркменам - тюркам-огузам и несколько дистанциирует себя от узбекской этно-культурной целостности). Подобная ситуация в Каракалпакской Автономной республике Узбекистана, население которой этнически не гомогенно (из почти миллионного населения республики 1/3 – каракалпаки, 1/3 – узбеки, 1/3 - казахи). Кроме того, самоидентификация населения Каракалпакии в его принадлежности к исламу весьма условна и типологически сопоставима с исламской самоидентификацией степных казахов горных кыргызов и пустынных туркменов. То есть, в конфессиональном отношении, нейтрально. Последнее обстоятельство разводит социальный протест населения по "национальным/родо-племенным нишам", вследствие чего острота социально-экономических и политико-правовых проблем здесь заметно гасится реанимированным трайболизмом. Именно этим обстоятельством можно объяснить незначительное влияние ислама на социально-политическую жизнь населения, отсутствие влиятельной консолидирующей клерикальной идеи, которая могла бы трансформироваться в политическую силу позицинизирующую себя в качестве серьезного конкурента действующим властям.

По оценкам большинства независимых экспертов, реформы в странах Центральной Азии, носят исключительно поверхностный характер. Главные приоритеты внутренней политики властей направлены не на создание демократической политической системы, основывающейся на открытой экономике, инициирующей креативную энергию населения на конструктивные преобразования, а на эксплуатацию отдельных экономических (сырьевых) отраслей для обеспечения прибыли местных околовластных предпринимательских группировок.

Тотальная коррупция, пауперизация основной массы гражданского населения, ужесточение политических преследований и исчерпанность номенклатурного потенциала выступают исходными предпосылками для развития неподконтрольных существующим режимам, будущих изменений. Появление на этом фоне в общественном сознании конфессионально оформленных, но по сути имеющих политическое содержание концепций переустройства государственной и общественной жизни является зеркальным отражением кризиса общественно-политического и экономического развития региона.

Сегодня борьба откровенно авторитарно-тоталитарной власти с оппозицией ведется в государствах Центральной Азии под предлогом "борьбы с исламским экстремизмом и терроризмом". Однако этот лозунг понемногу перестает эффективно работать в отношении тех, на кого он, прежде всего, рассчитан - на зарубежных инвесторов. В США и в Западной Европе постепенно приходит понимание того, что стремление властей центрально-азиатских государств использовать исламофобию в качестве средства для расправы с реальной гражданской оппозицией, уже не может оставаться оправданием для существования репрессивных режимов.

Стабильность, пропагандируемая властями в качестве синонима неизменности их положения, в реальной практике ставит преграды на пути проведения эффективных реформ и провоцирует социальные катаклизмы. Ставка на помощь внешних сил, которые поверят в необходимость борьбы с местной политической оппозицией под лозунгом "войны с исламским терроризмом", в сложившейся ситуации, все менее приемлема - принимать на веру заверения властей центрально-азиатских государств о необходимости проводимых ими репрессий (включая и этнические), означает усугубление ситуации.

События осени 2002 года, связанные с квази-покушением на Туркменбаши, последние террористические акты в Узбекистане, эскалация внутриполитического напряжения в Казахстане и Кыргызстане показывают, что период относительной стабильности в Центральной Азии завершается, и что эти страны стоят на пороге серьезных системных трансформаций. Вопрос о том, в каком направлении они будут развиваться, остается открытым, поскольку его решение будет приниматься не внутри, а за пределами региона.

На уровне внешней политики единственным инструментом сохранения власти у национальных политических элит остается незамысловатое заигрывание с Россией и США, игра на противоречиях, подчеркнутая обособленность в вопросах выбора "национального пути развития" и подкуп зарубежных партнеров и политтехнологов, дающие определенные гарантии удержания и аккумуляции власти в руках единоличных правителей. Однако "корневая система" диктаторов слаба, и они уже начинают испытывать нарастающую конкуренцию со стороны своих ближайших приспешников.

На данный момент можно говорить о существовании нескольких гипотетических сценариев развития событий. Первый из них более подходит для Казахстана и Киргизстана, президенты которых Нурсултан Назарбаев и Аскар Акаев проводят политику "управляемой демократии", допускающей контролируемый рынок. Проводимая ими политика "селективного" преследования политических противников, демонстративная дружба с ведущими государствами Евро-Атлантического сообщества и проявляемая заинтересованность в сотрудничестве с Россией, по расчетам Астаны и Бишкека, могут обеспечить им благоприятную международную конъюнктуру. Однако кредит доверия в отношении двух президентов со стороны Запада исчерпан, и им остается надеяться лишь на Россию, которая, как в свое время Ф.Рузвельт по отношению к никарагуанскому диктатору Самосе-старшему, произнесет: "Это сукины сыны, но все же, они – свои сукины сыны"…

Внутри Казахстана и Кыргызстана противостоящие властям силы пока не оформились в широкую коалицию. При всем драматизме ситуации, сложившейся в Кыргызстане и Казахстане, развитие событий в двух государствах при смене власти может создать определенные проблемы, связанные с возможной фрагментацией (Казахстан – три основные хозяйственно-экономические зоны, соответствующие традиционному делению страны на три жуза – Старший, Средний и Младший). При такой фрагментации, основной донор национальной экономики – Младший жуз, на территории которого расположены основные нефтяные и газовые месторождения, в лице своих представителей, получит полный карт-бланш на ревизию и последующий пересмотр в свою пользу заключенных соглашений по эксплуатации месторождений. Можно предположить, что в своей политической и экономической ориентации Младший жуз будет тяготеть к США. Средний жуз, на территории которого расположены основные горнодобывающие производства, также попытается взять существующие концессии под свой контроль. Учитывая демографический баланс и отраслевую ориентацию этот регион, вероятнее всего, он будет инкорпорирован Россией. Старшему жузу достанется удел экономической и политической периферии с угасающей экономикой.

Что касается Кыргызстана, то его гипотетическая фрагментация пройдет по линии Юг-Север. Юг отойдет к Узбекистану, а Север, скорее всего, примкнет к казахскому Старшему жузу. Причем, эти изменения могут проходить достаточно безболезненно, и напоминать "бархатную революцию".
Второй сценарий развития событий, связанных со смещением режимов более подходит для Узбекистана, Таджикистана и Туркменистана.

Вероятнее всего, он может носить откровенно силовой характер, так как ни в Узбекистане, ни в Туркменистане, ни в Таджикистане местные президенты и стоящие за ними кланы не уйдут добровольно с политической арены. Ни одна из действительно оппозиционных демократических партий в этих странах не имеет легитимных возможностей для политической активности. В Узбекистане "Демократическая партия свободы" ("Эрк"), а также "Единый народный фронт Узбекистана" ("Бирлик") действуют в условиях конспирации. В Туркменистане оппозиция разгромлена, а ее деятели, либо в тюрьмах этой страны, либо за рубежом. В Таджикистане вновь начались преследования политических оппонентов власти. Скорее всего, изменения в этих трех государствах Центральной Азии будут носить характер "ротации на верхних этажах властной пирамиды", на фоне которой будут развиваться гражданские протестные движения, трансформирующиеся в клерикальные и региональные вооруженные группировки.

Как представляется, "номенклатурные перевороты" и заговоры при отсутствии гражданского общества могут быть не менее, а более эффективными, чем "бархатные революции".

По мнению местных экспертов, развитие событий в Узбекистане и Таджикистане может проходить и по другому, менее болезненному сценарию, без активного использования силовых методов и многочисленных жертв. В частности, таджикский политолог Искандар Асатуллоев предполагает, что "даже если нынешний президент страны Эмомали Рахмонов уйдет, он сохранит огромную власть, влияние в обществе, громадные материальные и финансовые ресурсы, которые будет использовать для укрепления своего клана". Добавим, что уже в формате регионального лидера.

Вполне реалистичную с точки зрения местных условий схему возможного развития событий рисует оппозиционный узбекский журналист Анвар Усманов, живущий в Германии. Еще в начале текущего (2004) года он отмечал о симбиозе, который, в случае кризиса власти Каримова возникнет в Узбекистане. В этом случае, часть проправительственных чиновников из ближайшего окружения президента объединится с оппозицией. У каждого из фигурантов политического спектакля будет своя роль, свое место, а на будущее - договоренность о месте в коалиционном правительстве. На этой платформе может состояться "революция роз". И здесь можно дополнить узбекского эксперта – симбиоз околовластных чиновников и радикальной оппозиции уже происходит. Тому подтверждение – террористические акты 28-30 марта 2004 года.

На фоне возможных властных перемен в регионе нельзя исключать и того, что Туркменистан не избежит номенклатурной трансформации режима, инициируемой влиятельными вождями племенных кланов с подачи газотрейдеров. В этом случае, как в Узбекистане и в Таджикистане, многое будет зависеть от персонального состава нового поколения руководителей и баланса сил инициаторов смены политического режима.

Важно подчеркнуть, что дальнейшая консервация сложившейся ситуации в странах центрально-азиатского региона, может привести к серьезным потрясениям, связанным с делимитацией государственных границ, с экологическими проблемами: с земле- и водопользованием, с различными темпами демографического роста и нежеланием национальных и родоплеменных политических элит находить приемлемые условия для взаимного сосуществования и выработки политического консенсуса по конструктивному решению целого ряда жизненно важных для всего региона проблем.

Подводя итоги, можно утверждать, что в контексте приведенных фактов и возможных сценариев развития региона фактор ислама отойдет на периферию, поскольку он не содержит убедительных ответов на вопрос о физическом выживании населения региона. На приоритетные позиции выдвинутся проблемы физического выживания в экологически проблемных зонах, а также поиски принципов и механизмов сдерживания межнациональных конфликтов. Более чем тысячелетнее присутствие ислама в регионе показала, что простые люди всегда предпочитали религиозным ритуалам неотложные дела по обустройству своей повседневной жизни.

Что касается деловых контактов с представителями местных политических и торгово-экономических групп, то они предпочтительны на уровне государственных гарантий. Любая новая власть переформатирует акценты своей борьбы на устранение остаточного влияния прежних режимов, на отдельных (одиозных в ее глазах) персон. При этом, не покушаясь на собственность иностранных инвесторов, поскольку удержаться у власти она может только с их помощью и только за счет их средств.