Отрешение Акаева: Как это было? ЧАСТЬ 4

Бермет БУКАШЕВА, Москва - Бишкек.

(Окончание. Начало в предыдущих номерах.)

После того как Аскар Акаев озвучил свое заявление о досрочном сложении президентских полномочий, выступил Омурбек Текебаев. В пику акаевскому определению мартовских событий как национальной катастрофы, спикер сказал: "История свершилась. Мы оцениваем то, что произошло в стране как народную революцию. Тому, что совершил народ, мы не вправе давать отрицательную оценку. По Конституции народ является единственным источником власти, и мы все обязаны ему подчиниться. Только народ решает, кому быть главой государства. В 1990-м году он дал вам власть, теперь, подчиняясь его желанию, вы возвращаете ему эту власть. Мы уверены, что сегодня произошло важное историческое событие. Страна может развиваться в конституционном поле. На предстоящих выборах народ Кыргызстана сможет выбрать себе президентом того, кого хочет сам".

Акаев смиренно проглотил сказанное, а после передачи своего заявления, собственноручная подпись которого была заверена нотариусом, сказал, что у него есть последняя просьба к новой власти: остановить информационный террор в отношении него и его семьи. Это было жалкое и горестное зрелище. Он говорил это очень тихо, так, чтобы не было слышно нам, сидящим в стороне. Разумеется, ни парламент в целом, ни комиссия, ни торага Жогорку Кенеша не могли ему этого обещать, поскольку свободу слова и прессы в стране никто отменять не собирался, а членов нового правительства, которому подчинялись государственные СМИ, в составе комиссии не было. Текебаев дал ему это понять.

С каждой секундой неловкость положения Акаева только усиливалась: никто не собирался дарить ему цветов и подарков (а он, вероятно, все-таки надеялся на более теплое отношение), никто не выказал желания сказать ему напоследок пару добрых слов. Он понял, что, несмотря на его вчерашние намеки о торжественной обстановке, в которой должна пройти процедура передачи власти, никто не собирался с ним целоваться, а уж тем более пить шампанское на брудершафт. После неловкой паузы, как бы говоря, "ну что ж, раз от меня больше ничего не нужно", он встал и начал прощаться. Депутаты один за другим пожали ему руки. Текебаев, прощаясь, что-то вежливое говорил напоследок. Мы с оператором хотели взять у него интервью для КТР, но Жумалиев, стоявший рядом с ним в качестве верного адъютанта, сказал, что Аскар Акаевич отказался давать интервью. Он вообще в этот день отказался от всякого общения с прессой. Того, что пережил в те минуты Акаев, действительно, не пожелаешь даже врагу. 15 лет фактически неограниченной власти, еще вчера поклонение и славословие окружения, и в одночасье – полный крах… Воистину, пути Господни неисповедимы. Никто из комиссии, даже вчерашний друг Ташкул Керексизов не пожелал смягчить его горе словами утешения за рюмкой водки.

Впрочем, рюмка утешения в стенах посольства для Акаева все-таки состоялась, и не одна рюмка. Поскольку в тот день он приехал без детей, надзирать было некому, и три первых лица сверженной власти сообразили на троих: Акаев, Танаев и Жумалиев. Спустя пару часов экс-премьер-министр и экс-первый вице-премьер, пошатываясь и поддерживая за руки экс-президента, вышли, стараясь остаться незамеченными. Вскоре машина Акаева выехала из территории посольства. Самые стойкие из папарацци дожидались на улице в надежде что-то заснять, но вряд ли им это удалось.

За два часа до этого, после окончания процедуры, пресса у входа не давала никому пройти, и в тот день на всех российских каналах засветились комментарии Каныбека Иманалиева и Ташкула Керексизова (с жутко искаженными именами и фамилиями), вышедших из посольства каждый по своим делам. Однако представители СМИ просили официального сообщения и спикера на выход. Но Омурбек Текебаев был не в настроении (наверное, чувствовал себя немножко палачом) и попросил меня, его советника, выйти к ним и сделать сообщение в качестве официального представителя (ввиду отсутствия пресс-секретаря). Российских телевизионщиков обрадовал мой оранжевый шарф, который они восприняли как символ. Впрочем, он и был символом. Хотя с гораздо большей радостью я носила его в дни украинской революции.

Наша, кыргызская, которую я так жаждала еще с 95-го года, была проще и сложнее одновременно. Она не случайно получила название разноцветной. Она, действительно, была разноцветной. По сути. Неоднозначной, многомерной, отнюдь не "бархатной". Оппозиция так и не смогла слиться в единый цвет. Мародерство омрачило радость долгожданной победы. За позорное бегство президента было стыдно всем кыргызам. В стане победивших углублялось непонимание. Все ждали, каким еще боком для страны обернется афоризм: "Революцию делают герои, а плодами пользуются подонки". Жертвой собственного героизма от рук подонков пал руководитель народного ополчения, чистый и мужественный Усен Кудайбергенов. Все грехи Акаева в одночасье отошли на второй план. Под прицелом общественности оказались первые ошибки новой власти. Но неучастие ни одного из членов нового правительства в похоронах Усена Кудайбергенова, грудью вставшего на защиту страны от мародеров, было больше чем ошибкой. Это было маленькое кощунство…

Акаев ушел, но станем ли мы жить лучше, чище, порядочнее? Богаче – это только в последнюю очередь. "В бедной стране жить можно, нельзя в бессовестной". Именно поэтому происходят революции.

"АГЫМ", 19 апреля 2005 г