Выступление Джумабоя Толибова на суде.
Примечание: Д. Толибов, заведующий отделом хукумата Айниннского района, журналист. Он был обвинен в хулиганстве, незаконном проникновении в жилище и превышении служебных полномочий. Судебный процесс по его делу прошел в июле текущего года в Шахристанском районе.

Последнее слова подсудимого.

Несколько дней длилось следствие в отношении меня. Меня обвинили в хулиганстве, нарушении права неприкосновенности жилища и превышении служебных полномочий. Но, я не считаю себя виновным, поскольку не совершил никакого преступления. Почему же в таком случае я сижу на скамье подсудимых?

Вначале я хотел бы ответить на этот вопрос. Я вновь повторяю то что сказал во время начала суда. Причина моего ареста – публикация нескольких статей в газете "Минбари Халк" с названием "Прокурор, распускающий руки", и "Кто является покровителем прокурора-драчуна?", а также в "Садои мардум" "Кто нас защищает?". После публикации этих статей прокурор Айнинского района С. Аъзамов занялся преследованием меня, взяв под наблюдение мой каждый шаг. Он встречался со всеми лицами, которых я когда-то критиковал на страницах печати, и искал повод чтобы обвинить меня в чем-либо. Понимая, все это я старался не дать такого повода.

Во второй половине 2004 года значительно увеличилось число жалоб на сотрудников правоохранительных органов. Жители района даже открыто говорили, что в этом виноват хукумат района. Преступления не раскрывались вовремя, люди не находили себе места. Поступали жалобы в адрес председателя Согдийской области, Генеральной прокуратуры, исполнительного аппарата президента. Разумеется, все это не могло не влиять на авторитет местной власти. После выступления президента на праздновании 80-летия возникновения таджикской прокуратуры, я пришел к выводу, что должен собирать факты незаконных действий прокурора района С. Аъзамова. Именно они стали причиной недовольства людей района.
Здесь возникает вопрос, а имел ли я основания для сбора подобных фактов? Да, я имел. В 30 статье Конституции РТ говориться, "Каждому гарантируется свобода слова, печати, свобода использования средств массовой информации".

Кроме этого, во Всеобщей декларации прав человека, к которой Таджикистан присоединился с 28 ноября 1993 года, Международном Пакте о политических правах граждан (Таджикистан присоединился к нему с 4 января 1999 года), Конвенция СНГ о правах и свободах граждан (Таджикистан присоединился с 11 августа 1998 года). Все эти документы дают право мне как гражданину свободно выражать свое мнение, искать и получать информацию.

Кроме этого, моей основной специальностью является журналистика. Я в 1984 году закончил факультет журналистики ТГУ и до 1994 года работал в печати. С 1987 года являюсь членом Союза журналистов СССР. На основании закона РТ "О печати и других средствах массовой информации" ( статья 2) каждый гражданин республики имеет право свободно выражать свое мнение и может распространять его в любом виде в СМИ. В 31 статье, части 3 этого закона журналисту дается право использовать все виды записи с использованием аудио и видео техники. Я использовал эти права, чтобы собрать факты о незаконной деятельности прокурора и записать их на видео.

В начале февраля этого года я под псевдонимом Д. Джураев написал заявление на имя президента РТ Э. Рахмонова и на имя председателя Маджлиси Милли М. Убайдуллаева. Я надеялся, что в этих высоких инстанциях обратят внимание на эти факты и я смогу предложить им видеоматериалы. Здесь возникает новый вопрос: почему я не обратился в вышестоящие инстанции прокуратуры РТ?

Дело в том, что я ранее в течение 8 месяцев обращался в эти структуру с жалобой на действия прокурора района, который избил меня в кабинете. Однако мои жалобы не имели никакого результата.
То что я написал письмо под псевдонимом имело две причины. Первая: если бы я подписался бы действительно под своей фамилией и именем, то мои жалобы не дошли бы до нужных адресатов. Второе, то что я опасался преследований прокурора.

Возникает другой вопрос почему я стал собирать факты о деятельности прокурора района? Моей единственной целью было показать, то что случайные люди наносят ущерб авторитету правоохранительных органов. Для реализации этой цели, я встречался с людьми разных профессий, которые прибыли в большинстве в хукумат района с жалобами. Результаты этих встреч я записывал на видео.

В начале марта текущего года мое заявление поступило из аппарата президента, Маджлиси Милли в Генеральную прокуратуру РТ и прокурор Айни занялся поисками его автора. Он вызывал и опрашивал много людей. Например, секретаря джамоата Рарз А. Хусейнова, жителя кишлака Фатмев С. Сафоева (их показания прилагаются). Приблизительно 11-12 марта 2005 года главный оперуполномоченный оперативной группы ОВД района Айни Н. Носиров пришел ко мне в кабинет и спрашивал меня о том встречался ли я Рустамовым Олимом и Бектураевым Саъдулло. 13 марта началась ссора из-за машины Н. Нарзиева, которая прежде лет пять шесть стояла неисправной и никто ней не вспоминал. 16 марта будто бы между мной и Н. Нарзиевым была драка. 17 марта главный оперуполномоченный оперативной группы ОВД района Айни Н. Носиров вызвал Нарзиеву Парвину в кабинет и составил заявление. Это подтвердил на суде сам Н. Носиров. Это также подтверждает сотрудник милиции Ш. Норов (ч1 ВУ -135 – 1 Ф). 18 марта Н. Носиров, следователь Ш. Худжакулов, оперуполномоченный ОДВ Козиев Н. прибыли для проверки заявления Нарзиевой П. в Испагн. Вместо объективной проверки они стали искать компромат на меня и мою жену. В этот день я устно обратился с жалобой к руководителю ОВД Айни. Проверкой заявления занимались лица, которые ранее участвовали в укрытии уголовного дела в Дижике. 19 марта 2005 года на меня в прокуратуре района было составлено два заявления от Нарзиевой Парвины о том, что я увез ее сестру в неизвестном направлении и будто бы избил ее дядю Нарзиева Нарзулло. При этом также присутствовали сотрудники ОВД Н. Носиров, Худжакулов Ш., Козиев Н., и Джумаев Х. свидетель Нарзиева Парвина в показаниях и при очной ставке сказала, что находилась у прокурора около 4 часов, и они говорили обо мне. Во время Навруза приблизительно 19-21 марта следователь Худжакулов Ш. поехал в один из районов Пенджикента, нашел сына моего дяди Солехова З. (который сопровождал меня в поездке в кишлак Хавзаи Боло) и спросил его причину поездки.

В этот же день 19 марта следователь ОВД Х. Джумаев возбудил против меня уголовное дело по обвинению в хулиганстве.
Приблизительно в 1730 19 марта сотрудник ОВД Н. Козиев забрал Нарзиеву Парвину, ее отца Нарзиева Ф., ее дядю Нарзиева Нарзулло и привез их в прокуратуру. Почему пострадавший не обратился в ОВД с заявлением? Это показывает, что прокурор был заинтересован в этом деле, и он его организовал.

В этот вечер, то есть 19 марта 2005 года в 2130 доктор Норов Сухроб (Ч1. ВУ. 43.44) проводит обследование Нарзиева Нарзулло и пишет заключение "… ушиб мягкой ткани мышцы верхней губы слева". Тогда почему в этот день Нарзиев Нарзулло не сказал, что ему был нанесен удар и по голове и что 16 марта я его ударил? В записи врача нет никаких указаний, на то что Н. Нарзиев получил ущерб 16 марта. Написано, что повреждение получено пять дней тому назад от известного лица. Заключение судебно-медицинской экспертизы написано на основании какой-то амбулаторной карты. В суде Нарзиев Нарзулло показал, что не лечился и не ходил к врачу. В действительности между мной и Нарзиевым Нарзулло не было никакой драки. В этот день 16 марта 2005 года он под предлогом того, что я забрал диски машины, назвал меня "номахрам". Я и сейчас не верю, что Н. Нарзиев и его мать Нарзиева Саидмо могут предъявлять мне претензии. Поскольку Нарзиев Нарзулло никуда не обращался с жалобой на меня.
Они сейчас находятся и действуют под влиянием Нарзиевой Парвины. Действительно, заявление о том, что я якобы ударил Нарзиева Нарзулло написала Нарзиева Парвина. Также заявление о том что я увез ее сестру в неизвестном направлении написал сама Парвина Нарзиева. Потом выяснилось, что она меня оклеветала.

Таким образом, история с машиной стала еще одним поводом, чтобы посадить меня на скамью подсудимых. Если это не так, то почему один день появляется заявление и без проведения каких-либо следственных мероприятий следователь Х. Джумаев возбуждает уголовное дело? Если нет никакой корысти, то на каком основании без никакого заявления 18 марта он собирает обо мне показания?

В суде свидетели Шорахматов Бахром и Шорахматов Хол показали, что сотрудники ОВД Козиев Н. и Носиров Н. заставляли Нарзиева Нарзулло и его мать, чтобы они выставили мне претензии. О том, что против меня пытаются возбудить уголовное дело я сообщал в прокуратуру Согдийской области: 24 марта 2005 года устно и 25 марта письменно. Изучение дела взял в свое производство помощник прокурора области по особо важным поручения С. Саидов. Одно время ему поручили проверить мое заявление, которое поступило из аппарата президента РТ. Он одновременно занимался, таким образом, изучением и заявления и дела. Когда он проводил проверку в Айни, Комилов Карим и Нарзиев Нарзулло уже помирились. Обо мне вообще не было никакого разговора. Во время очной ставки, Нарзулло Нарзиев и его мать Саидмо сказали, что не имеют ко мне претензий. Однако Нарзиева Парвина давая различные показания, старалась сделать меня виновным. Во время очной ставки она сказала, что не видела меня 16 марта. Одновременно в показаниях (ПП, Ч1 ВУ 50-51) она написала, что дядя ей сказал, что я якобы плюнул ему в лицо. О том, что я его ударил, нет и речи. Я выяснил, что 19 марта Нарзиева Парвина почти четыре часа находилась у прокурора района. И я уверен, что они обсуждали планы о том, чтобы привлечь меня к уголовной отвественности.
Во время проверки заявления, поступившего из аппарата президента РТ ко мне не предъявляли никаких претензий и в Пенджикенте. Хотя С. Саидов брал показания 4-5 апреля у Бектураева С. и Бектураева Р. и их дяди Олима. Однако этих показаний нет в деле.

Также я просил чтобы был выяснен вопрос о тех материалах которые были подготовлены в ОВД района о Парвине Нарзиевой и которые потом забрал прокурор. Таким образом, мы могли бы прояснить отношения между Нарзиевой Парвиной и прокурором. Однако моя просьба была отклонена на судебном заседании.

Во время следствия С. Саидов, на основе моего заявления, на месте, где я якобы совершил преступление, провел эксперимент. Полученные данные показали, что меня оклеветали и это С. Саидов выяснил. Однако не знаю, по какой причине следствие передали следователю прокуратуры Шахристанского района А. Султонову.

20 апреля 2005 года я встречался с А. Султановым. И я предупредил его, что прокурор района имеет ко мне неприязнь. И поэтому я просил его, чтобы он проверял заявление в ОВД района. А. Султонов мне не давал никаких повесток. Он даже не предупреждал меня, чтобы я покидал пределы района.

21 апреля я выехал сначала в Пенджикент, а потом в Душанбе, чтобы проверить результаты своего заявления. Также я хотел написать статью "Что такое преступление и кто преступник?" Однако меня на основе санкции прокурора района Айни от 21 апреля задержали 24 апреля. Неужели он не был заинтересован в том чтобы посадить меня под стражу? Конечно, был. Поскольку, начиная с августа 2004 года я писал статьи и заявления о его нарушениях.

И даже об этом деле я писал 25 марта заявление прокурору области о том, что прокурор района на основе неприязни возбудил дело против меня. По этой причине прокуратура области взяла дело в свое производство. Поэтому на каком основании прокурор района Айни дал санкцию о моем аресте?
Прокурор Аннинского района С. Аъзамов знал, что я кроме заявления еще подготовил видео и одну копию передал помощнику прокурора Согдийской области С. Саидову, а другую копию старшему советнику Генерального прокурора А. Холову.

Если бы я во время проведения видеосъемки совершил бы какое-то противозаконное действие, неужели я представил бы видеокассеты в вышестоящие органы прокуратуры?

Кроме того, 23 апреля я звонил из Душанбе уполномоченному Н. Носирову и в ОВД Аннинского района и говорил, что 25 апреля после визита в Генеральную прокуратуру я вернусь в район.
По этой причине прокурор района, использовав все средства и возможности, чтобы арестовать меня. Поскольку он знал, что мой визит к Генеральному прокурору не пойдет на пользу ему и его подельникам. Поэтому он и дал санкцию на мой арест, исходя из соображений личной выгоды.

О личных мотивах прокурора я несколько раз заявлял в прокуратуру Согдийской области. Однако они не были объективно проверены.
Следователь Шахристанской районной прокуратуры А. Султанов провел следствие односторонне и необъективно. Было очевидно, что он также заинтересован в том чтобы осудить меня, либо получил какое-то задание. Он принял дело в собственное производство 16 апреля. Однако, уже за один до этого, 15 апреля 2005 года он направил письмо исполняющему обязанности прокурора Пенджикентского района У. Хомидову, чтобы он переслал ему заявления Рустамова Олима и Бектураева Саъдулло. В действительности в Согдийскую областную прокуратуру поступило лишь заявление от Рустамова Олима (Ч2. ВУ -10). Напрашивается вопрос: откуда тогда взялось заявление Бектураева С.? С неба свалилось или с земли пришло? Откуда знал следователь А. Султонов что Бектураев Саъдулло написал заявление? В случае если оно еще вообще не существовало. Во время всего следствия Бектураев Саъдулло не разу не опрашивался. Однако тем не менее его признали пострадавшим. Следователь А. Султонов даже не принял решение о том, чтобы признать его пострадавшим. А в конце судебного заседания и Рустамов Олим и Бектураев Саъдулло не принимали участие.

После того как А. Султонов принял дело в собственное производство, он принял все меры чтобы осудить меня. В первых показаниях Нарзиева Сайера (Ч1 ВУ -29.31) написала, что 16 марта во время, так называемой ссоры между мной и Нарзулло она не была на месте конфликта. Эти показания она дала 19 марта 2005 года. Однако во время следствия А. Султонова она уже говорит, что была на месте конфликта и видела, как я ударил ее дядю. А показания матери Нарзулло Нарзиева Нарзиевой Саидмох написаны рукой Нарзиевой Парвины (Ч1 ВУ 156).
Насчет инцидента между жителями кишлака Дижик и Рустамовым Олимом и Бектураевым Саъдулло хочу отметить, что приблизительно 10-15 декабря 2004 года стали ходить слухи о нем, и председатель района дала мне устное указание разобраться с этим инцидентом. Давайте подумаем почему председатель района обратил внимание на этот инцидент. В условиях когда в 2004 году в районе было зарегистрировано более 50 преступлений, большинство из них был прекращено ввиду отсутствия состава преступления. В то же время эти события действительно имели место и все знают каким путем эти дела были прекращены.

Моя цель была изучение этого конфликта с точки зрения журналиста для профилактики преступности, а не проведение следствия или ревизии работы правоохранительных органов. Если бы я захотел проводить следствие, то я обязательно зашел бы в ОВД, чтобы изучить документы. Однако я всего лишь поговорил с пострадавшими. Я не говорил даже с участником этих событий Солеховым Солехом (Ч.2 ВУ. 203-205).
В январе я начал заниматься журналистским расследованием. В выходной день в начале января я поехал в джамоат Хурми Пенджикентского района, чтобы найти Рустамова Олима и Бектураева Саъдулло. Там я встретился с председателем и секретарем джамоата (Ч. 2 ВУ185-187). Если бы я занимался этим делом как юрист хукумата, то я обязательно сказал бы им, что я работаю в хукумате. Поскольку в джамоате Хурми я не нашел людей с такими именами и фамилиями я вернулся в Айни. Через несколько дней я выяснил, что Бектураев С. и Рустамов О. живут в кишлаке Хавзаки Боло. Поскольку это был рабочий день, я отпросился руководителя аппарата и 11 января я поехал в кишлак Хавзаки Боло. Я взял с собой сына дяди, который знает узбекский язык. Здесь мы пришли к директору школы. Дядя Олима привел нас к его дому. У него дома мы поговорили и с Рустамовым Олимом и Бектураевым Саъдулло. Если бы все это было бы насильственно, то, почему в этот день они не подняли шум, что этот человек насильственно заставляет нас давать показания? Или что я насильственно зашел к ним домой? Показания Рустамова Олима я взял у него дома, а показания Бектураева Саъдулло я взял у него дома. Их дома находятся в 500-600 метрах друг от друга. Почему Олим не пошел к Саъдулло и не сказал, что этот человек насильственно взял у меня показания, а ты ему не давай? А то что я беседовал с ними наедине, без свидетелей, это было только по их просьбе, чтобы их честь и достоинство не страдало.

Я мог бы с ними говорить в помещении школы, где были все условия. Однако я удовлетворил просьбу Рустамова. А сейчас говорят, что я нарушил неприкосновенность жилища. Но, факты говорят совсем о другом. Следователь А. Султонов проверив место пишет, что на двери есть крючок, при помощи которого я якобы закрыл дверь изнутри (Ч3, ВУ 124). Однако на видео отчетливо заметно, что на двери нет никакого крючка. Также во время видео Рустамов Олим несколько раз выходил и приносил хлеб и чай. К тому же, почему они во второй раз 15 января не сказали мне, что один раз ты брал показания у нас насильно, а сейчас мы тебе уже ничего не скажем.
Кто мешал Рустамову Олиму и Бектураеву Саъдулло взять соседей в свидетели и подать на меня тогда жалобу в вышестоящие органы?
Сегодня они говорят, что не знают таджикского языка. Неужели человека, можно за 15-20 минут научить таджикскому, чтобы потом записать его выступление на видео? Или кто может заставить человека рассказать ту страшную историю, которая произошла с Бектураевым Саъдулло, если бы она не произошла на самом деле?

Если человек пишет на бумаге, а потом то же самое повторяет на видео, то кто поверит, если он скажет потом через три месяца, что его заставили? Разве во время записи видны какие-то моменты, которые бы говорили о принуждении? Во время опроса Рустамова Олима на вопрос о том "как я его заставил", он не смог ничего внятно ответить. В действительности никто их не заставлял. Заинтересованные люди когда увидели, что я занялся этой проблемой и уже обратился в вышестоящие органы, стали оказывать давление на Рустамова Олима и Бектураева Саъдулло. Если это не так, почему 19 марта 2005 года против меня возбуждают уголовное дело, а 24 марта в Согдийской прокуратуре находят заявление Рустамова Олима? При том, что я с ними разговаривал 11 и 15 января 2005 года.
2 мая 2005 года я писал в Согдийскую прокуратуру заявление о том, что следствие идет односторонне и его надо поручить другому следователю. Однако в деле этого заявления нет.

8 мая 2005 года (Ч1. ВУ-190) следователь вместе с Искандаровой составил акт, о том что я не буду давать показаний без адвоката Вохидовой Ф. Во-первых меня с ним не ознакомили. Во вторых, в нем должны были быть четыре подписи. В этот день якобы следователь составил протокол моего опроса (Ч1. ВУ -191аз 08.05.2005) о том, что я отказался от дачи показаний. Однако в этом протоколе нет даже подписи Искандаровой.
10 мая 2005 года следователь А. Султонов опять пришел к нам. Я ему сказал, что пользуясь своим законным правом, я заявляю, что несогласен с тем как вы проводите следствие и написал об этом заявление. А. Султонов заявил, что это заявление не имеет оснований. Я сказал ему, чтобы он создал мне условия, чтобы я сделал заявление основательным. Он мне отказал. В этот день во время очной ставки (Ч2 ВУ 197-199) с Ш. Худжакуловым я написал, что до прихода другого следователя я не буду давать показаний. Однако А. Султонов продолжал как ни в чем не бывало выполнять свою работу.

А. Султонов в протоколе очной ставки с Кароевым Анваром (Ч2 ВУ 200-203) написал собственноручно, что я до прихода другого следователя не буду больше давать показаний. В этот день, то есть 10 мая я вторично написал в Согдийскую областную прокуратуру, о том что я не согласен со следствием А. Султонова и что нужно прислать другого следователя, чтобы он продолжил его работу.

11 мая А. Султонов опять пришел, чтобы провести очную ставку с Носировым Н. (Ч2 ВУ -206 -208). В этот также Султонов собственноручно пишет, что я не буду давать показаний до прихода другого следователя.
Уважаемый состав суда! Как можно все это оценить? Разве все это не является свидетельством того, что следователь А. Султонов был заинтересован в моем осуждении или в том что он получил определенный заказ? Если нет, то почему он не принял во внимание мои пожелания, и не поставил об этом в известность прокурора области?

После этого А. Султонов 1 июня встретился со мной, и предложил мне решение об обвинении. На судебном заседании А. Султонов сказал, что он ознакомил меня с решением по обвинению 1 июня. Почему он, согласно статье 83 УПК РТ, меня не освободил, поскольку не уложился в десятидневный срок предъявления обвинения? Хотя, в конце решения об обвинении, которое было принято 21 апреля 2005 года, он написал, что якобы следователь предлагал мне его подписать 30 апреля 20065 года, но я это сделать отказался. Это я отметил 1 июня (Ч п.п. ВУ). О том, что 30 апреля мне этот документ был предложен, скажу что это ложь. Если его слова правда, то почему он согласно статье 139 УПК РТ не создал мне условий, чтобы я написал о причине отказа от подписи. Или согласно требованиям статьи 149 УПК РТ не допросил меня? Хотя он 30 апреля он провел несколько следственных мероприятий. Таким образом, следователь объявил мне обвинение 1 июня 2005 года, то есть через 37 дней после моего задержания.

15 июня он объявил мне новое обвинение и допросил. Больше я следователя не видел. Он даже не ознакомил меня с материалами дела. Вообще в ходе следствия статьи 15 УПК РТ не были соблюдены и мои права, согласно статьям 48, 84, 119, 139, 149, 201 УПК РТ были нарушены.
Во время предварительного следствия мои показания о том, что произошло в Испагне 16 марта 2005 года не были проверены. Следователь только занимался всеми способами поисками моей вины. Он не принимал во внимание показания тех свидетелей, показания которых расходились с его целью. Например, в обвинительном заключении А. Султонов не принял во внимание показания Х. Нарзиева, поскольку он работает в бригаде сына моего дяди и вольно невольно якобы должен принять мою сторону. Однако может ли это обстоятельство быть основанием для такого решения? Также не были приняты показания Шорахматова Х., Комилова М., Кудратова У., поскольку они были мне близки. Однако почему следователь не пытался для выяснения истины встретиться с действительно независимыми людьми. А не сделал он этого по той причине, что хоетл меня обвинить. Ведь обвинительное заключение он предъявил мне на основе показаний одной семьи Нарзиевых.

Происшествие 16 марта 2005 года произошло светлым днем при большом скоплении людей. На судебном заседании независимые свидетели Ноебов Н., Нарзиева Х., Нарзиев С., Мирджалолов Ф. и другие сказали, что произошло на самом деле. Выяснилось, что я не совершал никакого хулиганства. И я надеюсь, что суд даст этому объективную оценку.
О том, что я превысил свои служебные полномочия и путем угроз и насилия взял показания у Бектураева с. и Рустамова О, а потом записал их на видео. А. Султонов так и не выяснил в чем состояла моя должность и каким образом я вышел за пределы своих служебных полномочий. Также он не выяснил, что я могу делать по своим служебным обязанностям, и кем я являюсь чиновником или госслужащим. В действительности я являюсь госслужащим, поскольку выполняю указания, и хотя работаю начальником отдела, но, не имею никого в подчинении.

В очередной раз я повторяю, что я в Пенджкенте с Бектураевым Саъдулло и Рустамовым Олимом я разговаривал как журналист. Показания для председателя района я взял у них только по той причине, что в первом квартале текущего года в Координационном совете правоохранительных органов и силовых структур должен был обсуждаться вопрос о состоянии преступности и ее профилактике во второй половине 2004 года и я был ответственным.

В дом Рустамова Олима и Бектураева Саъдулло я проник без какого-либо насилия. Если бы оно было, разве меня угощали бы там пловом? Также в обвинительном заключении говориться, что я при взятии показаний, использовал незнание таджикского языка со стороны Рустамова Олима и Бектураева Саъдулло. Но, все первые материалы, имеющиеся в деле, написаны на таджикском. Даже Рустамов Олим написал заявление об отказе от претензий на таджикском. Как это понимать, не знаю, что если дело в пользу следствия то все правильно, если во вред, то неправильно. На судебном заседании Носиров Н. И Козиев Н. говорили, что брали у них показания на таджикском.

Следователь А. Султонов постоянно пишет о незнании таджикского языка в обвинительном заключении. Однако он сам разговаривал с Рустамовым Олимом без переводчика (Ч2 ВУ стр. 214-215).

Уважаемый суд. Как можно все это понимать? Разве это не свидетельствует о том, что уголовное дело против меня возбуждено и доведено до суда исходя из личных целей. Вообще в прокуратуре Согдийской области это дело читали или нет? Неужели они мои неоднократные возражения против следователя А. Султонова просто не приняли во внимание?
Подобное клеветническое дело в отношении меня довели до суда. В конце концов нет ни одного независимого свидетеля, который дал бы показания о моей виновности. О том что я виновен в инциденте в Испагне свидетельствует одна семья, а о моей виновности в Пенджикенте две семьи. В остальном, ни один сосед, или незаинтересованное лицо не были опрошены. Во время моих двух поездок в Хавзаки Боло я встречался с многими людьми. Следователь мог бы их опросить, чтобы выяснить истину. Однако у него была другая цель. Я надеюсь, что суд даст всему этому объективную оценку.

Примечание: 29 июля решением суда Д. Толибов был приговорен к двухлетнему сроку заключения и лишен права занимать руководящие органы в течение одного года. Сам осужденный заявил на суде, что его обвинение связано с тем, что он опубликовал несколько критических статей о прокуроре Айнинского района С. Аъзамове.

Перевод и примечания Марата МАМАДШОЕВА
maratjon@mail.tj