Т.Мардонов - Ячейки "Хизбут-Тахрир" активно действуют даже в тюрьмах 10:32 30.05.2005
И в местах, не столь отдаленных...
Темур Мардонов
В исправительных колониях Узбекистана, имея налаженную связь с внешним миром, достаточно активно действуют организованные ячейки запрещенной исламистской партии "Хизбут-Тахрир" и религиозно-экстремистских организаций ваххабитского толка.
Вместо предисловия. Это не совсем обычное интервью было записано почти за два месяца до недавних событий в Андижане. Признаться, тогда автору этих строк утверждения жительницы одного из кишлаков в Хорезмской области показались маловероятными и даже, как иногда говорят журналисты, чьим-то преднамеренным "сливом" информации. Однако, теперь ее рассказ удивительным образом напоминает сценарий первого акта андижанской трагедии, начавшейся, как известно, с вооруженного нападения на местную тюрьму. В том, что моя собеседница знала, о чем говорит, сейчас убеждает и факт, который прежде вызывал некоторые сомнения. Чуть больше года назад по президентской амнистии она была освобождена из заключения в одной из колоний общего режима в окрестностях Ташкента, где провела около трех лет за хранение и распространение запрещенной религиозной литературы экстремистского характера. Хотя и утверждает, что осуждена была несправедливо. Но это, оказывается, не главное в ее исповеди…
Заявление 48-летней женщины, умеющей по ее словам "отличить белое от черного", - почти сенсационное. Оговорка "почти" здесь не случайна. Фанатизм радикалов-исламистов известен давно и вряд ли исправим даже в специальных "исправительных" учреждениях. Но вот в то, что "в местах не столь отдаленных" возможна какая либо их организованная, пусть и подпольная, деятельность верилось с трудом. Судя по многочисленным публикациям в СМИ за пределами страны и заявлениям правозащитников внутри нее, пеницетиарная система Узбекистана едва ли не самая жесткая и даже жестокая на всем постсоветском пространстве. Однако, Дармонджон (назовем ее этим именем) сама искала встречи с журналистом. По ее собственному признанию решение рассказать о том, что она знает об истинном лице и целях хизбутовцев и ваххабитов, пришло к ней не сразу. После долгих и нелегких размышлений о пережитом в последние годы она пришла к выводу о том, что это ее долг и даже предназначение перед Богом и людьми. - Заболев от переживаний, на зону я прибыла с острым неврозом, -. приступает к своему рассказу Дармонджон. - Потому сразу же оказалась в тюремной больнице. Там меня стали навещать две женщины, тоже из числа осужденных. Уже тогда они говорили, что у меня с ними общая судьба. Более обстоятельные разговоры с ними начались недели через три, когда я стала жить в отряде. Их очень интересовало: как и с чьей помощью я приобщилась к религии, а еще больше - почему была осуждена по "их статье". Постепенно наши беседы становились все более откровенными и, наконец, мне предложили стать членом джамоата - ячейки "Хизбут-Тахрира". Как оказалось, в зоне отбывали свои сроки около 30 женщин, как они говорили "политзаключенных". Примерно две трети из них убежденные и активные хизбутовки и ваххабитки. Но каждая из знает они лишь двух-трех членов своего джамоата и его руководителя – амира. В ответ на мои возражения о том, что я ничего не знаю ни о "Хизб-ут-Тахрире", ни ваххабизме, меня стали активно идейно просвещать. Рассказывали о всемирном исламском халифате и об этапах его повсеместного построения. Однажды даже показали брошюру "Идораи туплам" (в буквальном переводе – "административный сборник" – Т.М)… Первое, что мне показалось странным это то, что ваххобиты и хизбутчики почти открыто конкурировали между собой в борьбе, как они говорили, за "души" людей. Со мной, к примеру "работали" и те, и другие. Мне было интересно наблюдать за их "идейными" спорами, нередко кончавшиеся откровенными ссорами. Единодушны они были лишь в одном – в полупрезрительном отношении к обычным мусульманам. А ведь в колонии было немало по настоящему верующих женщин. В этой части своего рассказа Дармонджон обронила - "нажас". Так хизбутовцы называли традиционных мусульман. Слово это мне было непонятно, по крайней мере, на хорезмском диалекте никогда не слышал. Однако пояснить его значение моя собеседница наотрез отказалась. Позже, полистав старый академический словарь, мне удалось выяснить, что в переводе на современный цивилизованный язык оно означает …"дерьмо". В ходе нашей почти трехчасовой беседы Дармонджон подробно рассказывала также о своих религиозных спорах с активистками того и другого джамоатов, посвященных, в частности, тому, что противоставляют радикалы традиционно исламу. Отговариваясь своей духовной незрелостью, она отказывалась стать членом ячейки, но ее стали приглашать на своеобразные "открытые партийные собрания", не посвящая, однако, в детали готовящихся конкретных акций. А в колонии тем временем случались и чрезвычайные происшествия. - Через несколько месяцев я довольно близко сошлась с одной девушкой из Ташкента - продолжает Дармонджон. - Не имея ни образования, ни какой-либо специальности, после развода с мужем-пьяницей она с маленьким ребенком на руках оказалась не только без чьей-либо поддержки, но и вообще без средств к существованию и попала под влияние хизбутовцев. Вообще - это их отработанная тактика – сначала немного помочь человеку, оказавшемуся в безвыходной ситуации, а затем сделать его послушным исполнителем своих целей. Шахноза, назову ее так, тайком предупредила меня, что ни в коем случае нельзя вступать в джамоат, иначе уже не смогу самостоятельно распоряжаться своей жизнью. А управляют его членами не одни лишь амиры здесь в зоне, но и кто-то на воле и даже из-за рубежа. Тогда мне стали понятны слова Халимы - амира в хизбутовском джамоате, в который меня меня усиленно вербовали - о том, что о них знают и в Лондоне, Афганистане и почему-то в Ирландии. Оказывается, откуда-то оттуда ей периодически приходят письма. Пересылка каждого из них стоит 5 тысяч сумов. А деньги у них есть, даже доллары... От Шахнозы я узнала также о настоящих причинах беспорядков среди заключенных. Так, одной женщине приказали демонстративно пронести из столовой в отряд миску с кашей. В ответ на запрет дежурного офицера она должна была плеснуть в него этой горячей кашей. Когда ее за это отправили в карцер, еще около 8 женщин завязали драку с охранницами, били стекла в дежурной части. Причем все происходило в заранее определенный день. В тот же день, как похвасталась затем в своем кругу Халима, подобные беспорядки случились и в одной из ближайших мужских колоний, а еще через несколько были организованы пикеты протеста правозащитников перед зданием ГУИН (главное управление исполнения наказаний МВД в Ташкенте). Именно в организации и проведении беспорядков на зоне, неожиданно сплотились хизбутовский и ваххабисткий джамоаты, которые начали координировать свою деятельность в зоне. Однако, при этом, строго соблюдались "внутрипартийные" требования и сторонники двух течений не объединились в одно. Однажды и от меня потребовали подписать какое-то письмо, адресованное почему-то одновременно Каримову, генсеку ООН Кофи Анану и на радио Би-Би-Си. Я отказалась, но вскоре в колонию действительно приехали представители Минюста, представительства ООН в Ташкенте и журналисты. Халима и ее помощницы требовали от женщин говорить о том, что восстание произошло из-за невыносимого обращения с заключенными. Естественно, зона не санаторий, но и там можно жить, не роняя своего достоинства, если, конечно, не посягаешь на достоинство других. Со мной поступили несправедливо, но видно так было угодно Аллаху и я мечтала лишь о том, чтобы вернуться к своим детям. Об этом я и сказала, попросив микрофон у приехавшей корреспондентки.
По словам Дармонджон, за все время ее пребывания в колонии она три раза была свидетелем организованных подобным образом волнений среди обитательниц колонии.
- Рассказать обо всем этом я решила не только и не столько потому, что хочу задним числом оправдаться, - завершает она свою историю - В последнее время я много думала о пережитом и пришла к выводу, что сам Всевышний предопределил мне испытания, чтобы я могла предостеречь других мусульман от этих ложных "ревнителей истинного ислама".
Вместо послесловия. В Хорезме – самой маленькой по территории области Узбекистана и к тому же расположенной в противоположной Ферганской долине северо-западной части страны - нет исправительных колоний ни общего, ни каких либо других режимов. Правда, на окраине Ургенча, как и в других областных центрах, находится следственный изолятор. Местные жители все равно называют его тюрьмой, хотя, как нам удалось выяснить, арестанты здесь содержатся лишь на время расследования их уголовных дел. Может быть поэтому, хотя бы косвенно подтвердить или опровергнуть рассказ Дармонджон не удалось. Зато один из сотрудников правоохранительных органов на условиях анонимности сообщил: недавно стало известно, что захват печально известного теперь андижанского исправительного учреждения УЯ–64/т 1 тщательно готовился не только вне, но и внутри его …
|