Насколько социология социологична?

Совсем недавно на одной дискуссии я был свидетелем спора между людьми, проводившими разные социологические исследования примерно по одним и тем же вопросам. Я не имею права называть имена людей и название дискуссии по правилам ее проведения.
Проценты у них по вопросу о степени влияния тех или иных партий в Таджикистане были ощутимо разные. Они искренне спорили о научных методах и репрезентативности проведенных исследований. При этом возник вопрос о том, насколько искренне респонденты, то есть опрашиваемые люди, отвечают на вопросы анкеты. Между тем один из лидеров известной партии рассказал случай, когда один и тот же опрашиваемый человек совершенно по-иному отвечал на вопросы анкеты в зависимости от того, кто опрашивал. Одно он говорил в начале опроса и совсем другое, когда узнал человека, принесшего анкету.

Возникает вопрос: есть ли ответ на вопрос о причинах разноголосицы в социологических исследованиях и чем она вызывается?
На наш взгляд, речь здесь должна идти не о способах социологических исследований или о степени научности того или иного опроса и последующего анализа. Речь должна идти о более глубоких пластах социально-политических явлений, о характере менталитета и политической культуры населения. В этом аспекте наш менталитет значительно отличается от европейского. В Европе или США, как правило, респонденты однозначно выражают свое мнение, хотя и анонимно, однозначно отвечают на поставленные в анкете вопросы. Но так ли это у нас?
Менталитет, то есть склад мышления нашего населения формировался на протяжении не только прошлого столетия, а, ни много, ни мало, на протяжении сотен лет авторитаризма средних веков и ХХ века в условиях исторического давления политических ситуаций. Поэтому, на наш взгляд, у населения возникла своеобразная спасительная неоднозначность внешнего выражения своего отношения к возникающим вопросам в зависимости от различных ситуаций.

Случай с опросом, о котором я говорил выше, имел место в одном из горных районов нашей страны. Однако я сам был свидетелем подобного ментального проявления в Самарканде, куда я и двое моих друзей более 30 лет назад приехали познакомиться с городом. Вскоре оказались на территории обсерватории Улуг-бека. Мы тогда переживали подъем национального самосознания и нас волновал вопрос об идентичности самаркандцев. Не долго думая, мы спросили смотрителя музея о том, кто он по национальности. Видя перед собою незнакомцев, он сказал, что узбек. Я был разочарован, и мне тогда показалось, что смотритель слукавил. Так оно потом и оказалось. После долгой беседы на таджикском языке об истории и культуре смотритель музея вдруг прервал текущую тему и сказал, что он таджик.

Этот случай многолетней давности я привожу не для того, чтобы растеребить раны истории, но чтобы показать, что в нашей ментальности часто нет однозначных ответов на вопросы, которые ставит перед нами жизнь.
Между тем западные "инвесторы" наших социологов, заказывая анкетный опрос и анализ, рассчитывают на однозначный ответ на вопросы социологических анкет и соответственно делают однозначные выводы. Об этом свидетельствует то, что они очень часто обращаются к социологическим исследованиям в регионе и придают им огромное значение. Думаю, что на деле нет однозначности в ответах респондентов, и политической ситуации. Так примерно в этническом аспекте поступают таджики Узбекистана, такая же неоднозначная идентичность у таджиков Афганистана, которые и таджики и афганцы.

Справедливость требует и того, чтобы отметить существующую неоднозначность ментальности и у населения в Европе, где респонденты отвечают на вопросы социологического опроса в зависимости от позиций руководства фирмы или предприятия, на котором они работают. То есть, нет абсолютной разницы в ментальности на Западе и на Востоке. Однако заказчики социологических исследований не замечают существующих различий в менталитете, и, я думаю, делают выводы на основе ожидаемых результатов.

Наверное, здесь берут истоки непонимания западными политиками политических процессов у нас в Таджикистане и вообще регионе. Все это сказывается на политике, часто неадекватной существующим ситуациям. Часто они приписывают оппозиции чрезмерное влияние, которого в данных условиях нет. Это влияние возможно потом, если ослабнет система власти и когда начнет действовать принцип домино.

Точно также неоднозначна ментальность бюрократического аппарата в стране.
> Стоит власти немного ослабнуть и самые близкие и преданные ее элементы первыми ударят по руководству. Между тем так было всегда и везде. Например, в СССР, власть сама начала себя разрушать и только затем появилась мощная оппозиция, которая завершила полный развал.
На стадии завершения данной статьи мой товарищ заметил, что на Западе об этом известно и это называют ожидаемыми ответами. Однако ожидаемый ответ респондента это лишь слабая степень психологии авторитаризма и конформизма, существующих везде: готовности сказать то, что от нас ожидают. У нас же эта готовность вызывается ощутимыми последствиями, если ты отказываешься от конформизма.

Многозначная идентичность существует у всех – на всех континентах. Один и тот же человек одновременно является и душанбинцем, и таджиком, и среднеазиатом и все это друг другу не противоречит. Однако в нашем случае речь идет о существующей многозначной противоречивой идентичности, когда человек на самом деле не может быть и тем и другим, поскольку и то и другое взаимно исключают друг друга. Но он называет себя то тем, то другим в зависимости от ситуации. Это не характерно для людей, особенно гордых и независимых, отважных и бесстрашных, или для тех, кто находится в безопасности.

Между тем многие находятся в силовом поле данной неоднозначности, поэтому ее следует учитывать, не концентрируя излишне внимания политических исследований на социологических опросах и не считая их решающими и опорными в нашем регионе.

Неоднозначность менталитета означает готовность действовать по противоположным или, лучше сказать, по взаимоисключающим программам и ролям в зависимости от наступающей ситуации. Это сформированное трагической судьбой вынужденное лицемерие с целью выживания. Оно, например, было характерно для евреев на протяжении тысячелетий их трагической истории. Только при определенных исторических условиях они освободились от исторического лицемерия в сфере этнокультурной идентичности.

В условиях нашей региональной неоднозначности менталитета нужны совершенно иные подходы в политических исследованиях в отличие от тех, кто напирает на цифры и проценты.

Искандар Асадуллаев
доктор философских наук

"Народная газета" № 49 (19499) 7 декабря 2005 года