Не всякая душа заложница, того, что она приобрела

А.ГУДАРЗИ,
Специально для сайта ЦентрАзия

Поводом для знакомства с семьей Иброгимовых из г. Ташкента, стало, то, что трудно назвать статьей. Так что–то среднее между информационным сообщением и анонимной запиской под названием "Попади в милицию – пыток не миновать" появившейся 3 ноября 2004 года на Интернет-сайте ЦентрАзия с ссылкой на источник Erkinyurt.org. Тенденциозный тон и стиль изложенного за подписью "информационный Центр MAZLUM" не отличался от аналогий в изобилии мелькающих в виртуальном пространстве, разделяя, персонажи на три группы:
первая – те, кто за распространение призывов к свержению действующего конституционного строя республики и установления халифатовской государственности в контексте доктрин Хизб ут-Тахрир находится под следствием, или на различные сроки изолирован от общества пребывая "в местах не столь отдаленных";
вторая – родственники тех кто "изолирован от общества" со всей гаммой их душевных переживаний.

Третью группу составляет милиция – часть государственного противостояния распространению идеологии Хизб ут-Тахрир.

Здесь следует сделать несколько уточнений. В республике не первый год идет либерализация правовой сферы. Эффект от проводимых реформ ощутим. На практике реформы затрагивают и искоренение такого явления, как превышение служебных полномочий в отношении граждан задержанных и находящихся в ведении правоохранительных органов.

В лексике "Международного пакта о гражданских и политических правах" это явление прокомментировано, в статье 7: "Никто не должен подвергаться пыткам или жестоким, бесчеловечным или унижающим его достоинство обращению или наказанию".

Насколько быстро и качественно проходят процессы искоренения этого явления? По оценке зарубежных экспертов не столь быстро, как хотелось бы. При этом эксперты, не впадая в эйфорию от позитивных изменений в правовой сфере республики, с пониманием относятся и к трудностям сопутствующим процессу реформирования. И можно только сожалеть, что до широкой общественной аудитории, и в частности узбекистанской эти признания доходят только в виде коротких цитат или сухих комментариев.
Но за цитатами и комментариями ощутимо и другое. Комфортные взаимоотношения двух сторон "уголовно-процессуального кодекса" на этапах "задержания, дознания, следствия, суда и всего периода лишения свободы", не достигнуты ни в одной стране мира. Даже при условии торжества демократии и общественно-социального и экономического развития в любой из отдельно взятых стран.

Тем не менее, одним из положительных факторов, сопровождающих проводимые в республике реформы можно считать то, что в Узбекистане проблемы "нарушения прав человека" (конфликтная ситуация) стали рассматриваться и через "дипломатию второго плана", т.е. - неофициальные контакты, поддерживающие государственные усилия.
На практике это - "консультации, диалог и образование". Три составляющие имеют гибкую стратегию, основанную на разработках "Института многоплановой дипломатии" (ИМД. Вашингтон. Округ Колумбия). Цель – распространение, развитие и укрепление международных стандартов соблюдения прав человека. К сожалению комментарий положительного эффекта от воплощения "концепции многоплановой дипломатии" в данной работе, не позволителен из-за формата очерка.

К середине декабря 2003 года международной не правительственной организаций Freedom House аккредитованной в Узбекистане была предложена практика изучения "конфликтных ситуаций" через "диалоги" между правозащитниками и представителями правоохранительных структур. К концу первой половины 2004 года под патронажем этой организации было проведено уже несколько диалоговых встреч с обсуждением актуальных для правоохранительных органов вопросов. По мнению участников диалогов, подобные встречи оказались полезными и плодотворными. По мнению международных экспертов для бывшей постсоветской республики, они стали беспрецедентными, отражая стремление государства повысить культуры демократии, предусматривающую и развитие не политизированных концепций о правах человека.

Не "политизированных" потому, что в классике "правозащитная деятельность воспитывает способность человека к состраданию – чувству хрупкому и зависящему от обстоятельств, но подтверждающему то, что каждый человек является личностью, причем не больше и не меньше чем кто-либо другой". Формулировка не мной выведенная, но давно воспринимаемая оттого и цитируемая в контексте напрашивающихся выводах о качестве публикации "Попади в милицию – пыток не миновать".
В одной из моих бесед с начальником "Следственного Управления МВД Узбекистана" полковником А.Шарафуддиновым (начало весны 2004 года) он высказал следующее: "Наша структура имеет практику общения с правозащитниками. Все высказанное в наш адрес, внимательно изучается. Подобные встречи повышают степень понимания ответственности за соблюдение "прав человека" со стороны сотрудников органов внутренних дел республики, и хочется надеяться самих правозащитников. Оценка нашей реакции на любую адресную критику, уточню заслуживающую внимания, не моя прерогатива. Но хотелось бы, чтобы в критике и оценках было больше качества и объективности и меньше тенденциозности и саморекламы. Впрочем, и понимания всех объективно складывающихся трудностей, с которыми нам приходится сталкиваться".

Позже мне довелось убедиться, что не расшифрованные в моей беседе с полковником "трудности" имеют реальную статистику привлечения к уголовной ответственности сотрудников правоохранительных органов. Тех, кто своими действиями превышает служебные полномочия. К чести международных неправительственных правозащитных организаций и правозащитников политизированной сенсации из этой статистки они не сделали.

Со своей стороны и правоохранительные органы не рекламировали собственное содействие в жизнеустройстве и адаптации в социальной среде в частности бывших приверженцев Хизб ут-Тахрир, досрочно освободившихся из мест заключения по амнистии прошлых лет. Не рекламировали и опыт положительного влияния офицеров МВД республики на судьбы некоторой части амнистированных, отказавшихся от идеологии Хизб ут-Тахрир, попавших в свободном социуме в сплетение корыстных интересов, жуликоватой группы граждан. Может и зря, они об этом не рассказывают. Поучительного в этих непростых жизненных историях много в том числе и для правозащитников.

2.

Но вернемся к содержанию вышеупомянутой публикации за подписью "информационный Центр MAZLUM". Признаюсь ее главный персонаж – Иброхим Мухаммад Неъматжон угли - заинтересовал меня только в контексте собственного исследования идеологии Хизб ут-Тахрир. Уже в процессе изучения некоторых фактов из вышеназванной статьи появилось желание глубже понять психологию человека однажды порвавшего с Хизб ут-Тахрир и вновь ступившего в ее же трясину. Здесь автору придется сделать оговорку. Ниже в тексте упоминая главного персонажа, мне придется использовать имя Рустам, а не Мухаммад. В данном случае исхожу из собственных представлений, о моральном праве людей именовать себя этим священным для мусульман именем. Пишу об этом со спокойной совестью еще и потому, что в первые дни жизни своего первенца отец назвал его не Мухаммад Неъматжон угли, а Рустам. Назвал, не ведая, что через много лет, сын запишет в новом паспорте имя Мухаммад.

Выйти через указанные в публикации фамилии юристов на адвоката М.Парпиеву, защищающую интересы Рустама было не сложно. И самый первый разговор с ней только подтвердил - родители, семья, и сам главный персонаж, не отличаясь от многих других узбекистанцев, были на протяжении многих лет жертвами идеологии Хизб ут-Тахрир.
Рустам 1974 г.р., гражданин Узбекистана. Выпускник (1996 г.) исламского института "Имом Аль Бухарий", профессиональный исламовед, владеющий арабским языком на уровне квалифицированного переводчика.
За распространение листовок антигосударственного содержания в 1999 году решением районного суда был осужден по статье 159 УКРУз. В 2001 года написал "прошение" на имя Президента Республики Узбекистан. Просил об амнистии, раскаиваясь в приобщении к деструктивной деятельности Хизб ут-Тахрир, направленной против светской государственности и свержения государственного строя республики. "Прошение" прошло сложную процедуру экспертного изучения. Ему поверили. Поверили в то, что безвозвратно порвал с идеологией Хизб ут-Тахрир. В 24 ноября ноябре того же года он был амнистирован и за семь месяцев до завершения первоначально установленного судом срока наказания вернулся домой.
Прошло почти четыре года. Через показания находившегося под следствием активиста Хизб ут-Тахрир в начале весны 2004 года, он вновь попал в поле зрения правоохранительных органов. Именно с этого момента и начинается сюжетная часть статьи "Попади в милицию – пыток не миновать". Многие факты из нее, как выяснилось в ходе независимого журналистского расследования, были, мягко говоря, преднамеренно не точными.
29 ноября 2004 года в первой беседе с адвокатом М.Парпиевой я задал вопрос о правдивости фактов изложенных в статье, и особенно цитаты: "Родители опасаются, что, возможно, он убит. Еще до своего вынужденного ухода из дома он фактически стал инвалидом в результате частых избиений и пыток. Именно страх от пыток, а не желание заняться каким то неугодным для милиции, но благородным по его убеждению делом, заставил его скрыться. Он знал, что дальше не выдержит пытки".

Свой комментарий, адвокат сформулировала достаточно четко: "Я подтверждаю - мой клиент жив и здоров. На днях я виделась с ним. Ни о каких пытках речи не может быть. Если не верите мне, добейтесь в милиции свидания с ним. Еще советую поговорить с его отцом ... Да лучше с ним – в прошлом он был журналистом. С матерью о сыне говорить трудно. Она с трудом переносит его арест и содержание под стражей. Кто написал статью "Попади в милицию – пыток не миновать"? Не знаю. Но то, что написанное не соответствует действительности, подтверждаю".
Убедить руководство Следственного Управления МВД в предоставлении возможности встретится с Рустамом оказалось не просто. В подтекстах отказа звучало желание иметь гарантии того, что с моей стороны будет беспристрастное изложение фактов. До моих письменных заверений не дошло. Возможность встречи мне предоставили даже при условии, еще не завершившегося следствия. Встреча состоялась в субботу 4 декабря 2004 года в кабинете следователя, в здании Городского Управления Внутренних дел МВД РУз.

В кабинет вошел высокий тридцатилетний мужчина. В начале непростой по содержанию беседы мы договорились не касаться эпизодов уголовного дела. Характерная черта собеседника – приветливая улыбка. Она почти не сходила с его лица в течение трех часов нашей беседы. "Почти" потому, что Рустам не улыбался, только при упоминании о родителях, жене и детях, которых он по его словам наградил многолетним и не заслуженным горем.
В течении всей беседы, следователь сидел в другом конце кабинета. Сидел занятый своими делами, не буравя взглядом спину подследственного, который не напряженно вполголоса произнес:
"Впервые за свою горькую практику сижу в кабинете следователя спиной к нему".
"Вас что-то тревожит?" – спросил я
"Нет? Просто не привычно, что нашему разговору никто не мешает".
О том, что до встречи со мной он был осведомлен, что я занимаюсь исследованиями идеологии Хизб ут-Тахрир и вопросами тактики и методики ее распространения, я не сомневался. О чем мы говорили? О его понимании идеологии Хизб ут-Тахрир и светском исламе не воспринимающем эту идеологию. О содержании принесенной мной книги "Система Ислама". Ее страницы, он листал, но не комментировал, поняв, что я ориентируясь в ее смысловом содержание но не признаю ее деструктивных концепций. На мой вопрос, почему после обещанного в 2001 году отказа от деятельности в структуре Хизб ут-Тахрир, он вновь вернулся к ее идеологии, собеседник молча открыл одну из страниц этой книги и с видом покорного исполнителя воли Аллаха показал на ссылку из Корана:
"Всякая душа – заложница того, что она приобрела". (74:38).

Признаюсь озадаченный его отношением к прочитанному, я задал вопрос - помнит ли он содержание предыдущих и последующих аятов этой суры Корана? Он ответил – нет, не помню. Тот же отрицательный ответ прозвучал на мой вопрос - помнит ли он ли он смысловую направленность 74 суры?
С моими последующим вопросом и предположением, что 74 сура возможно называется "Мухаммад", он согласился. Два моих вопроса были тестовыми. На самом деле 74 сура в переводе И.Ю.Крачковского называется "Завернувшийся", в переводе В.Пороховой "Плащом покрытый". В их же переводах текстов Корана на русский язык сура 47 именуется "Мухаммад".

Насколько Рустам хорошо ориентировался в смысловом содержание второй главы "Божественная судьба и предназначение" (Книга "Система Ислама"), примеряя на свою судьбу смысл строки "Всякая душа – заложница того, что она приобрела"? Скорее всего, в рамках того, что ему внушали его мушрифы-прпеодователи Хизб ут-Тахрир. Но и они в свою очередь не более чем порождение психологической установки автора книги "Система Ислама", Такиеюддина Набханий. Напомню – именно он ввел в идеологию Хизб ут-Тахрир систему ссылок на отдельные аяты трансформируя их смысл для обоснования своих концепций. Насколько на его вольную трактовку текстов Корана распространялась воля Аллаха, в книге "Система Ислама" ничего не сказано.

Кстати слова "Всякая душа – заложница того, что она приобрела" совсем не то, что хотели бы услышать от Рустама его дети, жена и родители, мечтающие увидеть его в родном доме. Об этом мне сказал в нашей беседе его отец, опешивший от сегодняшней ориентации сына на слова "Всякая душа – заложница того, что она приобрела".

Впоследствии я долго и сам не мог успокоиться. Тестируя Рустама, я не уточнил ему что 38 аят 74 суры имеет смысловое продолжение в 39 аяте – "Помимо (братьев) правой стороны". Не уточнил, я и то, что в этом яте, к примеру в толковании Табари, термин "братья" (комментарий О.Османова) подразумевает два значения - "дети муслимов" и "ангелы". Их действия уточняются в 41 аяте той же суры: "И грешникам вопросы задают". То есть тем, чьи души – "заложницы того, что они приобрели".

Рассказ об этой достаточно интересной части нашей беседы с Рустамом, мне придется прервать. И не только из чувства корректности по отношению к нему. Скорее из желания определится с его отношением к правдивости фактов изложенных в публикации "Попади в милицию – пыток не миновать". Кстати за дезинформацию информационный Центр MAZLUM извинений не высказал, словно не решаясь нарушить известную аксиому - в информационных войнах этого делать не принято. Так же как не принято быть точным в изложении событий.

Рустам был задержан 21 октября 2004 года на основании постановления об объявлении его в розыск от 19 апреля 2004 года и заочной санкции на арест Шахантаурской районной Прокуратуры г. Ташкента. Дело было приостановлено 10 мая в порядке ст. 364 ч.1 п.2 "в связи с розыском обвиняемого". 21 октября задержание провели сотрудники Уголовного розыска ГУВД г. Ташкента. Согласно постановления он был арестован и водворен в ИВС (изолятор временного содержания). После составления всех документов, материалы были направлены в "следствие" для возобновления уголовного дела. Пройдя оформление через две канцелярии, материалы попали к следователю 23 октября 2004 года. В тот же день Рустаму адвокатом Р.Рахматулаевым было обеспеченно право на защиту. И в тоже же день (23.11.04 г.) об аресте Рустама было сообщено его родителям, точнее отцу, о чем свидетельствует документ (27/6256) фигурирующий в уголовном деле.

Далее мне придется выделить фрагменты из публикации от 3 ноября и прокомментировать их словами не только Рустама, но и его отца с которым автор этих строк встретился 7 декабря 2004 года в присутствии адвоката М.Парпиевой.

Фрагмент:
"После освобождения (2001 г.) Мухаммад был под постоянным надзором милиции. Вынужден был регулярно регистрироваться и писать объяснительные в ГУВД. После каждого посещения милиции, он возвращался домой со следами пыток и избиений. Один раз 3 суток его не отпустили домой. Дома он стал молчаливым, уклонялся от ответа на вопросы родных и не говорил, что происходило каждый раз при посещении милиции".

Комментарий Рустама:
"В ноябре 2001 года после освобождения по амнистии, по месту постоянного жительства я находился под "административным надзором" районного отделении милиции (РОВД). Все в соответствии с установленным порядком. Конечно нахождение под "административным надзором" мало приятно, но в ходе ее исполнения меня никто не оскорблял и физически на меня не воздействовал. Периодически в дом моих родителей, где я живу со своей супругой и детьми, приходил сотрудник милиции для моей проверки. Так полагается. То, что такой форме контроля подвергаются все соприкоснувшиеся с идеологией Хизб ут-Тахрир, (да, не только) освобождающиеся из мест заключения, я знал еще в период нахождения в заключении. Так, что новостью для меня это не было. То, что это неприятно родителям я понимал. Но эта необходимость и в сравнении со счастьем жить на свободе рядом с родными, "административный надзор" со стороны милиции, она ничто. После каждого возвращения из милиции, моя мама внимательно осматривала мою голову и мое тело, спрашивая меня, не подвергался ли я пыткам. Нет, пыткам меня не подвергали. Этот контроль понять можно. Она беспокоится за мое здоровье. Причины для беспокойства есть. Но возникли они задолго до моих злоключений. По поводу пыток описанных в статье - лгать о том чего не было, не буду. Меня не пытали".

Позже адвокат М.Парпиева познакомила меня с документом, где Рустам подтверждал не применение к нему физических методов в момент его задержания 21 октября, последующего дознания и проводимого следствия. Документ стал частью материала "служебного расследования" по действиям сотрудников милиции, в том числе следователя, имя, которого было упомянуто в публикации от 3 ноября 2004 года. В ходе "служебного расследования" в действиях сотрудников милиции, фактов превышения служебных полномочий обнаружено не было. На мой вопрос, насколько это соответствует истине, Рустам коротко ответил: "Соответствует". Основанием к проведению служебного расследования была информация Центра MAZLUM от 1 ноября 2004 г. с обязательной ссылкой на родителей "опасающихся, что возможно, он убит".

Далее фрагмент:
"26 марта 2004 года, за три дня до Ташкентских взрывов, в ранее утро, около 5 – ти часов, к нему домой налетел наряд милиции, около 20 человек, обыскивали весь дом, искали Мухаммада без предъявления каких-либо документов. Мухаммад в этот день находился у родителей жены. После этого события он не вернулся домой, не стал жить дома, навещал семью только тайком, скрывался у разных знакомых, не сообщал о месте своего пребывания никому из родных, ограничивался только знаковым звонком по своему мобильному телефону".

Комментарий Рустама:
"Давайте я расскажу, как меня задержали. С начала весны 2004 года я действительно периодически не жил дома. На это были причины. Какие? Об этом говорить не хочу. О том, что меня разыскивает милиция, я знал. 21 октября 2004 года я приехал на Паркентский рынок. Позже в ходе проводимого следствия мне сказали, что меня узнал "оперативник", проезжавший на своей машине мимо автобусной остановки. Он и увидел, как я сажусь в подъехавший автобус. На третьей после Паркентского рынка остановке в автобус вошли двое мужчин в гражданской одежде. Они показали мне свои служебные удостоверения сотрудников милиции, надели наручники. Мы вышли из автобуса и сели в автомашину марки ТИКО. Был ли захват и заламывание моих рук? Нет. Я знал, за, что меня задерживают. Мне кажется, большинство пассажиров автобуса даже не заметили, что произошло. "Кружил ли я в автобусе и спал ли в нем несколько часов", как это описано в статье? Нет. Все было именно так, как я вам сейчас рассказал. Водитель автобуса милиции не вызывал. Я вообще сомневаюсь, что он понял, что произошло в салоне автобуса".

Комментарий отца Рустама:
"26 марта 2004 года к нам в дом пришли сотрудники милиции. Представили свои удостоверения. Ни кто на нас не налетал. Сколько их было? Действительно много. Спрашивали где наш сын. Провели обыск. Что мы испытывали во время проведения обыска можно понять и без моих пояснений. Процедура обыска мало приятна. Но это из личных ощущений. Что искали? Литературу и листовки Хизб ут-тахрир. В доме и во дворе ничего обнаружено не было. После первого ареста сына в 1999 году и его амнистии в 2001 г., мы пережили много тревожных дней. Еще когда он отбывал срок наказания, во время свиданий на зоне, сын клятвенно заверил нас, что порвал с идеологией Хизб ут-Тахрир. Говорил, что стал "отказником". Вернувшись в 2001 году домой из заключения, он первыми словами заверил нас, что порвал с этой организацией. Мы всегда ему верим. Но, наверное, есть то, о чем мы не знали в последнее время. Если бы вернуть дни, когда он впервые связался с этой организацией, я бы его привязал веревкой к своему телу – только бы он не связывался с Хизби. Если его амнистируют во второй раз …".

Трудно видеть плачущего мужчину переживающего за сына, которого он в бессилии от обстоятельств не может укрыть телом. Отцу трудно и того, что чувствует себя косвенно виноватым за то, что "не доглядел и пропустил".
Фрагмент:
"Родители опасаются, что возможно он (Рустам – прим.авт.) уже убит. Еще до своего вынужденного ухода из дома он фактически стал инвалидом в результате частых избиений и пыток. Именно страх от пыток, а не желание заняться каким-либо неугодным для милиции, но благородным по его убеждению делом, заставило его скрыться. Он знал, что дальше не выдержит пытки. Попади в милицию – пыток ему не миновать".

К смыслу витиеватого словоблудия подразумевающего 3 ноября 2004 года "занятия каким-либо неугодным для милиции, но благородным по его (Рустам – прим.авт.) убеждению делом" мне придется вернуться чуть позже, после некоторых уточнений. Для начала определимся - анонимный автор к 1 декабря уже знал о том, что Рустам написал заявление об отказе от Хизб ут-Тахир. С 21 по 23 октября 2004 года родители, не имели информации о сыне, но не сомневались, что сын арестован. И тем не менее до 25 октября эта история среди соседей по махалле, где живут родители Рустама, обрастала слухами, и домыслами. В них доминировали термины "пытки и избиения". Но в большей степени раскручивалось мнение, что "он уже убит". О том, что этот термин раскручивали преднамеренно, у многих знающих эту историю сегодня сомнений не вызывает. Вопрос насколько цинично это делали, приходя в дом к родителям Рустама, знающих с 23 октября, где находится их сын, оставим для размышления самих родителей.
25 октября Рустам не сомневаясь, что родные уже знают о его местонахождении, получил возможность переговорить по телефону со своей матерью в какой то степени сняв ее нервное напряжение, впрочем как и всех родных. Вопрос - можно ли было отказать в этом телефонном звонке? По словам юристов – да. И тем не менее 25 октября в кабинете следователя Рустаму предоставили возможность в присутствии адвоката по телефону переговорить с родителями. С сыном говорила его мать, после чего переговаривала и с его первым адвокатом. С адвокатом договорились о встрече. Встреча не состоялась. Исходя из собственных соображений родители, отказались от его услуг и наняли другого адвоката.

27 октября второй адвокат встретился с подзащитным в здании ГУВД. Позже это адвокат был заменен третьим по счету адвокатом, М.Парпиевой. Уточню, что не с ее ведома 3 ноября 2004 года в Интернете появилась публикация "Попади в милицию – пыток не миновать" с подписью Информационный центр MAZLUM. 01.11.2004 г. Адвокаты к публикации никого отношения не имеют.

* * *

Даже беглый текстологический анализ не затейливо изложенного содержания публикации, любому непосвященному в тонкости жанра "дискредитации государственных структур", привел бы к двум простым выводам - безымянный автор публикации балансировал между желанием снизить гуманное значения предстоящей амнистии, и созданием очередного образа великомученика в лице Рустама. Но на роль великомученика он и не претендовал.

В беседе со мной, у него вырвалась фраза – я устал от Хизби. Поверить в слова собеседника, скорее, всего можно. Пусть даже при условии кратковременности моей беседы, ярко проявившей особенность его ментальности - высокую степень восприятия стороннего внушения.
Скорее всего, именно этот фактор был основной причиной его повторного возвращения к Хизби. Его сподвижники ценили в нем не столько набожность, сколько знания арабского языка, способность правильного произношения слов Корана и покорную исполнительность. По его же признанию он осознавал – очередная связь с Хизби очередное горе родным, которым он клятвенно обещал многое.

Позже его отец на вопрос о повышенной религиозной ментальности сына, не зная о моих выводах, тоже упоминал о его впечатлительности и легкости восприятия стороннего внушения.

Учитываются ли подобные факторы в выводах тех, кто дает, экспертное заключение о тех кто решил порвать с идеологией Хизби? Учитываются. Но здесь возникает еще одна проблема. Периодически проводимые беседы имамов с бывшими хизбуттахрировцами (отказники – прим. авт.), при всей пользе их разъяснений о пагубности идеологии Хизби, наверное, не достаточны. Оказавшись в свободном социуме отказник, скорее всего, должен стать центральной фигурой программы добровольной реабилитационной разработанной теологами и психологами. Сегодня фигуранты есть - нет программ. Одна из причин – отсутствует практика составления подобных совместных программ. Нет и психологов ориентирующихся как в светской теологии, так и в особенностях фундаменталистской идеологии. А если они и есть, то только в закрытых учреждениях исполнения наказания, но не в свободном социуме, где необходимо оградить сознания "отказника", от слащавого шепота вербовщиков-зазывал из Хизб ут-Тахир.

Эта необходимость оправдана и статистикой повторного обращения к идеологии Хизб ут-Тахрир теми, кто в процессе первого отбытия срока писал прошения на амнистию. Их процент незначителен, но он есть. Собственно последнее пребывание под следствием Рустама основано не только на его повторном возвращении в Хизб ут-Тахрир, но и его привлечении к деятельности в ячейке других амнистированных. И если в 1999 г. он стал подследственным в качестве мушрифа, то в 2004 г. предстал перед следователем уже в качестве накиба и не просто районного уровня, а патронирующего два района города. И только одно в эволюции его карьерного роста радует – не причастность к деятельности террористической группировки, в состав которой входили и приверженцы Хизб ут-Тахрир.

3.

Насколько публикация 3 ноября была неуместна в ходе проводимого следствия? На этот вопрос каждый из читателей может ответить сам. Только следует учитывать, что традиционно между подследственным и следователем присутствует фактор человеческих взаимоотношений. Это проявляется в мелочах. Подследственные эти взаимоотношения ценят, невзирая на то, сколько раз была наполнена его пиала чаем, свежа предложенная ему лепешка и в качественном отношении хороша сигарета из пачки следователя. Появление публикации от 3 ноября на эту часть отношения между следователем и подследственным не повлияли.

И все же зачем составителю вышеприведенных фрагментов, понадобилось описывать особенности физического состояния Рустама, акцентировано обвиняя милицию в избиении и пытках? Отвечать на этот вопрос никто из знающих, об этой истории, не стал. Не комментировалось и то, как информация об аресте Рустама в искаженном описании о причинах его инвалидности стала достоянием анонимного автора. Собственно на ответах и их комментариях ни кто и не настаивал. По словам одного из офицеров читавшего публикацию от 3 ноября – "И не такое читали".

И тем, не менее некоторые выводы напрашиваются сами по себе. По всей видимости, в задачу составителя текста входила констатация слабого здоровья Рустама, но не изложение собственных трафаретов о "инвалидности в результате частых избиений и пыток".

Является ли вообще Рустам инвалидом? Если да, то когда им стал? На эти вопросы в беседе со мной он ответил сам. Позже высказанное им подтвердил его отец. Два ответа совпали. Не задолго до своего совершеннолетия Рустам вместе со своей мамой попал в тяжелую автомобильную автокатастрофу. Чудом остались в живых. У Рустама - сотрясение мозга, травма левого уха и множественные переломы. Результат сотрясения мозга – многолетние периодически повторяющиеся кратковременные обмороки Последствием травмы левого уха, стала глухота, которой он страдает и сегодня. Состояние здоровья, по его словам учитывалось в период его первого отбывания срока: "На зоне я работал на швейной машинке".

Итак, с "пытками и инвалидностью" все более или менее понятно. Если учитывать что об этом в слезах рассказывал его отец, то и правдоподобно.
Остается понять, зачем нужно была в публикации от 3 ноября уточнение: "… не желание заняться каким-либо неугодным для милиции, но благородным по его убеждению делом". Что это, поддержка морального духа соратника-хизбуттахрировца? Или "медвежья услуга" тому, кто уже в ходе проводимого следствия написал на имя Президента Республики "заявление" признавая ошибочность своего повторного (после первой амнистии 2001 г.)
возвращения к деятельности Хизб ут-Тахрир. Уточню - к этому решению Рустам пришел самостоятельно, и по словам его последнего адвоката с чувством внутреннего облегчения. Кстати в то, что его не отпустят домой, как нашкодившего мальчика, сказавшего "дядя, я больше не буду так делать ", ни Рустам, ни его отец не сомневаются. Более того, сам Рустам познавший все стадии амнистирования в 2001 году, никаких иллюзий и не питает. В нашем разговоре он сказал, что знает, что ему придется пройти стадию завершения следствия, суда, прибытия в места отбывания срока наказания и только потом непростое поэтапное рассмотрения его "заявления".
Сказал и спросил:
- "А вы читали мое заявление?"
- "Читал’
Я действительно его читал. И особенно вчитывался в слова: "Я еще не знаю, каким будет мое наказание, но когда я освобожусь, я все свои силы отдам борьбе такого зла, как Хизб ут-Тахрир".

Отказ от идеологии Хизб ут-Тахрир всегда потеря для ее идеологов. Вот почему нужна была в публикации от 3 ноября цитата: "… не желание заняться каким-либо неугодным для милиции, но благородным по его убеждению делом"? И кто сегодня может утверждать, что эти слова из публикации не должны были в перспективе заблокировать положительное восприятие "заявления" Рустама с его клятвенным отказом от идеологии Хизб ут-Тахрир. И кто может отрицать, что это не плата ему за признательные показания, на следствии, в чем он собственно не отличается от подавляющего большинства своих сподвижников.

Собственно на этом выводе можно бы и закончить комментарий содержания публикации "Попади в милицию – пыток не миновать". Но в ходе нашей беседы 4 декабря Рустам неоднократно втягивал меня в сложный диалог, в котором я не имел морального права называть все, своими именами лишая его надежды:
- Как вы думаете, попаду ли я под амнистию?
- Насколько я знаю, вы после 2001 года уже второй раз отказываетесь от идеологии Хизб ут-Тахрир.
- Да!
- Вы сами надеетесь в то, что государство поверит вам во второй раз?
- Я очень надеюсь, что мне поверят.
- После изучения вашего прошения об амнистии, вам будут задавать очень много вопросов. Не исключено, что один из них прозвучит так – "почему вы отрекаетесь от идеологии Хизб ут-Тахрир?". Вы готовы к этому вопросу?
- Да готов. Начну с того, что отрекаюсь из-за нежелания приносить горе родителям, семье и народу.
- Ваши родители разделяют вашу приверженность к идеологии Хизби?
- Нет. Они не приняли Хизби и имели проблемы с законом из-за меня.
- Трудно отказаться от Хизби?
- Да.
- Почему?

На последний вопрос ответа я не услышал. Понимая, почему мой собеседник не хочет отвечать на этот вопрос, я перевел разговор на другую тему. В не желании отвечать именно на этот вопрос есть одна особенность. Полноценно обосновать свое решение порвать с идеологией Хизб ут-Тахрир может не каждый. Среднестатистический хизбуттахрировец традиционно плохо осведомлен об особенностях различий между идеологией Хизб ут-Тахрир и концепциями традиционного светского ислама.

По словам самого Рустама в ходе его приобщения к Хизб ут-Тахрир ему давали читать из наиболее известных 23 книг Хизби только три – "Ислом низоми" (Система Ислама), "Идорий Туплам", и "Хизб ут-Тахрирнинг узгартиришдаги манхажи".

Книга "Система Ислама" делится на 13 разделов с текстами, трудно цитируемыми на память, скорее всего и трудно воспринимаемыми в силу теоретического смешения религиозной догматики, политизированного рассуждения о нечестивцах, и ссылок на аяты и хадисы Корана.
Книга "Идорий Туплон" представляет собой свод, разъяснений и поведенческих директив для руководящего и рядового состава Хизбий.
Книга "Хизб ут-Тахрирнинг узгартиршган манхажи" излагает концепции Хизби в формате общего отношения к кяфирам, необходимости установления халифатовской государственности и обязанности мусульманина принять участие в этом процессе.

Напомню, что методика изучения всей литературы Хизби проводится в системном порядке и растягивается на несколько лет. Правда ни одна из книг доступно не разъясняет различия между собственной идеологией и традиционными светскими концепциями. Это одна из особенностей литературы Хизби имеющая важное значение в воспитании сектантской ментальности хизбуттахрировца. И надо быть достаточно грамотным теологом или просто хорошо разбираться в концепциях хизби, чтобы суметь объяснить существующие противоречия. При этом важно соблюдать еще одно условие - под рукой должна быть литература авторов из числа светских богословов, и (в нашем случае) книга "Ислом низоми". Важная деталь – некоторые руководители следственных структур МВД, кроме юридического образования уже сегодня имеют дипломы исламоведов. Об этом знают подследственные, во всяком случае, те из них, кто вторично оказывается в этой роли и уже не рискует морочить голову плутоватыми рассуждениями о своем отказе от идеологии Хизб ут-Тахрир.

Одновременно на практике в ходе любого проводимого следствия возникающие проблемы с разъяснением тонкостей идеологи Хизби решаются с помощью приглашаемых профессиональных теологов беседующих с подследственным и консультирующих следователя. Консультации нужные и правильно проведенные. По эффективности их можно квалифицировать как "мозговой штурм". Кстати ничего общего не имеющего с "психологическими пытками" нередко упоминаемыми в публикациях теми, кто считает себя правозащитниками. При всей аргументированности хотим мы того или нет, но "мозговые штурмы", все же имеют, временный эффект дополненный отсутствием специальной методической литературы полноценно раскрывающей разницу между идеологией Хизби и светскими концепциями. В распоряжении следователей подобной литературы нет. Кстати ее нет и у адвокатов. В Узбекистане этот пробел начали восполнять, только с недавнего времени основываясь не столько научными аргументами, сколько наработанной практикой.

Проблема отсутствия методической литературы существует и в других государствах столкнувшихся с идеологией Хизб ут-Тахрир. Иначе как объяснить, то, что к экспертам-практикам из узбекистанских правоохранительных органов и особенно после террористических актов весны и лета 2004 года стали обращаться за консультациями представители правоохранительных органов некоторых бывших постсоветских республик.

* * *

Повторюсь – на встрече с Рустамом, зная еще в день официальной публикации (2 декабря 2004 г.), о параграфе 8, пункт 2, Указа об амнистии я по человечески не посмел разрушать его надежды на амнистирование. Не посмел - прочитав до этой встречи его "заявление", в котором он до 25 ноября 2004 г. в человеческом отчаянии еще раз убедить Президента пишет:
"Я виноват, простите меня! Стоя на коленях, умоляя всех вас простить меня и поверить мне".

Не решился я выразить свои сомнения, и в разговоре с его отцом видя и слыша, как он в "год добра и милосердия надеется на чудо в отношении своего сына.

На чудо в "год добра и милосердия" стал надеяться и я сам, узнав многое из истории этой ташкентской семьи, так похожей на истории семей в которых дети и дочери стали заложниками того, кто провозгласив Хизб ут-Тахрир в 1952 году, возомнил себя посланцем Бога для арабов, а заодно и мусульман Центральной-Азии.

Но, надеясь на чудо в последние дни 2004 года - год добра и милосердия, - я теряюсь в поисках ответа на вопрос - кто возьмет на себя ответственность, гарантируя, что Рустам вернувшись домой, уже в третий раз не станет рабом Хизб ут-Тахрир? Его дети, жена, мать, отец, правоохранительные органы, эксперты-теологи и правоведы, администрация, где он будет отбывать срок наказания или он сам? Сын своих родителей и своего народа, названный своим отцом именем Рустам.

Ташкент. 10.12.04.